– Это бессмыслица! – вскинул руку сидевший по соседству с Бейлетосом жрец Амона.

Рахимер кивком дал ему слово.

– Я сопровождал божественного фараона из Саккары. Верно, что он не приносил жертву, но он не покидал корабль до самых Фив.

– Значит, он не посещал никакие другие храмы или святилища? – спросил Омендап.

– Нет, – ответил жрец. – Он оставался на барке. Большую часть времени проводил под своим навесом на троне, но иногда выходил помочиться. Можете спросить у стражей. Часто он выходил на корму, туда выносили коврики с подушками, и он сидел там, глядя на звезды, простирая к ним руки. Надо сказать, – продолжил усмехнувшись жрец, что божественный фараон по возвращении в Фивы все время молился. Не знаю, что имеет в виду господин Амеротк. Я один из жрецов дворцового храма. За время, пока божественный фараон отсутствовал в городе и во дворце, я не заметил, чтобы произошло нечто плохое.

Рахимер собирался что-то сказать, но Хатусу резко встала, пресекая его попытку. За ней поднялись Сененмут и Сетос. Амеротку не оставалось ничего другого, как последовать их примеру. Хатусу хранила молчание. Она стояла скрестив на груди руки: так поступал фараон, прежде чем заговорить. Это был прямой вызов остальным членам совета. Хатусу напоминала, что она вдова фараона, что она царской крови, и все должны были встать вслед за ней, как того требовали правила церемонии. Рахимер плотнее придвинулся к спинке кресла, не собираясь отвечать на вызов. Омендап усмехнулся, подмигнул своим военачальникам, и они медленно поднялись со своих мест. Затем встали писцы и жрецы. У Рахимера не осталось выбора. Поднимался он неторопливо, сжимая в руках жезл – знак своей должности. Лицо визиря оставалось бесстрастным, но в глазах горела ненависть.

– Эти речи о божественном фараоне растревожили мне сердце и опечалили душу, – заговорила Хатусу, опуская руки. – Заседание совета переносится, но мы желаем, чтобы причину смерти военачальника Ипувера и жреца высшего ранга Аменхотепа расследовал господин Амеротк, главный судья Зала Двух Истин. – Она изящно моргнула подведенными сурьмой глазами. – Он должен отчитываться о результатах непосредственно передо мной. А сейчас я и мои советники обсудим с ним некоторые вопросы в тесном кругу в моих покоях.

– А как же другое дело? – поинтересовался Рахимер.

– Какое дело? Великий визирь, нет дел, которые не могли бы подождать до утра. Командующий Омендап, полки находятся у стен Фив?

– Там полки Исиды, Осириса, Гора и Амон-Ра, – ответил он. – А полк Сета и Анубиса расположились в оазисе к югу, – продолжал Омендап, играя рукоятью серебряного топорика. – Однако под началом великого визиря войска наемников следят за порядком в Фивах. Как я полагаю, – лукаво добавил Омендап, – они стоят лагерем на лугах и полях Дома Серебра и храма Амона– Ра.

– Они там, чтобы обеспечить защиту города в эти беспокойные времена, – пояснил Рахимер. Хатусу кивнула, облизнув губы.

– Для полной нашей защиты, великий визирь? – Да, госпожа, для полной нашей защиты.

Остальные члены совета не торопились расходиться, делая вид, что поправляют одежду и собирают свои вещи со столов. Так или иначе, но все они знали, что военная мощь Египта сосредоточена вокруг Фив. Мечи вынуты из ножен. А когда они будут пущены в ход – это лишь вопрос времени и удобного случая. Совет расколот противоречиями, и скоро столица царства, а за ней и вся империя окажутся ввергнуты в пучину междоусобной войны.

– Может быть, будет лучше всего, если перед войсками пред станет божественный фараон, во главе торжественной процессии, которая прошла бы через весь город, – предложил Бейлетос, кривя в угодливой улыбке полное лоснящееся лицо. Жрецы храма Амона – Ра и солдаты-наемники обеспечили бы ему надежную охрану.

Хатусу ответила ему улыбкой, при этом верхняя губа ее приподнялась, словно у готовой зарычать собаки. Она смотрела на Рахимера с Бейлетосом, стараясь усмирить кипящие в ее душе чувства. Ей были понятны их намерения. Стоило малолетнему фараону один раз появиться за пределами дворца, и наемники с жрецами откроют ему все пути.

