А ещё всех интересовал возникший накануне слух о поправках в тексте договора.
Телекамеры, как моськи, наскакивали на солидные фигуры спикеров обеих палат, но те только загадочно улыбались и приветливо кивали головами. Всезнающий Жириновский стоял с непроницаемым лицом и скрещёнными на груди руками, заинтересованно рассматривая роспись потолка.
Президенты, в сопровождении своих премьеров, пресс-секретарей и свиты, появились с получасовым опозданием. Расселись за столом. Засверкали вспышки.
Все ждали краткого вступительного слова, потом небольших выступлений первых лиц, последующего публичного подписания документов, покоящихся до поры в красных сафьяновых папках, неизменных исторических поцелуев, потом пресс-конференции.
Так, по крайней мере, было всегда. Но в этот раз всё произошло по-другому.
— Добрый день, дамы и господа, — почему-то мрачно объявил кремлёвский пресс-секретарь Ковров. — Сегодня мы присутствуем при историческом событии. При реальном объединении двух братских государств — России и Белоруссии. Союзный договор, работа над которым постоянно велась все последние годы…
Пока Ковров говорил, у Карновича возникло ощущение, будто он присутствует на выпускном вечере, и гордый медалистами директор рассказывает про их успехи актовому залу, с нетерпением ожидающему обещанную дискотеку. Ощущение это усилилось, когда так и не произнёсшие ни слова президенты дисциплинированно поставили подписи на историческом документе и мгновенно удалились, захватив с собой свиту и оставив Коврова для дальнейшего общения с аудиторией.
— Сейчас вам будет роздан подготовленный пресс-релиз, — сообщил по-прежнему угрюмый Ковров. — И давайте объявим перерыв, минут на тридцать. Через тридцать минут я буду готов ответить на ваши вопросы.
Зал пустел на глазах. Журналисты, получившие обещанный двухстраничный документ, пробегали его глазами, менялись в лице и летели к выходу, переворачивая стулья и лихорадочно нажимая кнопки на мобильных телефонах. Телекомментаторы выстроились перед своими камерами и, размахивая текстом пресс-релиза, начали передавать в эфир, что с этой самой минуты братские республики окончательно воссоединились, образовав единое государство. У этого единого государства будет свой парламент, который ещё надлежит выбрать, и он на своих заседаниях будет рассматривать очень важные вопросы, связанные с формированием единого правового пространства. Вмешиваться в компетенцию российского и белорусского парламентов он не должен, а вместо этого будет стараться сглаживать наиболее существенные противоречия в нынешних и будущих законах, доводя до республиканских законодательных органов сведения о наличии таковых противоречий.
Само по себе создание очередного отстойника для руководящих кадров с просроченной датой годности особого интереса не представляло и могло послужить лишь для того, чтобы в очередной раз позубоскалить. Тем более, что и всем прочим институтам вновь созданной великой державы отводилась похожая роль. Например, Верховному суду союзного государства придавались кое-какие черты Страсбургского суда: ежели кого справедливо и по закону посадят на его родной территории и все возможности для дальнейшего разбирательства окажутся исчерпанными, то можно обратиться в союзный суд, не покидая при этом отведённое место лишения свободы. То же и с прокуратурой. Если какой-нибудь проворный, но не шибко умный житель Белоруссии надумает укрыться от правосудия на российской части нового государства, то у него ничего не получится. Потому что союзная прокуратура организует правильный обмен документами, а потом на месте беглеца вычислят, задержат и водворят куда надо.
Но вот дальше уже шло такое, от чего у акул пера и шакалов жанра округлились глаза и непроизвольно приоткрылись рты.
После традиционных заклинаний о нерушимой суверенности обеих республик, единении братских народов и так далее одной строчкой следовало скромное упоминание о целесообразности паритетного подхода к финансово-денежной политике нового государства.
