Человек отчертил ботинком крест на грязном полу, подвинул табурет, сел и снова примерился. Да, так все будет нормально. Теперь надо разобраться с фургоном. Водитель сидит внутри и ведет себя смирно. Даже если он и выскочит сразу после выстрела, то сначала спрыгнет с подножки, а потом должен будет сообразить, откуда стреляли. Если он герой, то побежит вокруг фургона… На все это уйдет время. Хуже, конечно, если и фургон, и «мерседес» из одного, так сказать, таксопарка . Тогда не исключено, что внутри фургона как раз сидит охрана, отсутствие которой уже начинало беспокоить.

Человек поправил темную вязаную шапочку, вскинул карабин и стал внимательно изучать заднюю дверь фургона через оптический прицел. Снаружи она была закрыта на железный засов, в петле которого висел внушительных размеров замок. Судя по всему, замок была полном порядке. Вряд ли кто посадит в фургон вооруженную охрану и намертво запрет ее снаружи. Хотя.. чем черт не шутит. Но тогда водитель фургона, минуты за две до появления клиента, должен подойти и открыть дверь. В этот момент его ниоткуда не будет видно, к придется начать с него.

Человек посмотрел на часы. Десять двадцать восемь. Пора. Он упер карабин в плечо, приложился к прицелу и стал ждать.

Клиент наконец появился и уверенно направился к «мерседесу», оказавшись в перекрестье прицела. Киллер навел карабин на левую сторону груди клиента, потом решительно поднял прицел выше. Задержал дыхание, досчитал до трех и нажал на курок. Аккуратно положил карабин на мешковину, бросил рядом вязаную шапочку, взял пакет с бутылкой и, стягивая на ходу перчатки, исчез за ведущей на улицу дверью. Через несколько минут трамвай уже уносил его по направлению к трем вокзалам.

Проехав одну остановку, убийца выскочил из вагона, немного постоял у газетного стенда, а когда трамвай исчез из виду, сел в припаркованный неподалеку «Москвич» и по мобильному телефону доложил, что заказ исполнен.

Юное дарование

Марк Цейтлин в детстве подавал очень большие надежды. Как и полагалось мальчику из не богатой, но и не бедной еврейской семьи, ему были созданы все условия. Марка пытались учить скрипке, однако неудачное падение с велосипеда, приведшее к серьезному перелому правой руки, поставило на этой затее крест.

Тогда ему наняли учительницу французского, которая обнаружила у мальчика незаурядные способности к языкам. Реализации этих способностей помешала специфика французского произношения одной согласной. То есть у Марика с этой спецификой проблем не было. Но семья проживала в пролетарском районе, и когда Марик общался во дворе со сверстниками, характер этих контактов, во многом обусловленный различиями в фонетическом строе языка, зачастую вызывал у мальчика далеко не положительные эмоции. Когда количество отрицательных эмоций превысило критический уровень, Марик наотрез отказался от занятий французским.

Это был поступок. <,p>Белла Иосифовна и Наум Семенович испробовали все без исключения меры воздействия, за исключением, конечно, непедагогичных, но сломить ребенка не смогли. С учительницей пришлось расстаться. А было тогда Марику всего семь лет.

В течение некоторого времени в семье царил разброд. Никто не понимал, что делать с ребенком дальше. Но тут в Москву приехал дядя Володя из Свердловска, родной брат Беллы Иосифовны, по профессии школьный учитель математики и в прошлом фронтовик. Дядя Володя поселился у Цейтлиных, мгновенно покорил Марика рассказами о войне и обучил игре в подкидного дурака. Именно дядя Володя как-то за чаем сказал Науму Семеновичу:

— Знаешь, Нема, а у мальчишки определенные математические способности.

— С чего это ты взял? — поинтересовался Наум Семенович. — Они цифр-то не знает.

— Знает, — с полной ответственностью заявил дядя Володя. — А если хочешь убедиться, я тебе сейчас покажу одну штуку. Марик! Иди сюда!

