Целым рядом ведущих идей и стилистических принципов "Санта Крусу" близка пьеса "Граф Эдерланд", так что стоит пренебречь хронологией и, минуя на время три другие пьесы М. Фриша, обратиться к этой "страшной истории в двенадцати картинах". Это, пожалуй, одна из наиболее сложных и противоречивых пьес Фриша, не случайно она испытала наибольшее количество переделок - три. Отправной точкой для нее послужили две газетные заметки, приведенные в "Дневнике". В одной из них сообщалось, как ясновидец из варьете, приведенный в комнату исчезнувшего профессора, заявил, что отчетливо видит его под водой, но не может сказать где. Вскоре застрелившегося профессора действительно нашли на дне озера. Другую запись приводим полностью:

"Некий человек, добросовестный служащий банка, завершивший добрых две трети своей жизни, просыпается однажды ночью по нужде; возвращаясь обратно, он замечает в углу топор и убивает всю свою семью, включая стариков и внуков; никаких мотивов своих чудовищных действий убийца привести не может; предположения о его помешательстве не оправдались...

- Может быть, пьяница.

- Может быть...

- Или все-таки помешанный, только какой-нибудь скрытый.

- Наверное...

Наша потребность найти причину - уверить себя, что подобный хаос никогда нас не постигнет...

Почему мы так много говорим о Германии?"

Центральный персонаж пьесы - прокурор, он же мифический граф Эдерланд совмещает в себе оба эти мотива. В "Графе Эдерланде" словно продолжен отсчет вариантов, вероятных путей развития ситуации, обозначенной в "Санта Крусе". Сделано допущение: Пелегрин поддался уговорам Эльвиры, отказался от моря и авантюр и, последовав за возлюбленной, попал в наезженную колею размеренной, обыденной жизни. Одиссей остался в гроте Калипсо. Его жизнь теперь - труд и исполнение долга, долга перед порядком, который он презирал. Море романтическая стихия, полная опасностей и приключений,- отодвинулось в далекое прошлое; корабль с экзотическим названием "Эсперанца", напоминающим о временах Колумба, превратился в безобидную игрушку, водруженную на шкафу. Правда, сдвиг очевиден: действие вынуто из вневременного плана "Санта Круса" и приближено к современным условиям, снабжено множеством характерных признаков современной западной цивилизации. Но осталась прежней структура художественного видения, в которой совмещаются реальная жизнь и действительность сна, наличествуют фольклорные элементы - мотив феи, самого графа Эдерланда, лихой оргии угольщиков. Сохранились ведущие символы - ночи, снега, моря, к которым добавилось представление о бумаге (документ, протокол, дело, директивы, реляции и т. д.) как некоем самодовлеющем фантоме, властвующем в современном "бумажном мире". Воспроизводятся некоторые стабильные ситуации и даже отдельные словосочетания - что вообще очень показательно для художественной практики Фриша: некоторые фразы кочуют из одной его пьесы в другую, это своего рода словесные блоки, из которых бывший архитектор выстраивает свои пьесы-модели.

Особняк прокурора засыпает снегом, как и замок барона. Известие об этом приносит барону слуга, прокурору - служанка: "Снег все еще идет..." Снег опять знак беспредельной скуки и унылого монотонного однообразия. Символ механического отчужденного существования, он скрепляет три игровых плоскости пьесы, три зеркала, в которых отражается мертвечина неподлинной, нетворческой жизни. Особняк прокурора, камера убийцы (или банк - он не видит разницы) и избушка в лесу - три этажа одного здания, возведенного рутиной. Планировка всех трех этажей совершенно одинаковая. Убийца вводится фразой, в которой одно только слово-ключ - "снег". В лесу, где стоит избушка Инги и ее родителей, постоянно идет снег. По снежному бездорожью уходит - в ночь! прокурор, и снег становится изоляционной прокладкой между ним и прошлым его следы замело, и всякие поиски бесполезны.

Пьеса построена на отражениях двойников, равенство которых показано скупыми деталями, беглыми штрихами. У Хильды и Инги одинаковые светлые волосы; Инга и убийца в одних и тех же словах жалуются на скуку: прокурор и убийца совершают сходные немотивированные преступления, пользуясь одним и тем же оружием - топором; прокурор, Инга и убийца едят постылый и нудный гороховый суп; перед глазами прокурора и убийцы всюду маячат одни и те же прутья ("Весь мир - тюрьма") ; прокурор советует и жандарму и стражнику заняться разведением пчел; наконец, убийца, выпущенный на свободу, ночует у овдовевшей госпожи Гофмейер, то есть занимает место убитого им привратника, как бы отождествляясь с ним. Как современная машинерия штампует патентованную продукцию, так и современная западная цивилизация штампует унифицированных индивидов, полых людей с утраченной индивидуальностью, множество двойников - вот смысл этой зеркальной конструкции, весьма, кстати, распространенной в современной западной литературе.

Общество со всеми обыденными чертами буржуазности превращает прокурора в робота, его корабль - символ свободы - в праздную игрушку; выхолащивает душу и разъедает сознание убийцы; держит в пожизненном заточении Ингу; обезличивает других персонажей пьесы. Жизнь человека протекает в таком обществе среди строго нормированных возможностей, мнимых ценностей и призрачных надежд на всевозможные "эрзацы", вызывая постоянное чувство "несущественности" всего, чем занят человек, чем он живет и что он делает.

Труд и исполнение долга, служение порядку - вот внешние признаки ситуации сведенного к шаблону индивидуума, испытывающего жесточайший кризис своей индивидуальности. Но эти категории вовсе не абстрактны для Фриша, предмет его нападок - их извращенное воплощение в условиях буржуазного общества. В "Дневнике" он подчеркивает конкретный социальный адрес своей критики. Рассуждая о том, как в странах капитала на каждом шагу попирается достоинство человека, он пишет: "Если отец простой рабочий и его сын неизбежно должен стать простым рабочим, потому что он не может позволить себе ничего другого, никаких других попыток, то унижение человека здесь не в труде, не в характере его, а в том обстоятельстве, что у человека нет никакого выбора. Откуда возьмется в нем ответственность перед общественным порядком, если общество его подавляет и принуждает? Он жертва, даже если не умирает с голоду. Он никогда не станет тем, кем мог бы стать, и никогда не узнает, на что он способен".