Именно это и было камнем преткновения на многотрудном пути объединения, на который первыми вступили Ельцин и Лукашенко. Все эти годы белорусы требовали распределить эмиссионную нагрузку между обоими Центробанками, справедливо опасаясь, что братская Россия, подтянув все под себя, начнёт печатать ровно столько рублей, сколько ей самой потребно, а к нуждам равноправного партнёра отнесётся без должного понимания. Россия же с достаточными основаниями полагала, что если доверить печатание денег братской Белоруссии, то та обрушит всю рублёвую зону со скоростью, зависящей только от производительности печатного станка.
Беспрецедентный характер сделанной Россией уступки предполагал, естественно, наличие некоего противовеса, который не замедлил обнаружиться в следующем же абзаце.
На время неизбежного переходного периода президентом союзного государства становится действующий президент Российской Федерации. При этом свои теперешние полномочия он с себя слагает. Вернее, уже сложил, ибо договор вступил в силу минут десять назад, в момент подписания.
Есть какие-то тонкости с ратификацией всеми палатами обоих парламентов, но за этим, если иметь в виду расстановку политических сил, дело не станет.
— Вот оно что, — сказал Карнович Дженни, которая уже выбросила в Интернет первый текстовый файл, наговорённый ею в микрофон мобильного телефона. — Вот оно что… Называется это — государственный переворот. Очень изящно сделано. Сели, подумали, договорились, подготовились как надо… Что особо надо отметить — недовольных не будет. Всем выгодно.
— Почему?
— Потому что. Президент — теперь уже бывший — наконец добился обещанного: получил почётное назначение. Ему хорошо. Всем партиям, включая Восточную Группу, даётся возможность побороться за президентское кресло в России. В рамках закона, без всяких силовых приёмчиков. Журналистам, пиарщикам, политтехнологам — просто подарок. Они сейчас своё материальное благосостояние так поднимут… А то застоялись.
— Вы считаете, что в России будут новые президентские выборы? — Дженни включила диктофон.
— Обязательно. По закону. А пока… — тут Карнович хлопнул себя по лбу. — Я же только сейчас сообразил. Дженни! Записывай. Предсказание будущего. Называю фамилию следующего президента России и готов заключить пари. Моя ставка… — он задумался и решительно объявил: — Десять тысяч долларов. Больше просто сейчас нету. Следующим президентом России будет ваш хороший актёр и мой красный матрос, нынешний председатель правительства Рогов Федор Фёдорович.
Дженни решительно замотала головой.
— Это невозможно! Его никто не знает. Он… Как это… Не-изби-раем, — выговорила она по слогам трудное русское слово.
— Хотите принять пари?
— Нет. Я не азартная.
— Да что вы говорите? Впрочем, правильно делаете. Если выключите диктофон, объясню, почему правильно.
Дженни послушно нажала кнопку и приготовилась слушать.
— Именно он будет, по закону, исполнять обязанности президента до выборов. Следовательно, в его распоряжении уже сегодня колоссальный административный ресурс. Раз.
Его заявления насчёт кавказской проблемы однозначны — надо воевать. Эта война станет невероятно популярной и будет работать на него. Два.
Ни одного сколько-нибудь влиятельного генерала, который мог бы вступить в игру, в Москве сейчас нет, они все в Чечне, и будут там скакать по горам, пока не поймают последнего международного террориста. Это занятие, поверьте мне, на всю жизнь. Уж я-то Кавказ знаю. Три.
И ещё. Тут все строят гипотезы — куда запропастились наши великие олигархи? Чего это их всех вдруг в провинции потянуло? А у меня своё мнение есть, и чем больше я думаю, тем сильнее в это верю. Наши нувориши с самого начала были в курсе всей этой затеи, и сейчас спешно готовят в регионах будущую президентскую кампанию. И деньги сейчас туда идут бешеные, и инициатива уже захвачена. Так что Восточная Группа, или кто там ещё захочет потягаться за Кремль, могут отдыхать. Это четыре.