Суждено годами горе мыкать, И от скуки широко зевать, Слушать как тоска начнет пиликать, Мразь вокруг нелепо будет тыкать, Распадаться - пить и воровать.

Но парадоксально, иронично, То, что это тоже быть должно... Дождь пройдет и станет безразлично, Что прекрасно здесь и что трагично, Что невероятно, что смешно...

* * * Инфляция духа, И времени вирус. Все в мире вполуха, Все ляжет в папирус.

И черные ветры Измерят устало Мои километры Рожденья, финала.

Мне все безразлично, На жуткой планете Живется отлично И в радужном свете.

Сидится спокойно, Почти незаметно, Едва ли достойно, Едва ли не тщетно.

И тянется скука, Как дым сигареты. И лезут без стука Больные рассветы.

И кажется снова, Что горе тупое Для мира основа, Причина запоя.

И люди проходят Как куклы, как тени И ищут - находят Лишь тьму сновидений.

Я свыкся с неоном И бредом рекламным И с песенным стоном Банально- программным,

Улыбки сложив И себя искорежив. Себя пережив И себя уничтожив...

* * * Иные системы, расчеты, И хаос, сжирающий нас. Пустоты, пустоты, пустоты, И ужас, летящий из глаз.

Ты верил, что знаешь как надо, Идти за пределы себя. Но солнце районного ада, Тебя поглощало, губя.

Ты думаешь, есть ты на свете? Ты думаешь - это не бред: На черной от злобы планете Заброшенный в скуку поэт?

* * * Исчерпывая боль свою до дна, Глядишь сквозь ночь, в иные времена. И повторяешь вязь жестоких строк. Хрипишь: "Как этот черный путь далек!.."

А жизнь твою уже никто не ждет, Есть только звезд надменно-вечный лед. Свирепый свет горит над головой Блеск стали, обороны круговой.

Вселенной больше нечего терять. Ей так легко тобою измерять Вершины бед и пропасти чудес, Весь яркий бред, куда ты смело лез...

За миг до наступления зари, Ты имя тьме хрустальной подбери. И сердца взяв отчаянный аккорд, Ты перед смертью вспомни, как был горд!..

* * * Лихие времена И тягостные дни И странная тоска К тебе приходит часто. Еще одна весна... Ты смело в ночь шагни, Во тьме, что на века, Измажься черной пастой.

Отчаянно и зло, Не замечая лиц, На чистые листы Ложится смерть украдкой. Пусть здесь не повезло, Но в белизне страниц Пространство пустоты Не сможет быть загадкой.

Все ужасы вокруг Тускнеют каждый миг И повторенье снов Нам обещают точно. Берут нас на испуг... Но ты двойник тех книг, Где свет иных миров В ночи горит бессрочно.

* * * Мне снятся грозовые сны, Прогулки в сторону Луны, И вновь в разрывах облаков Туманный бег иных веков. И красноватый огонек, И пара запоздавших строк, Добра и зла лихой узор, Как интересный разговор.

Как все легко и тяжело, Жизнь прямо к черту унесло. И на вопрос: "А где душа?" Ответит пустота, дыша. Мне все равно, который год, Мир, словно старый анекдот, Среди космических вершин И ты один, и я один.

Но продолжается игра На грани завтра и вчера. И путь кривой, и путь прямой Увенчан сном, охвачен тьмой. И судьбы падают на дно, Ведь им иного не дано. И брезжит смысл совсем чуть-чуть, И скуку превращает в жуть.

* * * Музыка звучит трагически, Жжет созвездий письмена. Дышит холодом космическим Запредельная весна.

Расцветает боль извечная, Сердце пуговицы рвет. Жизни скука бесконечная В одиночество зовет.

Никогда тебе не справиться С ужасом бесцельных дней... И душа твоя расплавится, Станет памятью теней.

* * * На тарабарском языке Среди бессмысленного гула Душа поет. На сквозняке Не стой, чтоб скукой не продуло.

Как хорошо, что боль с тобой Бредет по коридорам бредней Навстречу с ледяной судьбой, Сидящей в комнате соседней.

Глядит из зеркала беда, Ты сквозь нее проходишь храбро. Забыв, что это - как всегда, Мечты твоей абракадабра.

Во всех вещах - двойное дно, А в людях - уголечки Ада. Итак, ты молча пьешь вино, В которое подсыпал яда.

* * * Не верю всей заморской мрази И нашим местным "европейцам". Тем, кто пролез из грязи в князи На почве нелюбви к "индейцам".

Из забугорного сортира Нам всем навязывают лихо Еще одну картину мира, Так по-английски: зло и тихо.

Но все они сгорят досрочно, И я сквозь них гляжу надменно. У них не выйдет - это точно! Приватизация Вселенной!

* * * Не выйти из водоворота. Не хватит времени и сил. И подло улыбнется кто-то. Но я пощады не просил.

Пусть время снова остановит Мои наручные часы. Все затуманит, обескровит, Дойдя до черной полосы.

Дойдя до берега иного, Под странным знаменем беды... Я вижу: здесь не может слово, Помочь среди белиберды.

Я свыкнусь с тихими ночами, Под маской лунного лица, С неимоверными лучами, То ль серебра, а то ль свинца...

* * * Небытие мне корчит рожи. Оставь! Все это ни к чему... Я сам рисую так похоже Непроницаемую тьму.

Когда-то было все иначе, Светило солнышко тогда... Теперь в рукав пространство прячет Те "баснословные года".

О, как нелепа и прелестна, Как лжива дальняя весна... И мне вот в этом мире тесно, Я впасть хочу в реальность сна.

Проходит время ненароком. Непринужденна и легка Глядит зеркально-одинока Душа, почти что свысока.

И холодком прозрачным веет Разбитой жизни чепуха... Ничто теперь меня не склеит... Оборвана строка стиха...

* * * Нервное чирканье спичек, Злые огни электричек... И друг на друга похожи Все изможденные рожи.

Дни неизменные ткутся. Люди уныло толкутся, И, среди моря прошедших, Много тупых, сумасшедших.

Снова гудки, объявленья, Спешка до остервененья Прыгает смерть по платформам С жутким своим хлороформом.

Время приходит без спроса, Сердце стучит как колеса. Ужас проносится мимо, Струйкой зловонного дыма.

Видятся искры распада В омуте всякого взгляда. И на окраине мира Жизнь - продолженье сортира.

Жизнь - продолженье вокзала, Сплюнула - все рассказала... Все мы на адском перроне В общем жестоком вагоне.

* * * Ощущение вечного зла, География личного Ада, И сиреневых песен зола Пустота отрешенного взгляда.

И дурные дороги кругом В небе темном, бездонном и старом. И становится память врагом, И столетия катятся даром.

На твоем горизонте всегда Солнце черное яростно реет, Душит музыки белиберда, И отчаянье гроздьями зреет.

Время горькой строкой оборви, Что настояна летом на травах... Виноватых не стало и правых На планете, лишенной любви.