Искать иголку в стогу наверняка сложно, но если очень хотеть и примерно знать где, то получится. Так же вышло и со мной, но скорей всего просто повезло. Случайно я услышал духов раньше, чем сам на них напоролся. Припал к земле, прополз вперед и увидел веселую картину: сидят четыре паразита у пусковой и весело так треплются. Сначала перепугался я зверски и покрыл себя последними словами - это ж надо было удумать, полезть одному в "зеленку", тоже мне, супермен! Искал, нашел, ну молодец, теперь тебе легче? И как ноги будем уносить?

Но чем дольше я за ними наблюдал, тем больше злился, и злоба прогоняла страх. Эти субчики так уверовали в свою безнаказанность, что и не думали уносить ноги или заботиться о своей безопасности. Полежал я минут этак несколько, набрался наглости да и снял их всех одиночными выстрелами, благо сидели недалеко друг от друга. Всего один и успел огрызнуться длинной очередью из китайского АКМа, да и то высоко и в сторону. Как сидели, герои, так и полегли почти рядышком. Только стрелок сумел метнуться за пусковую, да у одного нервишки слабенькими оказались - успел шагов пять по открытому месту пробежать, даже карабин не схватил, так жить захотел. Полежал я минутку: тихо, только стонет трус недобитый, да еще один молча скребет пальцами по земле. Потом отполз по кругу в сторону, вскочил и бегом на поляну. Собрал оружие в кучку к пусковой, из автоматов и карабинов затворы вынул - с собой, ножом раненых добил. Привязал к пусковой три гранаты, к кольцу одной - линек подлиннее, поближе несработавший РС подкатил. Туда же аппаратуру связи, передатчик импортный, предварительно со злости прикладом по нему шарахнув, спрятался за валун и - полетели клочки по закоулочкам.

Как выбрался к своим, полуоглохший и отупевший, - не помню, пришел в себя от того, что из руки у меня гранату без кольца выкрутили. Пока ребята меня на позицию доставляли, слегка очухался, способность соображать вернулась и такой страх придавил, что волосы дыбом. Больше всего на свете я боялся в плен попасть: никому не хочется, чтоб тебя живого на куски рвали или жарили. А тут сам сунулся, двоих солдат чуть ли не на верную смерть потащил, ну не дурак ли? Приволокли меня в модуль, раздели, а я говорить не могу, только трясет всего крупной дрожью.

Через некоторое время прилетел вертолет с нашим "куратором", старшим лейтенантом Марчуком и отделением десантников. Я окончательно в себя пришел, переоделся и вышел навстречу. Долго и сбивчиво, совсем не по-военному, объяснял Марчуку, что произошло. Слушал он терпеливо и молча, потом подумал долгую минуту и врезал мне в челюсть так, что метра два я пролетел да еще пару-тройку кувыркался. Таким ударам только завидовать можно - мастер.

Потом я сидел в комнате с примочкой на скуле, а он тигром ходил вокруг и по полочкам раскладывал, какой я осел. Выражался при этом так крепко, что если опустить нецензурные выражения, то получится, что он молчал. В целом же из его речи вытекало, что командир обязан думать, думать и думать, не терять головы, не лезть к черту в зубы, беречь и себя и людей, просчитывать обстановку и т.д., и т.п. Я вежливо и подобострастно кивал, не только из боязни опять получить по башке, но и потому что полностью был с ним согласен по всем пунктам. Сам не пойму, что на меня нашло? Эх, мне б не командовать, а самому подчиняться, глядишь, толку больше бы получилось. Если и дальше так пойдет, можно окончательно с ума спрыгнуть. Разнос завершился сомнительной похвалой за уничтоженную пусковую и пожеланием приобрести в ближайшем дукане на все имеющиеся деньги немножечко ума. Закончил старшой пламенную речь своей обычной фразой: "Не забывай, урод, что от тебя могут родиться красивые дети!"

