— Мы привезем сюда вашего врача из Запад-Блока, доктора Тодта. Он может наблюдать за вашими процедурами принятия инъекций. Сами мы не можем взять на себя такую ответственность. Эта комбинация стимуляторов необходима для того, чтобы наступило состояние транса?

— Да.

Они снова посоветовались.

— Спускайтесь вниз, — наконец приказали ему. — Вы присоединитесь к мисс Топчевой, которая, насколько мы знаем, не зависит от наркотиков. Оставайтесь с ней, пока мы не заполучим доктора Тодта и оба ваших медикамента. — Смотрели на него сурово. — Вы должны были сказать нам или привезти свои наркотики и доктора Тодта с собой. Власти Запад-Блока не проинформировали нас. — Было ясно, что они искренне разозлились.

— Ладно, — сказал Ларс и стал спускаться вниз. Через минуту он уже стоял перед дверью в комнату Лили Топчевой в сопровождении одного из квбистов.

— Я боюсь, — вслух сказал он. Агент постучал в дверь.

— Боитесь, мистер Ларс, противопоставить свой талант способностям нашего медиума? — Издевательские нотки явно преобладали в его голове.

— Нет, не этого, — ответил Ларс.

Боюсь, подумал Ларс, что Лиля окажется именно такой, какой ее описал Каминский, черноватой, сморщенной, высушенной палкой из костей и кожи. Как старый, никому не нужный кошелек. Поглощенная, наверное, своими профессиональными запросами. Бог знает, что ее могли заставить предоставить своему «клиенту». Они, насколько он знал об этом полушарии — народ суровый.

Теперь ему стало ясно, почему генерал Нитц хотел, чтобы совместная работа дизайнеров оружия происходила именно здесь, под руководством Нар-Востока, а не Запад-Блока. Нитц прекрасно понимал, что наибольшее давление оказывается именно здесь. Возможно, он думает, что под таким прессом я буду лучше работать.

Другими словами, подумал Ларс хмуро, все эти годы меня просто придерживали. Но здесь, под контролем КВБ, под неусыпным оком БезКаба все будет по-другому.

У генерала Нитца было больше уверенности, что из его людей выжмут здесь, что надо, чем в собственных учреждениях. Какой странный, необъяснимый и все-таки в чем-то правильный гаденький расчет. Я тоже верю в это, понял Ларс.

Потому что, возможно, именно тот случай.

Дверь отворилась. И на пороге стояла Лиля Топчева.

На ней был черный шерстяной свитер, брюки и сандалии, волосы завязаны сзади бантом. Она выглядела не больше чем на семнадцать или восемнадцать лет. У нее была подростковая фигура, только стремящаяся к зрелости. В одной руке сигарета, но держала она ее неправильно, очень неуклюже, явно пытаясь выглядеть старше и произвести впечатление на квбиста и на него.

Ларс хрипло произнес:

— Я Ларс Паудердрай.

Улыбаясь, Лиля протянула ему руку. Она была маленькая, гладкая, холодная, хрупкая. Он осторожно, с огромным почтением пожал ее. Ему казалось, что всего лишь одно неловкое пожатие может навеки все испортить.

— Привет, — сказала она.

Агент телом втолкнул Ларса в комнату. Дверь за ним захлопнулась, квбист остался снаружи.

Он был наедине с Лилей Топчевой. Мечта сбылась.

— Как насчет пива? — спросила она. Он заметил, что, когда она говорит, видны зубы, очень ровные, мелкие, красивые. Похожа на немку. Нордический тип, не славянский.

— У вас чертовски хороший английский, — сказал Ларс. — Я еще думал — как они собираются решить проблему языкового барьера? — Он ожидал проворного, самоуничтожающегося, но всегда присутствующего третьего лица, переводчика. — Где вы его выучили?

— В школе.

— Вы правду говорите? Вы никогда не были в Запад-Блоке?

