Сененмут и Хатусу, сидя голова к голове на корточках, как дети, с веселым смехом пытались поймать рыбу в пруду. Хатусу подняла голову и приветливо улыбнулась. На ней были простые одежды из прозрачного полотна. Короткий, пропитанный душистыми маслами парик, покрывал голову; легко нанесенная краска придавала глазам выразительность. Хатусу была босая. На Сененмуте был белый короткий схенти, и торс его блестел от воды, которой на него брызгала Хатусу.

– Амеротк! – воскликнула Хатусу, поднимаясь. Она легко обежала озеро и схватила судью за руку. – Вы были не в настроении? Или сердились? Почему не приходили на заседание совета? Поднявшись на цыпочки, она спросила, озорно поблескивая глазами: – Может быть, вы меня разлюбили?

– Мне надо было повидать Пия, – ответил Амеротк. – Ваш супруг и сводный брат был уже мертв, когда его укусила змея? Верно?

Хатусу выпустила его руку и отступила назад. – Вам нравятся цветные рыбы, Амеротк? Снимайте сандалии.

– У меня грязные ноги, – озадаченно ответил Амеротк, не ожидавший такого отношения к своему вопросу. Через плечо он оглянулся на Сененмута и встретил его суровый взгляд.

– Пусть он вас не беспокоит, – шепнула Хатусу, соединяя руки. – Мы с ним едины плотью, душой, сердцем и разумом.

Амеротк заметил в глазах Хатусу отблеск страсти.

– Вы желаете, чтобы я открыл истину. Но мне ее не найти без вашего доверия ко мне, Ваше Величество.

Хатусу присела и расстегнула его сандалии. – А теперь окуните в воду ноги.

Амеротку до крайности странно было сидеть на краю пруда, опустив ноги в холодную воду. По правую руку сидела Хатусу, а по левую – Сененмут. Она болтала в воде ногами. Амеротку с трудом верилось, что все происходит на самом деле. Тигрица, чинившая без пощады суд и расправу над врагами иноземцами и недругами в собственном доме. И вдруг она сидит, как девочка, приготовившаяся рассказать свою историю.

– Я любила Тутмоса, – начала она. – Он был слаб и хвор телом. Но сердце у него было доброе. Он страдал падучей болезнью и говорил, что у него бывают видения. Знаете, Амеротк, иногда ему становилось трудно верить во всех странных богов Египта, поклоняться крокодилу. Он не мог понять, почему царь богов Амон-Ра изображается с головой глупого барана? Он расспрашивал мудрецов. Богов он не отвергал, но искал что-то еще. – Из груди ее вырвался вздох. – Тутмос отправился воевать на север. Тогда же он получил письмо от Неропа, хранителя пирамид в Саккаре. На обратном пути он там побывал. Нероп к тому времени уже умер, но оставил Тутмосу тайные указания, как потайными ходами добраться до утраченного архива великого фараона Хеопса, жившего много веков назад.

Хатусу умолкла ненадолго, промокнула выступивший на шее пот.

– После посещения пирамиды он написал мне письмо. Я его уничтожила. Оно состояло из нескольких строк. После возвращения в Фивы Тутмос собирался выступить от имени одного-единственного Бога против ложных богов в наших храмах. – Она пожала плечами и продолжала: – Меня мало интересовали эти его планы. – Она со вздохом поболтала в воде ногами. – Я с нетерпением ждала его возвращения. Потом в Фивы приехали посланные вперед сановники, чтобы подготовить торжественную встречу. – Она умолкла.

– Расскажи ему все, – настоятельно посоветовал Сененмут. – Расскажи о шантаже.

– Когда я ждала возвращения Тутмоса, – торопливо продолжала рассказ Хатусу, – мне стали приходить послания: маленькие свитки, написанные умелой рукой. Это был шантаж!

– Шантаж! – поразился Амеротк.

Хатусу повернулась к нему – прижала палец к его губе, так что выкрашенный в малиновый цвет ноготь глубоко врезался в кожу.

– То, что я расскажу, Амеротк, никто больше не должен знать. Когда я была совсем еще девочкой, моя мать Яхмос сказала мне по секрету, что я была зачата милостью бога Амона-Ра, посетившего ее опочивальню. – Хатусу поправила прядь парика, выловив немного ароматного масла, которым он был пропитан. – Я тогда была совсем ребенком и приняла эти слова за сказку, потому что моя мать была целиком поглощена богами и их деяниями. В тех письмах вспоминалась эта история. Там говорилось, что мать была неверна отцу и делила ложе со жрецом храма Амона– Ра. А потому я незаконнорожденный ребенок, не царской крови. Мне было велено выполнять все приказы, или я пожалею, что ослушалась. Выбора у меня не оставалось. Тот, кто писал письма, утверждал, что располагает убедительными доказательствами.

