Стоп-кадр. Популярный технический прием

Когда она пришла впервые - эта усталость? Девять месяцев добровольного затворничества. Только ли необходимостью написать сценарий они были вызваны? Зачем обманывать себя? Он ушел в одиночество, как в монастырь, спрятался от жизни, которую вдруг возненавидел. Что-то надломилось в нем - тогда, на гребне успеха, когда еще жив был кинематограф и желание снимать кино казалось безудержным, нескончаемым. Вдруг опротивело все: съемочный конвейер, капризы артистов, зрители... Первый месяц затворничества он просто лежал на диване. Так называемая воля к жизни совершенно исчезла. Предчувствовал надвигающуюся катастрофу? Или сам же и навлек ее на себя? В мире кино не любят беззубых... Растратил драгоценный эликсир жизни, пятнадцать лет пробивая невидимую стену? Потерял себя? Заброшенный на орбиту успеха, оказался в невесомости? Утратил мышечную силу, лишенный привычного сопротивления обстоятельств? Могло ли так статься, что Бог даровал ему талант, живущий энергией отрицания? Да и был ли он, талант? Или дарована ему была страсть, часто очень похожая на талант? Насытилась, успокоилась - и уснула? "Господи! Не прошу милостей! Прошу понимания!" - крикнул однажды в пустой квартире. Кому? В Бога не верил... Лена покорно ждала. - Завтра... - тихо сказал Гера. - Давай все отложим на завтра... Встать в пять часов утра. Колесить целый день по городу. И вечером небрежно бросить на столик ресторана пачку денег. - Опять убегаешь?.. - спросила Лена. - Извини. Я в таком виде... - В гости ко мне ты можешь поехать в любом виде! Отправиться к Лене с пустыми руками он не мог. Прийти к женщине без цветов и шампанского? Гера многого стыдился в своей новой жизни, от многого отказывался, не в силах преодолеть привычек, стал нелюдим. Иногда усмешливо говорил себе, что человек - всего-навсего набор привычек... Можно было, конечно, подъехать к супермаркету, разыграть интермедию с утерянным кошельком. Как-то пережить унижение... Молчание становилось оскорбительным, он уже почти решился на отказ - как вдруг Лена сказала: - У меня сегодня день рождения... Дом, где она жила, стоял на Ленинградском проспекте. Огромная, мрач- ная особенно по ночам - ажурная каменная глыба, выстроенная в сталинские времена. Гулкий каньон подъезда. Лепное великолепие покрывал плотный слой пыли, утыканный горелыми спичками - следы развлечений пьяных подростков. На какое-то время эти дома стали популярны у "новых русских", они избавлялись от провинциальных и трущобных комплексов, выкупая и реставрируя бывшие апартаменты сталинских наркомов, превращенные со временем в коммуналки. Борьба с комплексами обрела вскоре другой, современный характер: в Москве выросли аккуратные городки, застроенные уютными европейскими коттеджами. Но тогда, в девяносто четвертом году, среди замызганных коммуналок то и дело появлялись бронированные двери с золочеными руч- ками - пуленепробиваемые ворота в рай... Квартира Лены отгородилась от лифтовой площадки двумя старыми деревянными створками, давно не крашенными. Это несколько утешило Геру, но спокойствия хватило ненадолго. Лена отворила створки - обнажилась вторая дверь, бронированная, сверкающая фигурными ручками. Белые стены, синий пол, огромное пустое пространство, заполненное воздухом. Черно-белая мебель выглядела игрушечной под высоченными потолками. - Маскируешься? - Приходится. - Давно ремонтировалась? - Год назад. - Финны? - Немцы. Не выказать удивления - очень просто. Представить, что попал в очередную декорацию. Да, обыкновенную декорацию для детектива по Стивену Кингу. - Тем, кто хорошо стреляет, видимо, щедро платят? - Платят умеренно. Работы много! Стеклянный столик. Фрукты в серебряной вазе. Французское шампанское. Слава Богу, что не купил в ларьке дешевку. - Я приму душ? Ты не возражаешь? - Сразу?.. - Ты стал ужасно церемонным. Что случилось? - Изменился. В худшую сторону. - Проверим! Три комнаты: небольшой кабинет, оснащенный радиотелефоном, факсом и компьютером; кухня, похожая на выставку современной бытовой техники; спальня. Гера открыл дверь, увидел просторную двухспальную кровать, светящуюся белизной, а над ней - свой портрет, цветной плакат-календарь, выпущенный когда-то издательским отделом Бюро кинопропаганды. Струилась вода в ванной комнате; портрет, обрамленный и убранный под стекло, улыбался победно и нагло. Фотография ему когда-то очень нравилась. Тогда откуда неожиданный холодок в спине? И отчего снова мутнеет хрусталик? В тридцать три года жизнь еще кажется бесконечной, ошибки - смешны и легко исправимы. В сорок пять уже понимаешь: времени осталось ничтожно мало, силы на исходе, надо выбирать, и выбор - невозможен, если верить, что существует совесть, что она - не выдумка проповедника... Десять лет назад Гера пожертвовал так называемой "личной жизнью". Ради чего? Ради маленьких раскрашенных кадриков, заполненных раскрашенными актерскими лицами? Во имя людской благодарности - мимолетной, капризной, так быстро обратившейся в забвение и неблагодарность? Да была ли она, жертва, если все прошло стороной: семья, дети, дом? Оглядываясь назад, в обратной перспективе свершившегося времени, Гера ничего не различал, кроме собственного заблуждения. Заблуждением были пронизаны мысли, поступки, чувства, оно имело имя, форму, плоть, его можно было вполне реально пощупать руками: кино... Отброшенная в сторону именем этого игрушечного бога, Лена исчезла до поры до времени, растворилась в прошлом - но осталась тень. Победить ее Гера так и не смог. Он был - или казался самому себе - достаточно сильным, он сумел отодвинуть эту тень далеко от себя и своих чувств. Но почти не было дня, чтобы тень - случайно, полузаметно - не напомнила о себе. Лицом в толпе. Знакомым силуэтом. Похожей улыбкой на телевизионном экране. Без боли. Без сожаления. Но всякий раз именно сходство с Леной отмечала притихшая память. Может быть, по этой причине какую-то нерастраченную нежность излучали с экранов его фильмы, привлекая зрителя?.. Или он опять ошибался? И совсем другое искал зритель в кинозале - тоску о счастье? Гера хотел быть счастливым - пусть и со стиснутыми зубами. Того же хотела страна, изготовившаяся к прыжку. Потом зверь прыгнул, удар могучих оттолкнувшихся лап разрушил прежнюю жизнь, потом было дерзкое приземление в пустоту, которую попытались заполнить, кто как умел... Обнаружилось, что тосковать о счастье - глупо, нужно просто быть счастливым, насколько возможно... Нерастраченная нежность обесценилась. Кинематограф вернулся на ярмарку, откуда и вышел. Снова стал балаганом, призванным развлекать и смешить. Фотография на стене, возникшая как бы случайно, - на самом деле столкнула Геру с самим собой десятилетней давности, с прошлыми иллюзиями; судьба в очередной раз подшутила над ним - или подала знак, слегка зашифрованный для посторонних?

