П.: Ну хорошо, а если я напишу об этом и покажу заинтересованному лицу, вы не будете иметь ничего против?
М. В.: Нет, пожалуйста, пишите.
П.: Но вы все же напишите, ведь я не участвовал в этих событиях, у меня могут быть искажения, будет передано не ваше ощущение, не те детали!
Кстати, они опасались, что сотрут то, что не следовало бы. Вы этого не ощущаете, не забыли ли что-нибудь?
М. В.: Ощущаю, и этим я был сам страшно удивлен. На стенде партийной информации я прочитал, что меня заслушивали на бюро отдела в мае месяце. Я пошел к секретарю и сказал, что этот пункт так и остался невыполненным. Он вытаращил глаза, удивляясь тому, что я это забыл. Но я совершенно этого не помнил. Если бы не протокол, который мне показали члены бюро, то ни за что им бы не поверил. И другое. В отчетном бланке выполнения соцобязательства я увидел, что два пункта выполнены мной. Этого я совершенно не помнил. Но там стоит моя подпись. Что еще стерто, я не знаю. (Естественно, то, что им забыто, он может установить только по видимым следам или при разговоре с другими. — Прим. посредника.)
П.: А как вы смотрите на то, что нарушаете просьбу гуманоидов не рассказывать об этом случае?
М. В.: Я не мог не говорить об этом. Но они мне уже отомстили.
В принципе, они гуманные, вежливые, и о них я не могу сказать что-либо плохое, и отомстили они своеобразно. К вечеру следующего дня, когда я уже рассказал кое-что товарищам, я услышал уже знакомый мне голос. Он возвестил, что за то, что я рассказываю, я буду наказан (прозвучало это в шутливой форме). Уходя домой, я не обнаружил форменную фуражку. Пришлось идти без фуражки. Она не найдена до сих пор.
Я чувствую, что не смогу об этом написать. Взял было бумагу, начал вспоминать дату, но все у меня ускользает из головы. У меня такое же ощущение, как в тот момент, когда я не находил фуражку. Я не смогу написать.
П.: Вы себе это внушили. Ведь они не могут вам мстить, нет к этому оснований, во всяком случае достаточных, ведь о них давно знают, они себя давно обнаружили, так что вы их не опасайтесь.
М. В.: Я их не боюсь, они добрые и ничего плохого не сделают, но когда я начинаю писать, то все у меня ускользает, и чувствую, что не смогу.
П.: А вы не сосредотачивайтесь, просто сядьте и начните с того, что «Я шел вдоль канала в солнечный день» и т. д.
М. В.: Я попытаюсь, но, наверное, ничего не выйдет.
П.: Вы не говорили им о том, что они нам известны и летают они к нам не одну тысячу лет, и мы об этом знаем?
М. В.: Что-то похожее я говорил в тот момент, когда коснулся вопроса о помощи бедным. Но они не выразили никакого удивления, приняли это как само собой разумеющееся.
П.: Вы не спрашивали о будущем нашей планеты, о нашей жизни на Земле в перспективе?
М. В.: Я этого не помню, но у меня осталось впечатление, что они умеют строить схему будущих событий с учетом всех деталей и таким образом предсказывать точно будущее. Таким же образом они могут возвратиться во времени обратно.
Разговор продолжился через полчаса.
П.: Вы говорите, что не видите смысла писать об этом, не уверены, было ли это. Я думаю, что это нужно обязательно изложить до мельчайших деталей. Вы согласились все же написать…
М. В.: А разве шел разговор, что надо об этом писать?
П.: Минут двадцать назад мы говорили об этом!
М. В.: Убей — не помню! Ни слова!
П.: К вам никаких датчиков не приставляли?
М. В.: Нет. А ведь меня могли увезти!»
А вот еще по поводу памяти. Жуткая история француза Франка Фонтэна сегодня известна многим. Этот юноша в 4. 30 утра исчез из своего автомобиля на глазах друзей. Они свидетельствовали, что «передняя часть автомобиля была окутана ярко светящимся туманным шаром, а вокруг таяли четыре маленьких шарика. Затем туман вытянулся в «трубу», которая поднялась и исчезла в небе». Через неделю в 4. 30 утра Франк, худой и обросший, заявился к приятелю и повел себя так, как если бы не отсутствовал так долго. Во французской группе изучения неопознанных аэрокосмических явлений выявили, что сначала Франк не помнил абсолютно ничего. Потом стали возвращаться обрывки воспоминаний.
