– Да?

Я задал свой вопрос, и он покачал головой:

– Мы сегодня уже наших самолетов не ждем.

– Так что же, этот рейс отложен по техническим причинам?

– Такого рейса нет в расписании.

Я уставился на него, он на меня. Потом он пожал плечами, хотел даже улыбнуться, но оказалось, что на это у него просто не осталось сил – слишком устал...

– Да как же, есть рейс, – сказал я неуверенно.

Он изобразил неподдельное изумление.

– В самом деле?

– Номер триста девяносто один, – сообщил я ему.

– Такого рейса не существует, – ответил он. – Уж я-то знаю, можете мне поверить.

Я по-прежнему пялил на него глаза. Голова работала плохо.

– Вы уверены? – переспросил я.

Он в отчаянии всплеснул руками.

– Уверен ли я? – Его задел мой вопрос. – Я здесь уже полгода, и ни разу ни один самолет "Люфтганзы" не прилетал сюда в ночное время. Их рейсы все утренние – с восьми пятнадцати.

Голова моя заработала чуть быстрее.

– Может быть, чартер?

– Сегодня у "Люфтганзы" нет чартера.

– А у других компаний?

– Этого я знать не могу. Обратитесь в справочную аэропорта.

Я покачал головой.

– Ганс Мюллер прибывает триста девяносто первым рейсом "Люфтганзы".

Тут управляющий затряс головой, провел пятерней по волосам.

– Говорят же вам, сэр, такого рейса в нашем расписании нет. Попытайте счастья утром. Ваш друг мог ошибиться.

– Спасибо, – буркнул я и пошел к двери.

Продираясь сквозь толпу пассажиров, я услышал, как репродукторы выкликают мое имя: меня ожидали у справочного бюро. Я еще энергичнее заработал локтями.

Янос поджидал меня у окошка справочной с коренастым бледнолицым мужчиной в очках с металлической оправой.

– Познакомьтесь, это Ганс Мюллер, – представил его Янос.

Мы пожали друг другу руки. Ладонь у Мюллера была твердой и грубой, взгляд отсутствующий, хотя он и улыбался, и говорил, что очень рад нашей встрече.

– Ганс прилетел раньше, чем должен был, – объяснил мне Янос, – другим рейсом.

Я не стал задавать вопросов: все равно правды не скажут.

– Извините, что доставил столько хлопот, – добавил Ганс, хотя по всему было видно, что ему на меня плевать.

– Ничего, – ответил я. – Фон Шелленберг мне за это платит.

Последовала неловкая пауза, затем Янос, кашлянув, сказал:

– Ну что ж, господа, поедем?

Мы отправились к машине, оставленной в дальнем неосвещенном углу парковочной площадки. Это была серая "тойота" с двумя дверцами. Янос сначала отпер ту, что для пассажира, потом обошел машину и сел за баранку. Я полез назад, и тут словно разрывная пуля угодила мне в затылок, я окунулся во мрак.

Когда я очнулся, машина неслась куда-то в кромешной тьме. Я валялся, как куль, на заднем сиденье, отчаянно болела голова. Густая липкая кровь сползла с затылка за воротник и вниз по спине. Я различил голоса.

– Его пушка у тебя? – спросил один.

– Ага, – отозвался второй.

Я попытался сесть. При этом острая боль пронзила меня, и я громко застонал.

– Очухался вроде, – сказал тот, что сидел рядом со мной.

– Не имеет значения.

Машина съехала с асфальта и задребезжала по проселку, запахло пылью. Я старался понять, за что они едва не прикончили меня, но дальше слова "почему" дело не шло.

Через несколько минут машина остановилась, распахнулись дверцы, и меня выволокли наружу. Мы были в лесу на пустынной заброшенной дороге. Ганс Мюллер прислонил меня к капоту. Голова шла кругом. Обогнув машину, ко мне приближался Янос. Вот и конец, подумал я.

Я хоть и ждал чего-то в этом роде, но к такой силы удару не был готов. Кулак угодил мне в живот, поднял в воздух. Меня точно вывернуло наизнанку. Потом я полетел в бездну, на самое дно ночи. Пыль набилась в рот. Ударом в ребра меня перевернули на живот, следующий удар пришелся по голове и словно оторвал ее от туловища. Удары сыпались градом, и я, вероятно, потерял сознание. Когда же наконец пришел в себя, то не мог вспомнить, где я; в затуманенном сознании звучали голоса:

– Ты едва его не прибил.

