Японские каратэ-дзюцу и каратэ-до несут в себе некоторые черты духа и этоса средневекового рыцаря. Фунакоши прибегал к выражению «мидзу-но кокоро», означавшему «состояние ума, подобное водной глади», чтобы подчеркнуть важность успокоения ума перед лицом неожиданности или опасности. Здесь образно говорится о том, что спокойный ум, подобно неподвижной воде, в точности отражает происходящее вокруг. Поэтому тот, кто достигнет такого умственного состояния, будет психологически и физически готов к любому повороту судьбы. Но Фунакоши не оригинален в этой мысли, ибо она вытекает из сонма метафизических представлений о фудосин (невозмутимый ум), вполне обычных для японских мечников в XVI и XVII веках. Другое любимое выражение Фунакоши своими корнями уходит в традиции средневекового рыцарства: «цуки-но кокоро», иначе «ум подобен луне», где отражается необходимость сохранять постоянную бдительность. Как незатененная тучами луна освещает своим светом все вокруг на земле, так и ум должен высвечивать все, что окружает тело. Такое состояние ума в классических воинских искусствах выражается понятием «дзансин», функционирующим в рамках более общего представления Кан-кэн футацу-но кото, восприятия посредством глаз и интуиции.
Накаяма Масатоши, будучи учеником Фунакоши в 1931 году, свидетельствовал о жесткой дисциплине своего учителя в соответствии с принципом «цуки-но кокоро». Фунакоши был скор на расправу со своими учениками, случись им ослабить бдительность. Во время занятий он мог наградить смачным пинком или ударом тех, кто забывал о правильной осанке. Даже за стенами додзё он оставался требовательным учителем. «Он мог неожиданно выбить из рук прямо в лицо миску с рисом у тех учеников, которые держали ее так, что ослабляли свою защиту», — говорит Накаяма, — «и, не причиняя вреда ученику, показать, как противник может воспользоваться неправильным обращением с палочками, чтобы с их помощью сжать горло едока». Фунакоши никогда не терял бдительности. «Даже находясь на улице», — вспоминал Накаяма, — «он никогда не заворачивал за угол, держась близко к стене дома, а проделывал широкий круг, чтобы избежать неожиданностей».
Забота Фунакоши о практической стороне самообороны никогда не перерастала в выпячивание значимости физической техники. Столь важным, как и техника, для Фунакоши был сам процесс обучения, когда столкновение с препятствиями должно развить у учащихся настойчивость в достижении целей и тем самым способность в преодолении трудностей. В этом смысле занятие каратэ-до предстает для Фунакоши жизненно важным делом и во многом напоминает религиозные доктрины даосизма, когда необходимо противостоять природе; занятие является средством, благодаря которому ум и тело совершенствуются, а жизнь продлевается.
Всякий раз, когда у него интересовались мнением относительно каратэ-до, Фунакоши неизменно характеризовал его как систему обороны, но укладывающуюся в рамки концепции кобо-ити, где хэн-о, иначе реакция на грозящую опасность, включает наряду с сэн-но сэн, высшей формой проявления наступательной инициативы, и го-но сэн, низшую форму, в зависимости от обстоятельств. Более всего Фунакоши желал, чтобы его последователи не ввязывались в распри, но если они будут вынуждены, то отвечать на угрозу нападения должны естественно, инстинктивно и спонтанно. И все же Фунакоши считал, что каратэ-до служит воспитанию характера и конечной целью занятий является самосовершенствование, что заложено в самой основе классического подхода к до. Максимы, которых придерживаются в додзё Японского Союза Каратэ, выражают самые высокие чаяния Фунакоши в отношении каратэ-до:
характер;
искренность;
нацеленность усилий;
корректность;
самообладание.
Мало контрастирует с концепцией каратэ-до Фунакоши и явно противостоит многим каратэподобным системам идеология, разработанная после смерти Фунакоши Кониси Ясухиро, основавшего в 1934 году Синдо Сидзэн-рю. Кониси занимался и у Фунакоши, и у Мотобу Тёки. Для него даосская философия жизни является основой всего обучения. Он поясняет свою мысль: «Люди часто прибегают к слову „покорять“. Когда скалолаз достигает вершины горы, он тотчас говорит, что покорил такую-то гору. И если человек выдерживает испытание холодом и жарой, он говорит, что преодолел внешние условия. Все это чистое заблуждение. Что действительно можно считать покорением, так это состояние умиротворенности, лишенное какого-либо противостояния природе. Это состояние, когда бог и человек слились воедино. Здесь мы обретаем [внутренний] покой, и в таком естественном состоянии не существует [разделения на] друзей и врагов».
Кониси, являющийся также обладателем кёси, преподавательской лицензии в кэндо, привнес различные идеи из мира фехтования на мечах в свои системы, которые он предпочитал именовать каратэ-дзюцу. В частности, техники Кониси отличает упор, делаемый на дзансин, способности добиться превосходства над соперником благодаря бдительности ума и поддержания нужного физического состояния. Поэтому духовная сторона определяет физическую. Явная склонность к ненасилию определяет сам строй обязательной этики каратэ-дзюцу Кониси, а это со всей очевидностью показывает, что формы дзюцу не лишены более высоких идеалов, несмотря на ошибочные мнения некоторых сторонников форм до.
Занятия каратэ в том ключе, как того требовал Кониси, имели своей целью развитие здорового в духовном и физическом смысле человека. Посредством самозабвенных длительных занятий син (дух, разум), и (техника) и тай (тело) объединяются в одном человеке в нужной пропорции. Такой человек начинает осознавать свои моральные обязательства быть полезным обществу.
Ката, иначе «форма», комплекс формальных упражнений, служит основой для дисциплины в каратэ-дзюцу Кониси; она, таким образом, является исходным пунктом всего обучения. Используя в достаточной мере для своих занятий ката, учащийся упражняется в управлении своим умом и телом и начинает понимать, что технику каратэ-дзюцу нужно использовать только для подавления нежелательных личных качеств в себе самом и окружающих. Каратэ-дзюцу никогда не следует использовать для разжигания злобы. Но одних ката, замечает Кониси, недостаточно для полного раскрытия человеческой индивидуальности. Поэтому учащиеся должны упражняться в схватках со своими сотоварищами под руководством своего учителя; с этой целью состязательность становится одной из граней тренировочного процесса.
Оцука Хидэнори (род.1892), основавший в 1839 году Вадо-рю, разработал, возможно, самую чистую форму японского каратэ-до. Существо своих идей Оцука почерпнул из своего долгого опыта общения с классическими будзюцу. Еще ребенком (в 1898 году) он стал изучать дзюдзюцу школы Синдо Ёсин-рю и в 1921 году, занимаясь под руководством Накаямы Тацубуро Ёкиёси, получил мэнкё (преподавательскую лицензию). Свое обучение каратэ-дзюцу под началом Фунакоши он начал в 1922 году. Глубокая забота Оцуки о благе человека проявляется в самих его идеях. Для него тэн-ти-дзин, ри-до («небо-земля-человек», «принцип-путь») — тот гармонический союз, которому необходимо поклоняться и следовать через непреклонную дисциплину (сюгё). Танка (древнейший жанр японской поэзии: нерифмованное пятистишие, состоящее из 31 слога: 5+7+5+7+7) выражает пожелания Оцуки тем, кто занимается каким-либо видом будзюцу или будо:
Поэтому для Оцуки каратэ-до прежде всего является духовной дисциплиной. Все представители Вадо-рю показывают большое умение в отражении вооруженного и невооруженного нападения. Такое умение вырабатывается у них благодаря тому, что Оцука тесно увязал податливость, являющуюся одной из составляющих принципа мягкости (дзю-но ри), с каратэподобной техникой. Это нашло отражение во многих приемах, являвшихся ранее более жесткими элементами отбива атаки в технике спаррингового боя, которая характерна для большинства стилей каратэ-дзюцу и каратэ-до, исключенных из Вадо-рю. Но «мягкость» техники Вадо-рю не столь изысканна, как во внутренних системах исконно китайского единоборства цюань-фа. Согласно Оцуке, отсутствие «мягкости» в технике ведет к нерациональному использованию [возможностей] собственного тела, ибо «жесткость» всегда сопровождается большим расходом собственных сил. Оцука явился одним из первых в Японии, кто ввел в практику удар кулаком с расслабленным предплечьем с последующим быстрым отводом кулака назад, чтобы тем самым сфокусировать силу удара. Обычную практику ужесточения определенных частей тела для уменьшения их чувствительности к боли Оцука полностью отвергает, считая подобное пустой затеей.