Я напомнил о лагерной смете, сверх которой нам ни копейки не дадут, но ребята уже все продумали и предложили в пределах недельного расхода заменить одни продукты другими.

- Ничего не выйдет, - вмешался завпрод. - Я и так еле концы с концами свожу!

Но штабисты настаивали, что надо попробовать и они сами поедут на базу с завпродом, выберут то, что повкуснее и не очень дорогое. Завпрод обозвал товарищей дураками и, конечно, при голосовании поднял руку против. Я благоразумно воздержался.

На следующий день в лагерь завезли родимых кур с пупырыш-ками и с пушком, копченую колбасу, шоколадки и несколько банок меда.

Повариха тетя Тася сказала, что кур для второго блюда маловато, их хватит раза на три для супа, и то маленькими кусочками. Колбасу резали на просвет, и завпрод заорал, что не позволит переводить добро и остаток отдаст в поход какому-нибудь отряду - пусть хоть там увидят, что им досталось на перекус. Шоколадки к полднику порадовали, но зато мед, налитый на печенье, по-настоящему разозлил дежурных. Они заявили, что теперь надо отмывать клеенки несколько раз теплой водой, и пусть этим занимаются те, кто привез эту липучую пакость.

Три дня мы хлебали куринный супчик и ели картошечку с сардинами в масле. А на четвертый - супчик был уже только с картошкой, и картошечка только с маслом. Члены Штаба предложили добавить в картошку традиционную тушенку, но завпрод показал им комбинацию из трех пальцев, сказав, что тушенка пойдет со следующей недели, а теперь пусть обходятся кашами на молоке. Даже малыши посмеивались над членами Штаба, а я, к счастью оказавшийся вне игры, назидательно процитировал им: " Беда, коль пироги начнет печи сапожник... "

С каждым годом наш лагерь богател и благоустраивался. Мы построили сборный фанерный домик для бесед, песен и чтения стихов во время дождя, Московский военный округ передал нам четыре байдарки, десяток саперных лопаток и три палатки-вагона, тоже не лишние при непогоде. Под руководством учителя географии ребята соорудили две лодки человек на десять, причем одну под парусом. С таким флотом можно было выходить в двухдневные походы - на большее мы не решались: возвращаться, выгребая против течения, оказалось трудно даже для старшеклассников. Поэтому флот чаще использовался для катания и, конечно же, на соревнованиях и при проведении ночных военных игр, когда требовалось захватить остров километрах в пяти от лагеря.

На звенигородской автобазе я предложил нелегальную сделку:

- Мы берем в лагерь за символическую сумму пятерых детей ваших работников, а вы предоставляете нам машину для привоза воды и продуктов.

Новые ребята легко вошли в наш коллектив и еще несколько лет, уже повзрослев, помогали строить лагерь и участвовали в походах. Так мы распростились с колхозной лошадью - теперь каждое утро возле кухни стояла цистерна со свежей водой.

В начале нового учебного года Сергей Михайлович сдержал обещание и подбил меня дать совместный материал на разворот " Пионерской правды ". Он не мог забыть наезд на лагерь комиссии перезревших комсомольцев и сказал, что это будет "наш ответ Чемберлену". Потом вышли его книги "Полотняный городок" и "Городок сорванцов", ставшие очень популярными среди подростков. Героев книг начали приглашать на читательские конференции, а меня - еще и на различные педагогические собрания, где часто приходилось видеть недоверие и скепсис на лицах слушателей.

На Педагогических чтениях в НИИ психологии АПН РСФСР, после привычных уже вопросов: "А что будет, если..." и вопросов о ночной рыбалке, о самостоятельных поездках ребят за продуктами и вообще о последствиях чрезмерной детской самостоятельности один из оппонентов, подводя итоги, сказал:

- Наш уважаемый докладчик поведал о своей красивой мечте. Но он ошибся местом: здесь научная конференция, а не клуб любителей фантастики.

Тогда, не прося слова, поднялся Сергей Михайлович Голицын и, представившись, повернулся к залу:

- Я живу в лагере со дня его основания. И могу заверить, что все, о чем сегодня рассказывалось, - лишь малая толика того, что было на самом деле.

Раздались аплодисменты.

Экмперимент

В лагере по нескольку раз в неделю я учил моих, ставших уже семиклассниками, ребят технике хождения по склонам, благо берега Москвы-реки были крутые, местами с разрывами песчаника и каменистыми выходами. Учил не ради забавы: после лагеря мы отправлялись в горное путешествие по Кавказу.

Все началось еще в интернате. Я не всегда был доволен шестым классом, в котором работал воспитателем. Особых претензий не было - уборка спален, дежурства по интернату и столовой выполнялись вроде бы неплохо. Но мне хотелось большей сплоченности между ребятами, хотя что это такое, я не очень представлял. Бихевиористические тенденции, определяющие группу как общность, совокупно реагирующую на внешние раздражения, меня не увлекали, так как от них попахивало муштрой и бездумной дисциплиной. Я безоговорочно принимал макаренковские определения коллектива, где ни слова не говори

лось о единых интересах и потребностях людей. Каждый из моих шестиклассников жил своей жизнью, со своими сиюминутными заботами, со своими мечтами, наконец, со своими маленькими тайнами, правдами и обманами. Это не волновало меня, потому что, проецируя их жизнь на свою, видел, что в этом плане ничем не отличаюсь от ребят. Конечно, отношение к различным сторонам действительности у нас не всегда совпадало, и то, что я, как воспитатель, старался передать детям свой нравственный опыт, было естественным. Я знал, что люди, находящиеся в условиях формальных или неформальных объединений, постепенно вырабатывают собственные нормы жизни, не всегда совпадающие с общественными и даже антогонистические им. То, что в одной группе оценивается в положительных единицах, в другой не принимается или пресекается на корню. ВОТ эти нигде не зафиксированные нормы и не устраивали меня. Часть моих воспитанников жила по принципу - сделать поменьше, получить побольше. Удивляться тут было нечему: жизненный опыт многих воспитанников формировался в семьях, далеко не лучшей социальной характеристики. Безусловно, за два года работы с классом, включая лагерные сезоны, кое-что сделать удалось. Ребята начали больше читать, стали лучше относиться к своим обязанностям и друг к другу. Но я видел, что для многих воспитанников существует как бы две морали. Одна - официальная, где надо играть роли дисциплинированных учеников и активных пионеров, и другая - собственная, формируемая личным опыом и обеспечивающая наибольшее благоприятствие ее носителю. По этой морали не возбранялось списывание домашних заданий, решение споров при помощи кулака, порча интернатского имущества и многое другое, никак не согласуемое с общественными нормами. В лагере, где не было уроков и надоевшей уборки помещений, ребята преображались, и даже самые ленивые выполняли "работы по желанию" - возможно, чтобы заслужить мое одобрение, а если повезет, то и получить право спустить флаг на вечерней линейке, что считалось очень престижным.