Вот так вопрос - что во Ржаксе?

Там - Сенька...

Уже лет тридцать пять не бегал Лекса взапуски. Но успел бы, мог и должен был успеть пробежать, оскользаясь, версту по насыпи, ворваться в Ржаксу, выбить плечом двери родителей рыжего Кирилки: это я, Лекса Галчев, а вон - мой сын Семен, мы тебе, Кирилка, избу рубим к медовому месяцу.

И кинулся бы, обо всем позабыв... да вот Марьяна, с пузом-то, за ним не поспеет. Оставить тут? Замерзнет, затопчут, другой отряд антоновцев черт принесет. Да не грозит ей ничего, пытался Лекса себя уговорить. А сам понимал: грозит. И ей, и сыну, еще не рожденному, и если он их не защитит - ни ЧОН, ни ВЧК не помогут.

Это только в очень старых песнях из сына, мужа да брата выбирают того, кто единственный, кого взять неоткуда и некем заменить. А тут судьба велит выбирать меж надеждой-опорой своей и... чем?

Между тем понимал, знал, чуял старый плотник-избарь Лекса Галчев: судьба обманывает - выбора нет и быть не может.

- Сенькя, - вдруг позвал он, хотя и ясно было, что звать уже незачем и не о чем уже спрашивать.

И пошли они домой, во Ржаксу - медленно: Марьяне тяжело было торопиться.

По дороге Лекса пытался читать заупокойную молитву - и думал со страхом, что вот уже и начинает выживать из ума: и в звенящей в ушах молитве, и в пересчете шпал отчего-то слышалась ему плясовая.

И думал Лекса, косясь взглядом на Марьяну, спешащую домой, ничего еще не понявшую, что на тот год ему пятьдесят, прежней силы нету. Сам еще топором помашет, много, десять лет. Митька не помощник, его рука - для сохи. А если родит Марьяна нового сына - уже не Лексе его наставлять. Да и что ему в руки дадут - топор, или весло, или вовсе винтовку? - как с того света проверишь?

...Не будут стоять на Тамбовщине пары домов, сцепленных сенями, как переправой.

И Ржакса не станет городом.

Тут вдруг Лекса шагнул с дороги влево, к узловатой раскидистой ветле, прижался к стволу, уцепился за ветки и пообвис всей тяжестью, словно хотел не то влезть на небо, не то дерево в землю вдавить, вдавить в землю к чертовой матери...

Отметили Сеньке девять дней по христианскому обычаю. Подошел двенадцатый день - день поминок по древнему обычаю. Вновь собрали за стол родню и соседей, вновь выставили самогон, и бражно, и блины...

Сидели почти молча, почти не переговариваясь, даже самые младшие Галчевы не ревели и не клянчили со стола.

- А, сына! - заголосила вдруг Марьяна, переступая дробно и раскачиваясь. А, где ж мне тебя искать! Помощник был, наследник был, и надо же, чтобы...

- Сметаны к блинам принеси, - сказал ей Лекса, придвигая к себе четверть.

...Марьяна вернулась чуть не через час, с тючком, совершенно не похожим на сметанный жбан.

Тючок вздохнул и пискнул. Марьяна раскрутила его, и на разложенном фартуке появилась крошечная девочка с тельцем, на котором переливался красный цвет с изжелта-синим.

- Ну да, - сказал Лекса.

Встал из-за стола, вышел за порог и ходил неизвестно где четверо суток. А на пятые вернулся.

Где он был и что там делал, никому не ведомо. Но все могли подтвердить: когда средь бела дня горели венцы недостроенной избы Кирилки-рыжего, Лексы в селе точно не было.

Нет, мне не страшно думать о том, что было бы, не пойди Лекса к ворожее, кинься спасать старшего, на младшего плюнув, не уйди он из села...

Особенного ничего бы не было. И даже я родилась бы, как родилась, через пятьдесят пять лет.

Только это была бы - совсем другая я.

1 Уважаемые господа (польск.).

2 Евреи (идиш).

3 Обход вокруг ступы (первоначально - вокруг дерева) - древний угро-финский обряд бракосочетания, его элементы полулегально сохраняются кое-где по сей день. (Примеч. автора.)