-- Тридцать тысяч долларов?! -- воскликнула Элисон, широко раскрыв глаза.

Шамбрэн пожал плечами:

-- Тридцать тысяч -- это еще скромно. Орхидеи с Гавайских островов, особая еда из Австралии, Канады, Европы. Хор из "Метрополитен-опера" будет петь "С днем рождения". Личные подарки в виде золотых пудрениц и золотых зажигалок от Тиффани. Два оркестра. Еда, напитки, вина, чаевые. Да, тридцать тысяч -- это в обрез. И никаких налоговых поблажек. Мы организуем четыре или пять таких больших приемов в год, но они все для большого бизнеса, и на них идет огромная дотация.

-- Но что он сам получит от всего этого? -- поинтересовалась Элисон. -Если ему нет дела до людей...

-- Я должен напомнить вам, дорогая, что это большой бизнес. Мы работаем здесь с утра до вечера. Возьмите апартаменты Муна. Он заплатил за них сто девяносто четыре тысячи долларов. Восемь комнат, четыре ванных, терраса на крыше. Годовое содержание обходится ему в тридцать две тысячи. Подумайте только, какое имение вы могли бы купить за такие деньги. -- Шамбрэн вынул из ящика стола роскошно изданный буклет. -- Мы дорогие, Элисон, но зато единственные в своем роде. В этой брошюре описание апартаментов в отеле "Пьер". Полистайте ее. Вот, видите? Восемь комнат, четыре ванных -- сто две тысячи. Содержание -- двадцать три тысячи. А вот еще. Сто тридцать тысяч долларов за восемь комнат и пять ванных при годовом содержании в двадцать восемь тысяч. -- Он бросил

буклет обратно в ящик. -- Люди тратят такие деньги, Элисон, чтобы создать себе соответствующий имидж. Я допускаю, что вы не встретите такого человека на любом углу улицы, но их много и здесь, и за границей. Просто нам в "Бомонде" приходится иметь дело как бы с их концентрацией.

-- Вот это да! -- откликнулась Элисон. Шамбрэн причмокнул.

-- Знаете ту витрину меховых товаров -- в вестибюле? Еще до того, как вы у нас появились, там был выставлен маленький механический медведь. Он сидел за столиком, а перед ним стояла выпивка. Медведь совал нос в стакан, задирал голову, а потом снова опускал ее. Вы, наверное, видели подобные игрушки. Когда нос мокрый, голова поднимается вверх, а как только высохнет, снова опускается. Так вот, одна южноамериканская леди, стоящая возле меня, спросила, сколько он стоит. Я не имел представления об этом, поэтому спросил у продавцов в магазине. Сто восемьдесят четыре доллара и сорок пять центов, сообщили мне. С сожалением на лице я сообщил об этом леди. "Пожалуйста, пошлите двенадцать штук в Эквадор, ко мне домой, -- велела она как ни в чем не бывало. -- Я хочу порадовать моих внуков". И спокойно ушла, создав имидж любящей бабушки. Элисон, в этом бизнесе никогда не удивляйтесь большим суммам денег. Даже если услышите о чем-то особенно экстравагантном, то все равно тут же найдется другой, кто сделает что-то большее.

Она покачала головой:

-- По крайней мере, вы позволили мне представить мистера Муна. Какие же предложения я должна ему сделать?

-- Он сам точно скажет вам, чего хочет, -- ответил Шамбрэн. -- Обри Мун всегда знает, чего он хочет, и получает это. -- Его глаза сузились. -- Зная вас, моя дорогая, я не сомневаюсь, что вы справитесь с этим первым испытанием. И не думаю, что вы найдете Великого Человека привлекательным.

Элисон встала и засмеялась тепло, заразительно.

-- Я говорила вам когда-нибудь, что изучала в колледже джиу-джитсу? Нам твердили, что придется частенько прибегать к нему. -- Ее глаза потемнели. -Но я слишком скоро стала преданной одному мужчине, чтобы понять, были ли они правы.

Она вышла в приемную и буквально налетела на молодого человека, который стоял у стола секретаря Шамбрэна.

-- Извините, -- произнесла Элисон.

Она была высокой женщиной, и этот молодой человек доставал ей только до глаз. Но Элисон успела заметить, что они у него серые, с легкой сеткой морщин в уголках Было трудно сказать, сколько ему лет. У него были светлые, коротко подстриженные волосы, рот казался неприятно жестким, но только до тех пор, пока он не улыбнулся, -- тогда его лицо сразу стало теплым, полным юмора.

-- Не беспокойтесь, пожалуйста, -- ответил он. Говорит как англичанин, подумала Элисон, проходя по коридору в свой офис.

Глава 4

Босс Пьера Шамбрэна, далекий мистер Джордж Баттл, наверное, не умел мгновенно определить характер человека по его внешнему виду, но Шамбрэн после двадцати лет управления отелем "Бомонд" мог разгадать незнакомого человека так быстро, как никто другой. За многие годы он научился определять тип человека, даже если это не касалось отеля, практически без единой ошибки: вот эти люди -- бездельники, этим их средства не позволяют остановиться в отеле "Бомонд", а те беспокойные пьянчуги. Он издали угадывал жалобщиков и видел рэкетиров, которым "Бомонд" нужен только как прикрытие, и заранее знал, как они себя поведут.

Молодой человек с коротко подстриженными светлыми волосами и морщинками вокруг глаз, что говорило о том, что он много времени проводит на свежем воздухе и под солнцем, с твердо очерченным ртом и неожиданными смешинками в уголках губ, имел, по предварительному суждению Шамбрэна, только одну отрицательную черту. Цены в "Бомонде" -- сорок долларов в день за однокомнатный номер -- были немного высоковаты для него в обычных условиях. Если только он приехал не на короткие праздники.

Шамбрэн глянул на письмо, которое вручил ему молодой человек.

"Дорогой Пьер!

Я буду тебе глубоко признателен за любую помощь, которую ты окажешь моему другу, Джону Уиллсу. С наилучшими пожеланиями

Тони Вэйл".

Энтони Вэйл когда-то был помощником Шамбрэна в "Бомонде", а теперь стал главным менеджером отеля "Чадвик-Хаус" в Лондоне. Шамбрэн все понял, поднял тяжелые веки и улыбнулся Джону Уиллсу.

-- Как там Тони? -- поинтересовался он.

-- Первый класс, когда я его видел в последний раз, сэр. Голос у Уиллса был мягким и приятным. Говорил он как

англичанин, хотя и не совсем правильно.

-- Вы англичанин, мистер Уиллс?

-- Нет, сэр, американец. Родился в городе Колумбус, штат Огайо. Но большую часть жизни провел в Англии. Мой отец представлял там одну крупную резиновую компанию. Был лондонским менеджером. В начале прошлой войны вступил в британскую армию, а меня с матерью отправил домой. После войны мы вернулись обратно.