Натурализм. Популярный художественный прием

Лис ввалился в "логово", рухнул на пол прихожей - лицом вниз. Окровавленные волосы прилипли к затылку, обнажили запекшуюся, покрытую грязью рану. - Лисанька, миленький, что с тобой?! - в ужасе крикнула Вера. Наивность и развращенность странным образом уживались в этой очень молодой женщине. Корж подобрал ее на улице полгода назад. Вера появилась в Москве из маленького белорусского приграничного городка, история последних двух лет ее жизни могла бы послужить сюжетом для дамского романа. Вера неплохо пела в школе, выступала на танцевальных вечерах, когда в городе появилась гастрольная рок-группа из Москвы. Попала в тусовку, которая всегда возникает вокруг больших концертов. Познакомилась с молодым человеком, он в гастрольной группе занимался то ли переноской ящиков с аппаратурой, то ли ее подключением к электрическим сетям. Молодой человек был ухватист, остроумен, сорил деньгами, в первый же вечер пообещал Вере пристроить ее на "подпевки" - и пристроил, к удивлению всего города. Неделю Вера топталась у дальних микрофонов на сцене Дворца спорта, в нужное время и в нужном месте подпевая солистам "йе-йе". Через неделю гастроли закончились, Вера уехала вместе с ансамблем в Москву, месяца три была счастлива, потом надобность в "подпевках" пропала. Молодой человек передал ее в другой ансамбль, классом пониже, работавший на ресторанной площадке гостиницы "Можайская", - а сам пропал навеки. В новом ансамбле ее пригрел художественный руководитель, немолодой бас-гитарист, пообещавший сольное выступление в ближайшее время; тем самым проблема жилья опять разрешилась, Вера переселилась к бас-гитаристу и снова целый месяц была почти счастлива, предвкушая начало московской карьеры. Тут вернулась с дачи жена бас-гитариста, скандальная истеричная особа, Вера мгновенно потеряла и жилье и работу. Возвращаться домой не хотелось - была уже "отравлена" Москвой, вечера в ресторане кое-чему ее научили, кое с кем познакомили. Кончились деньги. Теплым июньским вечером Вера вышла прогуляться к гостинице "Метрополь" вместе с новой подружкой Зией и встретила Коржа. Тот, что называется, "заглатывал" свободу, неделю назад оторвавшись от "зоны", где провел последнюю половину сознательной жизни. Корж искал любви, Вера - опоры, они сошлись. Корж оказался ласковым, щедрым, внимательным, впервые в жизни Вера почувствовала, что такое надежное мужское плечо... История Зии была похожа на историю Веры, с той лишь разницей, что Зия не пела, а танцевала, попала в ресторанный шоу-бизнес из города Казани и начала приторговывать телом, чтобы расплатиться за дорогой концертный костюм, сшитый в долг. Лис появился в компании последним. Корж выписал его из Челябинска, где они в свое время на пару "ишачили" в цехах тракторного завода, отбывая каждый свой срок. В Москве жилось весело, и, если бы не печальное происшествие с Герой, Лис был бы вполне доволен своей судьбой. Зия побежала в ванную, смочила полотенце, вытерла ему лицо - обнажилась еще одна ссадина, от удара головой о лобовое стекло. Зия вздрогнула, скомкала в руках мокрое полотенце, испуганно спросила Коржа: - Может, растереть его спиртиком? - Разотри... Допрыгался? - Корж наклонился к Лису, заглянул в глаза. - С-сука... Попал под монтировку... - Ласковый, значит, был клиент! Что, и пушку отобрал? - Не... помню... - Внутрь примешь? - Боюсь... - Ладно, отлежишься! - выпрямился Корж. - А то прими. Дрожишь весь. Лиса втащили в комнату, уложили на матрас, раздели. Зия торопливо поднесла ему стакан, Лис глотнул, раз, другой... Трогательное зрелище, если не знать, что вливали в Лиса спирт "Ройял". - Потеплело? - рассмеялся Корж. - Девчонки тебе мигом баню устроят! Бабы, помогите человеку отойти красиво! Зия и Вера послушно легли по обе стороны от Лиса. Он потянулся губами к Зие.