– Туда ему и дорога!

Я занялся судорожным кашлем.

– Живучий, ублюдок. Помоги мне оттащить его в кусты.

Они взяли меня за руки и поволокли с проселка в заросли. Огромным усилием воли я приоткрыл глаза и увидел мерцающие звезды. Эх, жаль, не умею летать. Глаза слипались, но я снова их раскрыл. Мозг отказывался умирать!

Откуда-то издалека доносилось шарканье подошв и голоса.

– Пристрелим его, и дело с концом, – предложил один.

– Без тебя знаю! – огрызнулся другой.

– Тяжелый, скотина!

– Трупы все неподъемные.

Тишина, только шорох и шарканье – это мои ноги волочатся по земле.

– Никогда раньше не кончал черномазого.

– И у меня он первый.

Голоса отодвинулись, зазвучали еще более бесстрастно.

– Он мне не нравится.

– Сейчас что-нибудь придумаю.

Я напряг мускулы – руки, как ни странно, меня слушались.

– Что у него за пушка?

– Тридцать восьмой калибр. Он ведь раньше в полиции служил.

Итак, меня волокут на убой, убийц своих я практически не знаю, их мотивы мне неизвестны – не могу даже ничего предположить. Скорее всего, меня с кем-то перепутали, приняли за другого. Ведь я просто-напросто безмозглый наемный телохранитель!

Хорош телохранитель, такого поискать! Если выберусь живым из этой переделки, впредь не то что чужим людям – родной матери не стану верить!

Они швырнули меня на влажную от росы траву. Я увидел две нависшие тени и впервые в жизни осознал, что такое смертельный страх.

– У меня есть нож.

– Давай сюда!

– Обожаю теплую кровь, так приятно обмакнуть в нее пальцы...

Мне снова заехали ботинком в живот, от жуткой боли я, казалось, переломился пополам. Темень обступила меня, готовясь поглотить в своей пучине, и тогда моя левая рука скользнула вниз, за отворот штанины, а сам я вознес страстную молитву господу – никогда ни о чем его так не просил...

Один из бандитов склонился надо мной, нащупывая яремную вену на шее. Он никогда еще не убивал черномазого, но мне вовсе не хотелось стать первым на его счету.

Вскинув левую руку, я выстрелил. Его голова откинулась, пробитая в упор пулей двадцать второго калибра, он рухнул на меня как подкошенный. Между тем я снова выстрелил из своей "кобры" и, скинув мертвеца, кое-как поднялся на ноги.

Услышав, что второй подонок улепетывает, с грохотом ломая кусты, я, превозмогая боль, устремился за ним в погоню. И почти тотчас услышал рев автомобильного мотора.

Прислонясь к дереву, я перевел дух. Где я, что со мной, зачем этим белым понадобилось убивать меня? Я несколько раз глубоко вздохнул. Мое израненное тело била мелкая дрожь, но от свежего воздуха в голове прояснилось. Я застрелил человека! Он мертв, а мне необходима врачебная помощь. Надо любой ценой добраться до ближайшего телефона!

Вот и проселок. Я снова остановился передохнуть. Шоссе где-то неподалеку, но я не помнил, с какой стороны мы приехали, куда идти. Была не была – сверну налево! В лесу было темно и тихо. Внезапно я ощутил лютую стужу. Асфальта все не было, но в конце концов я добрался до выезда на шоссе и различил рекламный плакат пепси-колы с указателем: "Лагерь бойскаутов "Роваллан"".

У меня сразу отлегло от сердца, появилась надежда: я прекрасно знал эту местность. Свернув направо, я пошел к железнодорожной станции Кибера. Было около одиннадцати часов, и станционный поселок уже спал. Я пересек железнодорожное полотно и по территории фермы Джамхури направился в сторону Нгонг-роуд. Время было позднее, никто не попался мне навстречу, только за заборами лаяли собаки.

Бензоколонка фирмы "Аджип" на Нгонг-роуд еще не закрылась. От нее, заправившись горючим, отъехала машина. Я вошел в круг яркого света. На колонке дежурили двое молодых людей. Увидев меня, они оторопели. Я объяснил им, что подвергся нападению и хочу позвонить в полицию. Но все равно они побоялись ко мне приблизиться и лишь издали показали на телефонную кабинку. Тут только я сообразил, что все еще сжимаю в руке "кобру". Я вернул ее в потайное гнездышко в штанине.