Под дипломатическими макушками - беспокойное метание мысли: "Уходит" "Выпустили" - "Чрезвычайные меры" - "Как быть..." Может, хватит пока?

- Только попробуй! ответил Сэм.

- И вот преследователи стального гиганта, полурастоптанные его пятами, пробуют атаковать острый и тонкий шпиль колосса; проиграв бой на земле, они перебрасываются в эфир: антенны Парижа, Нью-Йорка, Берлина, Чикаго, Лондона, Рима, подделывая частоты, кричат отовсюду протяжное: "Сюда, сюда!.." Они обещают и манят, зазывают и лгут, глушат голоса с востока и всячески спутывают путь.

Башня заколебалась, ей трудно ориентироваться в зовах, ее стальная голова кружится: проделав какие-то километры к востоку, она поворачивает по меридиану на юг, снова ломает маршрут на столько-то градусов и, растерянная и обессилевшая, среди кружения сигналов, сослепу, бездорожьем, не зная куда и зачем, идет на эфирных тяжах туда, куда ведут. Уже повсюду злорадное ликование.

Население сел и городков, попавших на линию возврата, временно эвакуируется - на случай встречи со стальными пятами. В Париже спешно выравнивают развороченную площадь у собора Инвалидов и вырабатывают церемониал следования укрощенной башни. Но на пути, у встречи трех границ, - вдавленная в скаты гор гладь и глубь Боденского озера. Проходя над синим зеркалом, побежденная гигантша видит свое протянувшееся от берега, сквозящее солнцем, опрокинутое шпилем в дно отражение. Дрожь мерзи сотрясает звонкую сталь - в последнем пароксизме гнева, порвав эфирные тяжи, она поднимает свои тяжелые лапы и, вздыбившись, с альпийских уступов - вы представляете? - острой макушкой вниз. Вслед - грохот скатывающихся камней и оторванных скал, потом из ущелий в ущелья - гулкий переплеск раздавшихся вод, - и над вышедшим из берегов озером застылые в смертной судороге стальные ступни самоубийцы.

- И это всё? спросил Уолт.

- Ну, это история внутри другой истории(30). Писатель читает ее своим собратьям-писателям, и один из них возражает, что диаметр Боденского озера - девяносто километров, так что стальному ажурному клину в триста метров из берегов его никак не вывести; а другой замечает, что башни не имеют привычки ходить.

Сэм посмотрел на Уолта, Уолт - на Сэма.

L'EQUIPE DE CARDIFF

Сэм, Уолт, Сайрил - в Музее Современного Искусства города Парижа.

- Вот он, сказал Уолт. Аэроплан, похожий на коробчатого змея, - Анри Фармана, пионера воздухоплавания. Мы покажем тебе его могилу в Шайло - там барельеф, на котором он пилотирует свою летающую этажерку из палок и холстины, биплан с толкающим винтом фирмы "Вуазан". Он изобрел элероны. Братьям Райт приходилось гнуть крылья, подтягивая их веревкой. Анри с братом Морисом строили самолеты и открыли первую авиалинию между Лондоном и Парижем. Английский поэт, написавший "Паренька из Шропшира", Альфред Хаусман(31), который служил профессором греческого в Кембридже, принимал bachots(32) у своих студентов в конце семестра и садился на фармановский "Голиаф" до Парижа, поскольку ему нравились таксисты, а в Англии он делать этого не мог, потому что там они - протестанты.

- А почему ему нравились таксисты? спросил Сайрил.

- Большое красное колесо - это la grande roue de Ferris(33), американского инженера. На нем катаешься, сидя на сиденье, оно везет тебя наверх и на другую сторону, потом вниз, так что все кишки у тебя переворачиваются вверх тормашками и наперекосяк. Три плаката: тот, что слева, - слово, заканчивающееся на АЛ, и Пенни еще не обнаружила, что это за слово, АСТРА - это компания, которая строила аэропланы, а потом ДЕЛОНЭ: так подписывался и Робер, и Соня(34), поскольку она иллюстрировала книжку Блэза Сандрара(35), у которого была одна рука и который написал стихотворение о Нью-Йорке. Он повсюду путешествовал, и в Сибири, и в Панаме, и ловил для зоопарков макак и попугаев. И вот - футболисты.

Пенни сейчас прописывает их штаны и футболки, носки и бутсы, их эволюцию дизайна. Все на этой картине только-только родилось на свет.

11

Марк поскребся в дверь к Уолту на заре, просвистев три ноты.

- Марк? прошептал Уолт, приоткрыв один глаз. Что такое?

- Купанье перед завтраком, Тигр. Джинсы, тенниски и свитер - больше ничего с собой не нужно. Даю тебе три минуты.

- Святый боже!

- Одна.

- Ты не шутишь?

- Две.

Голый Уолт на цыпочках выскочил наружу, одной рукой схватив со стула джинсы, другой - подобрав с пола носки и тенниски. Марк отправил его обратно за свитером - комод, нижний ящик.

- Пенни спит, прошептал Марк. В самом низу.

- Би - тоже, аж слюни пускает. Мне надо пописать.

- В спортзале, пять минут.

- Мне еще трусы надо. А майку?

- Перебьешься. Тапки внизу наденешь.

На бульваре, застегивая ширинку, оглаживая себя по лицу рукой, Уолт вприпрыжку несся следом за Марком, то и дело сбиваясь с шага, чтобы не отставать.

Club Sportif Hermes(36). На тонкой золотой цепочке у Марка на шее висел ключ от него. Устланный ковром вестибюль, стены молочного стекла. Яркие лампы по коридору, длинный бассейн с ясной зеленой водой, холодной на запах. Из-за ряда шкафчиков донеслось "bonjour"(37), а следом появился высокий смуглый, как желудь, парнишка с отливающими медью волосами, в одной спортивной фуфайке цвета овсянки.

- Рановато сегодня, зевнул он.

- Писсуары вон там, показал Марк Уолту, который уже начинал пританцовывать.

Генерала мы опередили, я гляжу.

- И меня чуть не определи. Когда у тебя две девчонки, одна рано или поздно про вторую узнает, что скажете? Как в кино.

- Две девчонки! сказал Уолт. Здрасьте, я Уолт.

- Жан-Люк, улыбнулся служитель. В такую рань меня не может волновать, что пятнадцати тебе явно еще нет.

- Уже близко, ответил Марк. Он член семьи. Я провел ночь с его матерью, а он - с дочерью материнской лучшей подруги, его возраста.

- Mon Dieu!(38) воскликнул Жан-Люк. А я уже слышу генерала.

Марк без единого всплеска нырнул в воду с короткой доски, за ним Уолт, вразмашку запрыгавший по воде за ним следом, словно бодрый тюлень. Сошлись они на дальнем конце и плечом к плечу оттолкнулись от бортика, Марк по-дружески замедлил свой кроль.

- Четыре круга, сказал он.