Женщина взяла у него с рук пакеты, улыбнулась настоящей, хищной улыбкой и снова скрылась в салоне джипа. Протектор похлопал его по плечу, и, по-прежнему, не говоря ни слова засунул ему в карман сложенную пополам купюру. Крупную купюру. Свят хотел было запротестовать, но Протектор уже сел на водительское место. Джип заурчал и мигнул стоп-сигналами. Исчез за поворотом. И только тогда Свят заметил выходящего из темноты переулка пошатывающуюся фигуру. Рука легла на кобуру.
- А я все смотрел, как он... Ишь, на отдых, стало быть. - Фигура приблизилась, превратилась в мужчину лет пятидесяти с нашивками урядника на шинели.
От урядника несло перегаром, Свят невольно поморщился и расстегнул кобуру. Словно не замечая его упреждающего жеста урядник икнул, рассмеялся дробным смехом и подошел еще ближе:
- Я, сынок, выпить куплю себе и домой, домой пойду. Hо сначала скажу тебе, сукин ты сын, что не след так унижаться. Схавал подачку, да? Съел и не подавился? Да пусть он хоть сам Перфект будет, или еще кто, выше... Hо ты, ты свою форму на ливрею швейцара не меняй. Hет, ты смотри на меня, сынок, я наелся и войной и миром. Хлебнул порядочно, но ни разу подачек ни от кого не принял. Потому и без медалей с орденами хожу...
Свят отступил на шаг и вытащил "Пустынника" из кобуры.
- Ладно, ладно. Я куплю выпить и домой... - Урядник достал удостоверение и помахал им перед носом Свята, - Вот, вот моя волшебная книжечка. Отворяй ворота, служивый.
И снова зашипела дверь, как рассерженный кот, приоткрылась, и свет хлынул на улицу. Свят пропустил урядника внутрь и следом зашел сам. И вспомнил...
Такой же стерильный свет с потолка. Глаза медбрата над марлей повязки смотрят безо всякого интереса. Свят поднимает голову и видит мешки, пластиковые мешки вокруг, а в них безобразные куклы желтого цвета. Куклы с человеческими глазами. Свят узнает свой голос:
- Глаза... Почему им не закрыли глаза?
И медбрат бурчит что-то себе под нос, заставляет снова лечь Свята на жесткую кушетку и запускает ему в вену бесцветную жидкость. И все плывет, все качается перед ним... Он только слышит странные слова, смысл которых не понимает.
- Снова пластик... тащить не будем... и за давлением смотри... снова пластик, пластик...
От воспоминаний его отвлек нарастающий шум разговора.
- О, урядник, иди сюда, иди... - Один из офицеров махал деревянной культей, заменяющей ему руку. Перчатка сиротливо лежала под столиком, как черный испуганный зверек.
Урядник втянул голову в плечи и, так и не дойдя до прилавка, повернул к бару:
- Господа офицеры отдыхают? Приятный вечер, господа.
Его сморщенное лицо растянулось в улыбке. В улыбке, глядя на которую, хотелось плакать. Его грязные полуботинки, казалось, сами тащат его к столику, а он все продолжал бормотать:
- Господа, как сегодня вам погода? Какими судьбами в наш тихий городок?
Его резко оборвал офицер без руки:
- Иди сюда, крыса тыловая, нальем стопку, чего уж там, иди.
Урядник остановился, на дрожащих ногах обернулся и посмотрел на Свята. Сделал еще шаг к офицерам, пошатнулся и оперся о стул.
- Давай, сучара, иди, расскажи, как ты тут девок-революционерок зажимаешь, пока мы себе уши отмораживаем в гребаной пустыне.
Военные засмеялись, и громче всех смеялся тот, с протезом. Он, продолжая смеяться, нагнулся за своей перчаткой и тут урядник закричал...
В таком огромном и пустом помещении его крик испуганно заметался, крик искал выход и не мог найти:
- Врешь, падаль, я таких как ты сопляков расстреливал на месте, таких...
И на выдохе крика кинул легкий пластиковый стул, покрашенный в белую, омерзительно белую краску. Стул ударил офицера по загривку, тот упал под стол и захрипел.
Бешенные глаза урядника заметались в поисках чего-то известного только ему. Взгляд зацепился за Свята. Бледное лицо, старое... Белое, белое как пластик, как... как... черт побери, пистолет не вытащить из кобуры, никак не вытащить из тесной как мир кобуры. "Пустынник" вцепился в кобуру, ему хорошо в своей норе. Тянется вечность, взрываются в зверином реве вояки, кидаются вперед, а Свят все тянет свое оружие, тянет вверх и в бок. Вот, сейчас...
Hа урядника смотрит черный глаз пистолета. Hе мигает. Молчит урядник, молчит и Свят, а два офицера налетают сзади, валят урядника на пол, заламывают ему руки. А урядник молчит. Молчит и зачарованно смотрит в дуло пистолета. Шумно дышат люди в форме, рвут одежду в лоскуты, возятся на полу. Бьют короткими злыми тычками в лицо, в живот. Поднимают урядника на ноги, ведут его к выходу... И Свят медленно плетется за ними, открывает дверь, пропускает их на улицу, следом выскакивает безрукий, держится за шею и матерится, выкидывая пьяный воздух толчками из своих прокуренных легких. Сзади перешептываются ночные продавщицы, но Свят плохо их слышит. Он вообще почти ничего не слышит, только чувствует как тот самый осколок оживает внутри, под сердцем, бьется вместе с сердцем, живет вместе с ним...
Вот, посмотрите, дверь шипит, делит мир на две неравных части. Там, снаружи, темно, страшно и воют звери. Сверкают мигалками, взрыкивают на поворотах. Один из этих зверей везет отсюда прочь избитого урядника и трех пьяных и веселых офицеров. А Свят стоит у монитора, одной рукой держит "Пустынника", а другую прижимает чуть ниже сердца. Он боится, что коготь пластикового зверя может вырваться наружу и упасть на стерильно чистый пол магазина.
29.11.01, СПб