Марик вышел из другой комнаты. Дядя Володя достал из буфета колоду карт.

Наум Семенович не считал карточную игру, тем более в подкидного дурака, каким-то особым пороком, но играть ему приходилось редко, а уж мысль о том, чтобы сесть за карты с собственным сыном, ему вообще никогда не приходила в голову. Выигрыш Марика в первой партии Наум Семенович воспринял спокойно. Когда же было сыграно шесть партий, оказалось, что Марик выигрывает с роковой неизбежностью. Если же он проигрывает, то выигрывает дядя Володя, и никак иначе.

— Вы сговорились, — констатировал шестикратный дурак, оставшись в седьмой раз с третью колоды на руках.

— А вот и нет, — возразил дядя Володя. — Я тебе обещал кое-что показать.

Сдаем еще раз.

Когда около половины карт ушло в сброс, дядя Володя спросил:

— Марик, какие карты на руках у папы?

У Наума Семеновича было девять карт. Марик безошибочно назвал семь из них, а у двух оставшихся определил масть. Дядя Володя передал свои карты Науму Семеновичу.

— А у меня?

Точность результата была той же.

— Ну как? — поинтересовался дядя Володя у Наума Семеновича.

— Не может быть, — сказал потрясенный отец. — Давай по новой. Эксперимент был проведен еще трижды, причем в третий раз — в присутствии вызванной с кухни Беллы Иосифовны.

— Володя, — спросила Белла Иосифовна, когда Марик был отправлен спать, — а почему ты все-таки думаешь, что у него будет хорошо с математикой?

— А потому, — авторитетно ответил дядя Володя, — что я его учил, как держать карты в руках, как класть их на стол и что старше чего. До того, чтобы их считать, он додумался сам и делает это лучше меня.

В результате дядя Володя, с общего согласия, взялся развивать математические способности Марика. Способности действительно были. Всякого рода занимательные задачки Марик щелкал как орешки, не пренебрегая при этом и отработкой чисто технических приемов. В результате, определение момента встречи двух пешеходов или степени наполнения бассейна не вызывало у него никаких трудностей, что и определило впоследствии школьную часть его биографии. На уроках арифметики, а потом алгебры и геометрии, Марику было решительно нечего делать. Все контрольные работы он писал мгновенно и если, вместо ожидаемой пятерки, получал четверку, то только из-за погрешностей оформления и арифметических ошибок, поскольку на такие мелочи Марик внимания не обращал. По два раза в год его посылали на математические олимпиады, откуда Марик неизменно возвращался с наградами. Один раз про него даже написали в «Комсомольской правде». К середине восьмого класса Марик был вполне готов к тому, чтобы сдавать вступительные экзамены по математике в институт.

Забегая вперед, скажем, что математика из Марка не вышло. Вышел человек, хорошо владеющий определенной математической техникой. И суть не в том, была в нем потребная для математического гения божья искра или ее не было. Как говорится, посеешь характер — пожнешь судьбу.

Во все последующие годы жизнь Марка складывалась по одной и той же схеме.

Выбиралась некоторая область деятельности, которая, по тем или иным причинам, представляла для него интерес. Выбор этот, как и в истории с математикой, происходил зачастую по воле случая. Поскольку способности у Марка, как уже говорилось, были действительно незаурядные, и подкреплялись они удивительным упорством, то Марк довольно быстро выходил в избранной области на рубеж, который давал ему ощутимое превосходство над окружающими, после чего терял к повышению квалификации всякий интерес. Так было с математикой, где накопленная в молодые годы эрудиция соответствовала второму курсу мехмата — этот уровень так и остался неизменным во все академические годы. Марк начал играть в шахматы, дошел до какого-то разряда и остановился, потому что у всех знакомых он выигрывал, а большего ему нужно не было. Когда он смог купить машину (поначалу это был подержанный «Запорожец»), то сжигал по баку бензина ежедневно, осваивая технику вождения. В итоге Марк научился обгонять каждого, кто ехал в одном с ним направлении, однако по-настоящему классным водителем все же не стал. И так далее.