- Люди злы.

Эту ночь он спал спокойно. Каждый час Кристина склонялась над ним со свечой в руке, и лицо его во сне хранило все время выражение покоя. Он умер перед рассветом.

Маленькая комната, полная чада, дыма и запаха пота, показалась Маркэнду невыносимой после прерии. Не этого он искал. В Лоуэне, который привел его сюда, было что-то свежее, привольное. Он смотрел на огромного Поля Вуда, чье имя ему казалось смутно знакомым... главного "злодея" многих забастовок; и особенно при его мальчишеской живости жуткими казались его глаз с бельмом, его рука с бесформенным обрубком на конце. Он смотрел на Стива Гру, местного лидера; тонкие губы, хитрые и угрюмые, посасывали сигару; голос словно все покрывал лаком... Этот человек ему не нравился. А Лоуэн, который говорил о новом социальном строе, который привел его к этим людям, Ларри Лоуэн...

В этот день Маркэнд долго шел по прерии, держа в руках хлеб миссис Шилл, борясь со своим отвращением; шел возбужденный, опьяненный победой над своим отвращением. От долгого голода он чувствовал озноб и слабость. Потом он съел яблоки и хлеб; возбуждение улеглось. Он увидел поле золотое спокойное море, текучее, как небо; и ступая по нему и сознавая это, он как будто сливался с неподвижной красотой мира. Скоро он устал; и тогда мир распался на части. Поле - сжатое поле, на котором прежде зрела рожь; небольшие наросты на земле - дома и амбары; сам он - Дэвид Маркэнд. Заходящее солнце всосало в себя свет; иссушенный день потемнел. Маркэнд повернул на восток - там ночь; и там дом. Снова он ощутил мучительную боль, рожденную вестью о смерти сына... там, на Востоке.

Он стоял перед решетчатым забором; к калитке прибита была дощечка: "Берегитесь собаки"; за решеткой виднелся фермерский дом. Предупреждение пришлось кстати: будничная опасность нападения собаки поможет забыть о темнеющем востоке. Маркэнд толкнул калитку. Огромный дог угрожающе присел на задние лапы, поджав хвост, скаля зубы. Маркэнд двинулся к дому.

- Ну, без глупостей, - сказал он собаке. - Позови своего хозяина.

Собака глядела на него, но не трогалась с места.

- То-то же. Позови хозяина.

Собака вдруг вскочила и залаяла. Высохший, как мумия, старик приоткрыл дверь амбара. Собака замахала хвостом. Старик вышел во двор. У него было маленькое, высохшее, как у мумии, личико; только красные глаза слезились.

Сидя с ним за столом, Маркэнд ел за троих, а старый фермер увлеченно рассказывал ему о своей жене, которая скончалась два года тому назад - как раз десятого января будет два года. Пятнадцать лет она хворала; последние пять лет до смерти пролежала неподвижно в постели. Он ходил за цыплятами, за свиньями, за коровой, за огородом; он держал дом в чистоте, так, как она любила. Пока он рассказывал, а Маркэнд ел, казалось, что женщина и сейчас еще лежит в соседней комнате. Ни одно окно в доме не было открыто; в воздухе стоял тусклый запах разложения. Старик ни о чем не спрашивал гостя, он говорил о своей жене. И набивая желудок (с тех пор как он узнал о смерти Тони, первый раз он ел вволю), Маркэнд вдыхал спертый воздух, наполненный воспоминанием о покойнице. В одной из комнат нашлась для него удобная постель; но когда Маркэнд попытался открыть окно, оказалось, что оно забито наглухо. Он уснул глубоким сном, словно его положили в одну могилу со стариком и покойницей.

- Оставайтесь на денек-другой, - сказал ему поутру старик, - это вам ничего не будет стоить. - Он еще не все рассказал о своей жене. Но Маркэнд тосковал по прерии. Он еще раз поел и принял от старика завтрак, завернутый в коричневую бумагу. Старый фермер стоял в дверях осиротелый словно оттого, что он лишился слушателя, которому мог рассказывать о своей умершей жене, она умерла вторично. Дог замахал хвостом, заскулил и ткнулся в руку Маркэнду своей теплой влажной мордой.

Он шел по дороге; в мире, неизмеримо далеком от дома покойницы, стояло бабье лето. Дорога лежала прямая, как шест. В полдень впереди показалась крошечная фигурка; она все росла и превратилась наконец в юношу без шляпы, который весело распевал на ходу.

- Добрый день, - сказал Маркэнд.

- И вам того же, - сказал Ларри Лоуэн. - Куда путь держите?

- Не имею ни малейшего представления.

Лоуэн рассмеялся; Маркэнд увидел блестящие зубы и глаза, живые и быстрые. Он предложил ему половину своего завтрака.

Лоуэн сказал:

- В миле отсюда есть отличное местечко, там приятно будет расположиться пожевать.

Они пошли рядом. Лоуэн пел, Маркэнд молчал, пока они не дошли до ручья, обрамленного ивами и миртами. Они уселись на траве. Ноябрьское солнце так пригревало, что Маркэнд вспотел. (Он все еще был слаб, хоть и не сознавал этого.) В коричневом свертке оказались цыпленок, ветчина, пышки и яблоки.

- Недурной ассортимент, - сказал Ларри. - Где это вы запаслись?

Маркэнд рассказал ему о старом фермере.

- Роскошно. Мы к нему возвратимся ночевать. Дорога, по которой вы шли, ведет в Лэнюс. Нужно вам в Лэнюс?

- А что такое Лэнюс?

- Лэнюс - это уголь. Вам он не нужен, не так ли? К тому же там забастовка.

- Кто бастует?

- Уоббли...

Маркэнд молча ел. Потом сказал:

- Похоже на название болезни.

Лоуэн удивился:

- Вы никогда не слыхали об уоббли?.. Об ИРМ?.. Индустриальные рабочие мира?

Маркэнд продолжал смотреть на него непонимающими глазами.

- Вы тоже ИРМ? - спросил он.

- А как же! - сказал Лоуэн. - Но только угольные копи - это не по моей части. Слушайте, а вы кто такой?

- Я из Нью-Йорка... Всю жизнь сидел на теплом местечке. А потом нашло на меня что-то, я смылся - и вот бродяжу.

- Что ж, видно хорошего человека. - Лоуэн хрустнул цыплячьей косточкой и принялся высасывать мозг. В его черных глазах почти не было видно белков... как у оленя. - Но послушайте! Вам бы надо знать про уоббли.

- Расскажите мне.

- Слыхали вы когда-нибудь о борьбе классов?

- Каких классов?

Лоуэн засмеялся.

- Да вы, должно быть, вывелись в инкубаторе, а? Никогда не слыхал о борьбе классов! - Он откусил сразу пол-яблока. - Надо бы вам знать, приятель, что мир делится на два класса: хозяева, у которых есть все, и мы, у которых нет ничего.

- Это я знаю, хоть, правда, никогда особенно не задумывался над этим.