Он поднялся по ступеням крыльца.

- Заплатили за это? - Огромный сапог ткнулся в пол перед тарелкой Берна.

- Посмотрите на дрова, - резко ответил Маркэнд.

- И уберите ногу, - сказал Берн.

- За словом в карман не полезете, я вижу. - Он подошел к двери и отворил ее. Женщины не было в кухне, девушка сидела все на том же месте. Теперь, под взглядом мужчины, она встала со своей скамьи. Маркэнду и Берну были видны плита и навес над ней сбоку, небеленая стена позади. Рука мужчины на дверной задвижке задрожала. Девушка стояла неподвижно, и мужчина вошел, закрыв за собою дверь...

Они шли по дороге молча до тех пор, пока дом не скрылся из виду.

- Заметили вы амбар? - сказал Берн. - И лестницу на сеновал снаружи? За все наши труды должны же мы получить кров на ночь. Как вы думаете?

- Мне не нравятся хозяева.

- А что нам до них? Мы искупаемся вон в том ручье и, когда стемнеет, воротимся прямо в амбар, не пожелав им спокойной ночи.

Луна светила в дверь сеновала; он тянулся во всю длину амбара и был почти пуст. Берн закрыл дверь; теперь луна просеивалась сквозь дырявую, как решето, крышу.

- Идите в тот конец, - сказал он, - смотрите не провалитесь в дыру.

Они собрали сена и улеглись. Почти тотчас же Маркэнд услышал ровное дыхание Берна. Ему еще не хотелось спать; он вглядывался в омытые луною тени стропил, он был счастлив. Хорошо было лежать без сна, чувствуя себя счастливым. - Нарядное голубое одеяло на моей медной кровати дома... Лучший комфорт, - решил он, - это внутреннее спокойствие. И здесь я почти достиг его. Но оно в Берне, не во мне, в Берне оно так сильно, что передалось и мне. - Он стал дремать. - С этим человеком я отдыхаю. - Вдруг он замер, схватив Берна за руку. Кто-то поднимался по лестнице.

Дверь сеновала отворилась и снова захлопнулась. В бледной тьме обрисовался чей-то силуэт. Это была женщина. Она всхлипывала. Берн высвободил руку и дотронулся до руки Маркэнда. Молчите! - говорил его жест. Женщина присела на солому, продолжая всхлипывать. Всхлипывания прекратились, но она дышала тяжело. Она застонала, пошевелилась, потом вдруг ее дыхания не стало слышно. Она сдерживала его. Тогда они услышали то, что слышала она: снова кто-то поднимался по лестнице.

Дверь раскрылась, и огромная тень мужчины вместе с луной ворвалась на сеновал. Он сразу увидел женщину и набросился на нее.

- Нет, нет! - Она старалась приглушить свой голос. - Я буду кричать! Я разбужу маму!

- Кричи!

Они боролись. Вдруг борьба утихла. И послышался прерывистый шепот мужчины:

- Пусти, Джейн! Я хочу... Пусти, Джейн! Никто не узнает. Я пошлю тебя учиться, как ты хотела. Пожалей своего отца. Джейн... Джейн...

Казалось, девушка перестала шевелиться, и снова послышались всхлипывания. Берн вскочил и бросился к ним. Фермер метнулся к двери и соскочил по лестнице вниз.

Берн и Маркэнд стояли над девушкой, и в раскрытую дверь струилось на нее сияние ночи. Лицо ее было в крови, платье порвано, но она лежала и спокойно смотрела на них.

- Бегите скорей отсюда, - сказала она, - он сейчас вернется с ружьем.

- А как же вы? - спросил Маркэнд.

- Обо мне вы не думайте.

- Вставайте, - сказал Берн.

- Бегите скорее отсюда. Он сейчас вернется с ружьем.

- Вот и вставайте.

- Обо мне вы не думайте.

- Вы пойдете с нами, - сказал Берн.

Она лежала не двигаясь и смотрела на него. Ее лицо было серебристо-серым в бледном свете, на щеке темнело пятно, и волосы клубились черным дымом. Ее шея и грудь были серебристо-серы; только глаза жили. Она лежала молча.

- Не бойтесь нас, - сказал Берн. - Вы в беде, а мы не причиним вам вреда.

- Не стоит, - сказала она. - Вы лучше бегите скорее.

Внизу послышались шаги, взад-вперед, неторопливые шаги сумасшедшего, лишенные целенаправленности. Берн нагнулся и взял ее за плечи.

- Не спорьте с нами, пожалуйста, - сказал он.

Они услышали треск огня.

- Он поджег амбар, - сказала девушка без волнения в голосе.

Берн подхватил ее безжизненно поникшее тело на руки.

- Идите вы первый, - спокойно сказал он Маркэнду. Внизу вспыхивали языки пламени, солома шуршала. Когда они спустились по лестнице, амбар вдруг встал из ночи, охваченный пламенем. Раздался выстрел, кто-то дико закричал. Вдвоем поддерживая девушку, они нырнули в тень сарая и побежали полем вдоль дороги.

Никто не гнался за ними, они были в безопасности. Ручей, в котором путники купались несколько часов тому назад, по-прежнему журчал в молчаливом обрамлении ив.

- Все целы? - засмеялся Берн. - Сколько пути до ближнего города? Вам нужно поспать в постели.

- Мне ничего, - сказала девушка. - Я спать не могу. Я хочу идти.

Они вернулись на дорогу и пошли.

- Вы еще не устали? - каждый час спрашивал Берн.

- Я хочу идти.

Наконец они увидели густую сосновую рощицу на невысоком холме у дороги.

- Свернем, - сказал ласково Берн, - всем нам нужно отдохнуть.

Вершина холма была плоская, и земля гладкая, как шелк. Рассвет брезжил между стволами деревьев. Они стояли втроем в кругу вздыхавших ветвей. Мужчины подостлали свои пальто девушке; мужчины легли рядом с ней.

Был вечер. Они проснулись все трое сразу, когда солнце с запада проникло под ветви деревьев, где они спали. Они дошли до ближайшей деревни, купили съестного и для девушки кое-что из вещей и оттуда спустились к речонке, в полумиле от дороги. Их голод утих. Костер догорал, и небо на востоке посветлело в предвестии луны.

Девушка заговорила:

- Скажите же мне, кто вы такие? Меня зовут Джейн Прист.

Ее слова, как радостное и гордое согласие женщины, сняли покрывало сдержанности с обоих мужчин. Теперь Маркэнд смотрел на нее и видел ее. Она была высока ростом; ее худощавое тело с угловатой и хрупкой грацией вытянулось на земле. Светлые глаза придавали гармоничность крупным чертам ее лица. Голос у нее был хриплый. Это была девушка печальная, зрелая и иссушенная не по годам: ей было не больше двадцати.

- Мы не хобо, - ответил Джон Берн.

- Я так и думала.

- Мы с Севера. Приехали сюда за делом. Вот это - Маркэнд. Его дело в том, чтоб все понять... я хочу сказать - о жизни и о себе. Для этого он отказался от выгодной работы, хотите - верьте, хотите - нет. Мое дело в том, чтобы помочь жителям Юга встать на ноги - после того, как я познакомлюсь с характером края... и, говоря жители, я думаю и о белых, и о черных.