— Я никогда не выезжала из Советского Союза, — ответила Лиля Топчева. — Да и большая часть Нар-Востока, особенно регионы под китайским влиянием, не для меня.

Грациозно проходя на кухню, чтобы принести ему банку пива, девушка внезапно сделала рукой жест, который привлек его внимание.

Она кивнула головой по направлению к дальней стене комнаты. Затем, повернувшись к нему, спиной К стене, она произнесла одними губами — «жучок».

Аудиовидеосистема напряженно записывала их. Естественно. А как же иначе? Вот и мясник, подумал Ларс, вспоминая величайшую, классическую вещь Оруэлла, «1984». Только мы не знаем, что находимся под наблюдением, по крайней мере теоретически, наших добрых друзей. Мы теперь все друзья. Если не считать того, что, как сказал Аксель Каминский (и это правда) — если мы не сможем перепрыгнуть через пылающий костер, Лиля и я, наши добрые друзья нас прикончат.

Но кто же может винить их? Оруэлл, к сожалению, пропустил этот момент. Они могут быть правы, а мы — нет.

Лиля принесла ему пива.

— За удачу, — сказала она улыбаясь. Я уже влюбился в тебя, подумал он.

Интересно, они убьют нас за это? Помоги им Господь, если так. Потому что и они, и их объединенная цивилизация, Запад-Восток, ничто по сравнению с этой любовью.

— А что это насчет наркотиков? — спросила Лиля. — Я слышала, как вы разговаривали с этим агентом снаружи. Это правда, или вы просто, ну, понимаете, хотели затруднить их работу?

— Это правда, — ответил Ларс.

— Я не расслышала названия наркотиков. Несмотря на то, что дверь была открыта и я подслушивала.

— Эскалатиум.

— О, нет, нет!..

— Конджоризин. Я смешиваю их, растираю…

— Это я слышала. Вы вводите их как инъекционную смесь, вы действительно это делаете! Я думала, что вы просто сказали это для их же пользы.

Она разглядывала его горделиво и в то же время весело. Это не было ни неодобрением, ни шоком, ни моральным осуждением квбиста — узколобого по природе. У нее это граничило с восхищением.

— Вот так, я ничего не могу делать, пока не прибудет мой врач, — сказал Ларс. — Все, что я могу… — он уселся на черный с отделкой железный стул, — это пить пиво и ждать. — И смотреть на тебя.

— У меня есть наркотики.

— А они сказали, что нет.

— Все, что они говорят — это попытка поймать червя в навозной куче. — Она повернулась в сторону аудиовидеомонитора, на который только что Ларсу указала. — А это вам подходит, Гещенко!

— Это кто?

— Это майор из квбэшной охранки. Он потом просмотрит пленку, которую сейчас снимают о нас с вами. Да, майор? — спросила она скрытый монитор. — Видите ли, — спокойно объяснила она Ларсу, — я — заключенная.

Он пораженно уставился на нее.

— Вы хотите сказать, что совершили преступление, что-то противозаконное, вас судили и…

— Судили и приговорили. Все как псевдо… я не знаю, как это назвать. Механизм, да, механизм. Согласно которому я теперь, несмотря на все политические и гражданские гарантии в Конституции СССР — абсолютная невозвращенка. Мне не уйти от советского суда, никакой юрист не может вытащить меня отсюда. Я — не то, что вы. Я знаю о вас, Ларс — или мистер Ларс? Или мистер Паудердрай, — как вы хотите, чтобы вас называли? Я знаю, какое положение вы занимаете в Запад-Блоке. Как я завидовала все эти годы вашему положению, вашей свободе и независимости!

— Вы думаете, — спросил он, — что я могу в любой момент плюнуть им в рожу.

— Да. Я знаю это. КАСН сообщило мне, они представили мне эти данные, несмотря на всех обитателей навозных куч, как этот Гещенко.

— КАСН наврало вам, — сказал ей Ларс.