Вот как пишет об этом «Советская России» от 23 марта 1983 года: «Когда Франк доехал до территории электростанции, заглох мотор. На капоте появился светящийся шарик, машина оказалась в тумане. В панике, ничего не видя, Франк почувствовал себя пленником. Защипало глаза, и он заснул. Очутился в лаборатории с белыми стенами, похожей на учебную аудиторию. Там было много всяких машин и светящихся циферблатов. Франк лежал. По его смутным описаниям в комнате перемещались какие-то светящиеся шарики размером с апельсин или теннисный мяч. У него создалось впечатление, что разговаривали с ним если не сами шарики, то через их посредство. «Я проснулся, и со мной начали разговаривать. Это очень умные, очень мудрые люди. Знаете, почему они не вступают в контакт с землянами? Они боятся, что их знания и наука будут использованы в дурных целях». Через некоторое время Франк очнулся на месте своего исчезновения. «Мне не удается вспомнить конкретные детали. Все происходило так, как будто я сплю и вижу сон… Я вспоминаю отдельные отрывки. Это напоминает головоломку, в которой не хватает отдельных частей», — говорит Франк.
Далеко не все с ним случившееся помнит и Анатолий Малышев из-под Солнечногорска. Отдельные звенья цепочки воспоминаний помогали составлять гипнологи, экстрасенсы, рисунки Анатолия, выполненные по горячим следам, и даже работа на месте посадок. И все равно многое он помнил смутно.
Помните, в начале этого раздела мы познакомились с переводчицей Н. и двумя ее болонками. В оконном проеме появилась верхняя часть темной человекоподобной фигуры. Н. ощутила боль в голове и потеряла сознание.
Утром на работе ее не было, домашний телефон не отвечал. Обеспокоенные коллеги вечером поехали к Н. За дверью поскуливали собаки. Дверь вскрыли в присутствии понятых. Н. лежала без чувств. С помощью медиков она пришла в себя, не будучи в силах пошевелиться. Слабость была такова, что Н. сказала: «Такое впечатление, что из меня выпили всю энергию». Это была прострация, или, как сказано в словаре, угнетенное состояние, сопровождающееся полным упадком сил и безразличным отношением к окружающему. Немало прошло дней и ночей, пока Н. почувствовала себя хорошо.
Инициалами Е. Ф. обозначим молодого человека, работавшего в конце 60-х годов в одной из геологических партий в Закавказье. Не имея представления о существовании НЛО, он при выполнении служебного задания встретил в предгорье непонятный «аппарат» размером с микроавтобус, стоящий на земле. Из щелевидного отверстия проблескивал свет, слышались голоса. Е. Ф. пытался просунуть туда голову, но мощный удар отбросил его прочь. Он пришел в себя, лежа под дождем, и не мог пошевельнуться. Не было сил двинуть рукой или ногой. «Не помирать же вот так нелепо», — подумал он и мало-помалу стал перекатываться с боку на бок, как «настоящий человек» из повести Б. Полевого. Похоже, было утро. Метр за метром, еле-еле передвигался он. Потом по-пластунски, на четвереньках, потом, приподнявшись, от дерева к дереву, обнимая каждое бессильными руками и отдыхая таким образом.
Стало смеркаться. Дрожа от холода и голода, он, обессиленный вконец, вернулся в палаточный лагерь и на кухне протянул повару талончик на питание. «Что же ты мне даешь талон третьего дня, ты давай сегодняшний», — сказал повар. Так Е. Ф. узнал, что он пролежал без памяти около двух суток.
После случившегося Е. Ф. стал меняться на глазах. Привычные жизненные интересы (выпить, закусить, приударить за противоположным полом) вытеснялись тягой к познанию основ мироздания, бередившими ему душу вопросами астрономии, физики, существования тонких миров и материй. Он стал много читать. Женился. Переехал в Подмосковье. И, видимо, совсем неплохо, что в голове Е. Ф. стали рождаться проекты, прожекты и предложения изобретательского плана. Мне пришлось с ними знакомиться; они в основном были наивны, прямолинейны и не выдерживали научной критики. Хуже было то, что Е. Ф. иногда давал прогнозы, которые наталкивались на дремучее непонимание окружающих. Действительно, как, например, проверить его публичное заявление, что «завтра в 16. 00 по Гринвичу на Филиппинских островах совершит посадку «летающая тарелка». У товарищей Е. Ф. по работе это вызывало или раздражение, или сочувствие, которое обычно выражают заболевшему человеку. Е. Ф. видит человеческие фигуры и многое другое там, где их не видят обычные люди, болезненно воспринимает критику, безапелляционно отвечает на любые вопросы.