Амеротк смотрел на лужайку за прудом, где хохлатый удод, вспугнув певчую птицу, с жадностью клевал зерно. Амеротку вспомнились заявления Сененмута перед парадным строем солдат после великой победы над митаннийцами.

– Вы все это знали?

– Да, – подтвердил Сененмут. – Я решил повернуть всю эту историю в интересах Хатусу. Если божественная Хатусу была зачата богом, зачем это скрывать? Наоборот, надо объявить об этом во всеуслышание – Он улыбнулся. – Такой ход, как видно, оказался верным. После нашего возвращения в Фивы божественная госпожа посланий больше не получала.

– Я хочу отомстить – вмешалась Хатусу. С ней произошла разительная перемена: глаза расширились, кожа туго обтянула скулы. – Я хочу видеть этого шантажиста на кресте! И пусть тело его отдадут на растерзание собакам. Тогда его душа не сможет достичь далекого горизонта. – Ее ногти вонзились в ногу Амеротка.

– А что же случилось с божественным Тутмосом? – спросил Амеротк.

– Он умер от ужасного припадка, который сразил его перед статуей Амона-Ра. Волнение оказалось для него слишком сильным, начался припадок. Он смог сказать только: «Это всего лишь маска!» И почти сразу он умер. Его тело было перенесено в траурный зал. Я осталась с ним. Приходили другие члены дворцового совета. Потом мне захотелось есть. Когда я повернулась к подносу с едой, то нашла маленький черный мешочек. В нем оказалось послание с недвусмысленными угрозами. Меня заставили точно выполнить приказ. – Она вздохнула. – В мешке также находилась вилка из слоновой кости. Ее зубцы были смазаны ядом.

– Она напоминала зубы змеи? – догадался Амеротк.

Хатусу кивнула.

Мне было велено вонзить вилку в ногу моего покойного мужа выше пятки. Я так и поступила. На вид все выглядело, как змеиный укус. Изменился цвет кожи, глубоко просочился яд. Затем я сожгла костяную вилку, а вместе с ней и свиток. Хатусу всплеснула руками. – Даже тогда я знала: что-то может пойти не так. В теле мужа движение крови прекратилось, и яд не пошел дальше, но и с этим я ничего поделать не могла. До возвращения мужа в Фивы меня ужасала мысль, что шантажист мог нашептать ему свой секрет, и я лишусь своего положения. К тому же я не родила ему сына. После смерти Тутмоса мое положение усложнилось еще больше. Мне противостояли Рахимер и другие. Если бы шантажист начал распускать по Фивам слухи, долго продержаться мне бы не удалось.

– А как было дело с Менелото? – поинтересовался Амеротк.

– Спустя два дня после смерти мужа я получила очередное послание. К тому времени мне уже стало известно об осквернении гробницы мужа и знамениях, которые видели люди, когда он вернулся в Фивы. Выбирать мне не приходилось. На борту царской барки была найдена ядовитая змея: от меня требовалось выдвинуть обвинение против Менелото и молчать о посещении фараоном пирамиды в Саккаре.

– А смерти остальных?

– О них мы ничего не знаем, – вставил свое слово Сененмут.

– Что мне оставалось делать? – спросила Хатусу. – Мое происхождение ставилось под сомнение. Мне противостоял Рахимер. Меня отправили на север, чтобы я там потерпела поражение. Но боги поддержали меня. – Хатусу вскинула голову. Моя мать права. Я зачата богом. Я возлюбленная Амона-Ра.

– И кто же виновники? – просил Амеротк.

– Рахимер. У Сетоса есть кое-какие свидетельства. Возможно, Рахимер был причастен к смерти Аменхотепа и Ипувера. – Хатусу с улыбкой повернулась к Амеротку. – Но нам эти сведения больше не нужны. – Она придвинулась ближе, так что он чувствовал аромат ее дыхания. – Мы просмотрели захваченные документы Митанни. Рахимер, как выяснилось, тайно был связан с царем Тушраттой. Скажите ему об этом, Амеротк! Пусть он признается. Смерти ему не избежать, но у него еще есть возможность выбрать, каким путем отправиться в царство блаженных.