– Божественный фараон, – начала она и продолжила, выдержав паузу. – Божественный фараон подумает над вашим предложением, но он мал годами, а сейчас по городу ходит болезнь. Я считаю, ему будет лучше остаться в Доме Обожания. Все же я прислушаюсь к вашему совету, главный писец. Богам известно: мы живем в тревожное время. Командующий Омендап, я хочу, чтобы вы распорядились разместить крупные силы в парках дворца, но возглавляющий их офицер будет отвечать непосредственно передо мной.

Во взгляде Омендапа отразилось упрямое намерение ответить отказом. Хатусу опередила его. Онащелкнула пальцами, и Сененмут, сразу же отодвинув стол, направился к Омендапу и вложил ему в руку свиток. Омендап развернул его и, увидев царский картуш, приложил его к губам.

– Это не мое пожелание, – сладким голосом добавила Хатусу, – а божественного фараона. Его слово было первым.

Омендап поклонился.

– Желание божественного фараона должно быть исполнено. Я буду наведываться сюда ежедневно, чтобы убедиться, что мои солдаты в добром здравии.

– Вам здесь всегда рады, – улыбнулась Хатусу. Господа! – И с этими словами она покинула зал вместе с Сененмутом и Сетосом.

Заседание моментально прервалось. Aмepoтк отметил, как много советников обступили Рахимера, перешептываясь и негромко переговариваясь. Омендап держался в стороне, но двух военачальников Бейлетос вовлек в оживленный разговор.

«Быть междоусобной войне», – размышлял Aмepoтк. Он видел, как ненавидят друг друга Хатусу и Рахимер. Кому-то из них придется умереть.

Он представлял, что произойдет, если в противоборство вступят войска. Обитатели районов, прилегающих к пристани, поднимут бунт. Он решил, что Норфрет с детьми должна покинуть город. Он отправит их на север, где они найдут убежище в храмах Мемфиса. Когда заговорят мечи, в Фивах не останется места правосудию.

– Господин Aмepoтк?

Из раздумий его вывел голос пажа, который стоял в дверях и махал ему рукой. В другой ситуации Амеротк счел бы такое обращение грубостью и отзываться бы не стал, но на него смотрели Рахимер и все остальные, и ему приходилось принимать решение. Если бы он покинул дворец, то обе стороны посчитали бы его своим врагом. Останься он взале, его бы отвергла Хатусу, а если он пойдет за пажом, Рахимер причислит его к сторонникам Хатусу. Амеротк взглянул на Омендапа. Командующий взглядом указал на дверь. Aмepoтк решительным жестом отодвинул стул и вышел из зала вслед за пажом.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Амеротк шел за пажом по галерее. Огромные фрески по обеим сторонам рассказывали о славных победах Египта над врагами. Голубые с золотом колесницы мчались по телам поверженных нубийцев, ливийцев и воинов из страны Пунт. Охваченные ужасом, смотрели азиаты на триумф фараона и мощь египетской армии. По краю росписей шли восхваления.

«И простер он свою десницу. Он, золотой сокол Гора, налетел на врагов своих. Он сломал им шеи. Он расколол им черепа. Он взял их золото и сокровища. Он заставил дрожать землю пред именем своим».

Амеротку подумалось, не станут ли эти надписи эпитафией славе Египта. Фараон еще ребенок, дворцовый совет расколот, а теперь убийственная ненависть вспыхнула меж теми, кто правит Фивами.

Шедший впереди мальчик – слуга свернул направо и остановился. Стражи у дверей стояли во всем своем церемониальном блеске: их головы венчали красно-белые головные уборы; они были в бронзовых панцирях и кожаных схенти. Эти солдаты принадлежали к одному из отборных полков. В одной руке они держали щит, в другой – обнаженный меч. Паж шепнул что-то одному из стражей, после чего бронзовые двери отворились, и Амеротк в сопровождении все того же пажа вошел в личные покои Хатусу, где было прохладно и светло. Пастельные тона стен давали отдых глазам после обилия батальных сцен на фресках галереи. Воздух был густо пропитан запахами кассии и других благовоний, в сочетании с тончайшими ароматами цветов в горшках и венках, расставленных и развешанных вокруг. Обстановка не занимала много места. Привлекали красотой несколько золотых и серебряных статуэток. Кресла и стулья из полированного дерева украшала инкрустация черным деревом и слоновой костью.