За это время его скорые на ногу десантники под прикрытием вертолета сгоняли к месту стычки и принесли подтверждение и добычу - поврежденный взрывом карабин, уцелевший автомат, да пару снятых мимоходом германских противопехотных мин, которые мы приняли с благодарностью. То, что на месте взрыва никто не побывал, говорило не только о малочисленности группы, действовавшей против нас. Невооруженным глазом видны были наглость и беспечность. А происходит это от безнаказанности. Мы с Марчуком выслушали доклад старшего группы, думая об одном и том же. Потом он как-то виновато моргнул и развел руками: "Ну не хватает у меня людей! Да и далеко вы от нас сидите, ну что я могу?" Укорять десантников никто не собирался - не за что было. Они и так делали больше, чем могли. Поэтому я просто махнул рукой, обнял старшого и молчком повел к вертолету.

Когда улетели десантники, я собрался посмотреть забарахлившее зарядное устройство для батарей радиостанции, но тут подошел дежурный и огорошил вопросом: "Командир, обедать будешь?" Я глянул на часы и обалдело заморгал три часа дня! Всего-то, а мне казалось, что день уже шел к концу... Тогда мы не знали, что это сумасшедшее утро подарило нам всем пять дней мира и относительного покоя перед последними двумя сутками кровавого ада, в котором растворилось столько жизней.

***

Мы занимались своей обычной работой - рвали окопными зарядами скалы, крепили столбы, тянули заграждение. Часть людей каждый день я выделял на укрепление оборонительных позиций поста. Война - это не только бои, это и непомерный, изматывающий своей монотонностью тяжкий труд, отсутствие элементарных удобств. А стычки с врагом вырывают из рядов не только друзей и стрелков, но и рабочие руки, "человеко-часы". А работа остается и словно прибавляется.

Скоро едва заметно, но все же изменилась обстановка в эфире: добавились пара-тройка незнакомых позывных, стали включаться в разговоры новые части сарбозов. Наша радиостанция работала только на прием, выходить в эфир без особой необходимости мы не имели права, а границы этой "особой необходимости" никто не определял. Марчук прилетал по графику раз в неделю, если его орлы не засекали активности в нашем секторе, так что приходилось только догадываться об изменении обстановки вокруг нашей горы. По всему выходило, что готовится крупная войсковая операция, и меня здорово беспокоило, не забудут ли нас прикрыть? Хорошо, если не забудут, черт бы побрал эту секретность! Все равно каждый дух в округе уже знает, что у перевала сидит непонятное подразделение шурави.

Еще через четыре дня операция началась, муравейник разворошили. Никто нас ни о чем не предупредил, передвижения войск в своем секторе мы не заметили. Поэтому пришлось чесать макушку и готовиться оборонять себя самим. Пройти к нам можно было с флангов: по узкой и извилистой обходной тропе слева и по относительно прямой и широкой дороге справа. Дорога была самым слабым местом. Можно, конечно, еще лезть в лоб, через карниз, но это самоубийство. Зато через этот проклятущий карниз можно получить мину или заряд из базуки. А в живых к тому времени оставался 21 человек, считая меня.

На пятый день беспокойного затишья я приказал прекратить плановые работы и усилил посты. Предосторожность помогла - вечером на наш секрет на дороге напоролась разведгруппа духов, человек пять. Было еще довольно светло, и ребята одного подстрелили, да похоже еще одного подранили. Духи бой не приняли, отошли, бросив убитого и почти не огрызаясь; по пути отхода остались пятна крови. Далеко их преследовать мы не рискнули. Когда я пробрался на пост, старший наряда Сашка, мой бессменный помощник и телохранитель, отвел меня в сторону и добавил беспокойства:

- Странные духи, командир, трое одеты в камуфляж, у всех автоматы. Отошли грамотно, без спешки и суеты, патроны зря не жгут.

Ночь прошла беспокойно, периодически наблюдатели засекали движение на дальних подступах, хотя близко никто не совался и обошлось без стрельбы. Спать мне почти не пришлось, издергался весь. К утру не выдержал, снял с обходной тропы "Фару" и, выставив ее на карниз, направил в долину. Умный прибор тут же поймал три цели, в разных секторах и на разной дистанции, и все довольно далеко. Сменившийся к тому времени и всю ночь болтавшийся со мной Сашка тихо выругался и спросил: