Следа я в мире не оставил; По мир оставил след во мне! Что он порочил, что он славил, То наблюдал я в тишине!
Новые произведения Дмитриева в большинстве своем посвящены воспоминаниям о прошлом: он создает большой цикл стихотворений "Московские элегии", в которых воскрешает Москву грибоедовских времен, переводит античных авторов, выступает как автор историко-литературных статей, пишет воспоминания "Мелочи из запаса моей памяти", которые стали ценнейшим источником по истории русской литературы, потому что судьба даровала ему встречи с великим множеством, замечательных современников. В 1820-1830-е годы Михаил Дмитриев встречался с Пушкиным; в 1827 году Пушкин через него передал в московскую цензуру поэму "Братья-разбойники". Хотя критические высказывания Дмитриева были направлены против него, Пушкин отдавал должное его уму и критическому дару. В 1824 году, в самый разгар полемики Вяземского и Грибоедова с Дмитриевым, Пушкин пишет Вяземскому, что в современной литературной борьбе важно "соединиться", и, упрекая его в сектантстве, говорит о желательности привлечения в свой лагерь его оппонента: "Я бы согласился видеть Дмитриева в заглавии нашей кучки".
К НЕПРАВЕДНЫМ СУДИЯМ
Аще воистинну убо правду глаголете, правая судите сынове человечестви.
Псалом 57
Всегда ли правду вы творите, О судии земных сынов? Всегда ль виновного вините? Всегда ли слабому покров?
О нет! Вы сердцем беззаконны, И злодеянье на весах; Вы с детства были вероломны И ложь сплетали на устах!
Как змия яд, ваш яд опасен! Как аспид, глухи вы! Над ним Труд заклинателя напрасен: Закроет слух - и невредим!
Пошли ж, о боже, день невзгоды И тигров челюсти разбей! И да иссякнут, яко воды Под истощенною землей!
Да их губительные стрелы, Как преломленные, падут, И, как зародыш недозрелый, Да в свете тьму они найдут!
Да праведник возвеселится, Омывши ноги в их крови; Да мщенью всякий изумится И скажет: "Бог - судья земли!"
1823
1 Подлинно ли правду говоритe, справедливо ли судите сынов человеческих (древнерус.),
ЛЕТО В СТОЛИЦЕ
Всё камни!., камни стен и камни мостовых? В домах защиты нет от духоты и жара! Деревья чахлые бульвара Стоят, как вечный фрунт! Под мертвой пылью Не видно зелени, нет свежести - и это, Столица бедная, ты называешь лето! О! сдвинул бы на миг один Громады зданий сих, спирающие взоры, И, мира вольный гражданин, Открыл бы родины моей поля и горы, Гремучие ключи, тенистые леса, И ночь, столь свежую, как спустится роса И напитает воздух чистый Своею влагою живительной, душистой. О лето! то ли ты, как в юности моей! Грянь снова надо мной тогдашнею грозою, Прекрасною на воле, средь полей! Пролей дождь шумный полосою И яркой, полною дугою Ты, радуга, склонись над радостным селом! Пускай овраг гремит и катится ручьем, А завтра, солнце лишь пригрело, Всё снова ожило и всё зазеленело! Здэсь солнце- духота! Прольет ли дождь порой Он смоет с крышек пыль и мутными ручьями Бежит в канавах мостовой; Туман висит над головой, И грязь, и слякоть под ногами. Всё шумно и мертво! И самый божий гром Неслышно прогремит, где всё гремит крут ом, Где всё сливается в бесперерывном шуме И экипажей стук, и продающих крик!..
Здесь людям некогда живой предаться думе, И забываем здесь природы мы язык! Так жалкий юноша, которого чужая, Наемничья, хотя искусная рука Под небом чуждого воспитывала края,
Не понимает, Русь святая, Родной земли твоей родного языка!
1832
МОСКОВСКАЯ ЖИЗНЬ
Вам ли описывать нашу Москву? - Вы в Москве чужеземцы!
Где ее видели вы? - На бале, в театре и в парке! Знаете ль вы, что Москва? - То не город, как прочие грады;
Разве что семь городов, да с десятками сел и посадов! В них-то, что город, то норов; а в тех деревнях свой обычай!
Крепости мрачны везде; их высокие степы и башни Грозны, как силы оплот, и печальны, как воли темница; Кремль же седой наш старик - величав, а смотрите, как весел!
Где его рвы и валы? - Да завалены рвы под садами; Срыты валы - и на них, как зеленая лента, бульвары!
Вместо кипучей жизни столиц, паровой и машинной, В нашей Москве благодатной - дышит несколько жизней: Пульс наш у каждого свой; не у всех одипако он бьется!
Всякий по-своему хочет пожить: не указ нам соседи! Любим мы русский простор; и любим домашнюю волю!
Там, на Кузнецком мосту, блеск и шум, и гремят экипажи;
А за тихой Москвою-рекой заперты все ворота! Там, на боярской Тверской, не пробил час привычный обеда;
А на Пресне, откушав давно, отдохнули порядком, И кипит самовар, и сбираются на вечер гости!
Много у нас есть чудес и редкостей царских палата; Веселы балы зимой и роскошны богатых обеды; Живы у нас, по летам, и по рощам, и в парке гулянья; Но не узнаешь семьи, не сроднясь, не вошедши в ту семью:
Так не узнаешь Москвы, не привыкнувши к жизни московской!
Что же вините вы нас, что лицом мы на вас не похожи? Есть на московских на всех, говорят, отпечаток особый!
То ли нам ставить в укор, что у нас есть свой нрав и обычай?
Вы на монете глядите сперва: сохраняет ли штемпель; Мы - настоящий ли вес, да посмотрим, какая и проба!
1845
ЯЗЫК ПОЭЗИИ
Странная мысль мне пришла! Первобытный язык человека Не был ли мерный язык, обретенный поэтами снова? Как он естествен и жив! Он не то, что ленивая проза! Все в нем слова - как лады; речь - как полная звуков октава! В прозе - оратая труд, а в поэзии - сила атлета!
Страшно становится мне, как подумаю: сколько несчастных,
Тонкого слуха и ясных очей лишены, неспособны Веянья жизни принять, животворных сил духа изведать! Грубая речь для потребности дня лишь - их слух отверзает; Грубый житейский лишь быт - устремляет их жадные очи!
Низко упал тот народ, где поэтам высоким не внемлют! Ниже еще, где они не являются более миру! Там, где в народе немом замолчало высокое слово, Там невозможны высокий полет, ни великая жертва! В зареве нашей Москвы пел во стане певец вдохновенный!
1845
МОНОМАХИ
Мой предок - муж небезызвестный, Единоборец Мономах Завет сынам оставил честный: Жить правдой, помня божий страх.
Его потомок в службу немцев Хоть и бежал от злой Литвы, Не ужился у иноземцев И отдался в покров Москвы.