Совершив простейший ритуал релаксации, он собрал всю накопленную за три месяца энергию в единый комок внутри себя. Неслышный ветер колыхнул пламя всех свеч, а ароматы вдруг остро обожгли обоняние. Начало прошло прекрасно. Направив взгляд и мысли внутрь треугольника, Иннокентий Петрович выпустил тонкий луч желтого света из сжатых у груди рук. Сразу же круги окрасились нежно-розовым цветом, пентаграмма переливалась таинственно-зеленым, а треугольник вспыхнул ярко-оранжевым. Ни на секунду не теряя концентрации внимания, уголком сознания Иннокентий Петрович восхитился собой, ибо не ожидал такого явного результата.

Внезапно похолодало. Энергия покидала его тело. Мастер знал, что такой же холод испытывают сейчас и его ученики. Они и находились здесь исключительно как источники дополнительной энергии. Если бы Иннокентий Петрович решился вызывать демона в одиночку, то ему пришлось бы расставлять на энергетических линиях хитроумные приспособления, большинство из которых пришлось бы делать самому, и опрыскивать пространство бальзамами из фантастических компонентов.

Такие мероприятия усилили бы его собственную энергию. Но зачем же усложнять себе и без того непростую жизнь.

Браслеты на руках и ногах неприятно холодили тело. Талисман, напротив, согревал грудь, словно стремился отдать хозяину свою небогатую энергию. Мастер выпустил по направлению к треугольнику пучок световых нитей. Дурманящий запах крови, смешиваясь с дымом от благовоний, потек к оранжевым бликам. Путь для гостя из потустороннего мира был открыт.

Теперь предстояла довольно трудная часть, требовавшая чуть ли не половины припасенной энергии. Для того, чтобы демон стал виден вызвавшему его, он должен материализоваться, используя посылаемую ему энергию. Но треугольник пустовал. Никто не желал являться из других измерений, чтобы покориться смельчакам, бросившим вызов всем темным силам.

Вдруг, разрушив магическую тишину, громко чихнул Костя. Учитель гневно обернулся к нерадивому подмастерью, на мгновенье утратив контроль над энергией. Два ярких луча, отделившись от коллектива, врезались в пол вне треугольника, содрогнув ветхую церковь. И началось невообразимое.

Задули ветра. Половина свечей погасла. Пламя оставшихся заметалось во всех направлениях. Над пентаграммой заискрился воздух. Потоки бледного света завертелись над тем местом, и в небольшом пространстве полуразрушенного храма возник странный смерч. Он крутился над полом, то взлетая ввысь, то опускаясь в сгнившие провалы, озаряя все вокруг призрачным светом. Отлетавшие от него сполохи породили сотни и тысячи теней, заплясавших по стенам. Смерч разметал чаши, звякнул шпагами, повалил свечи и палочки, обогнул защитные круги и растекся по стене. Вмиг стало темно. Неудавшиеся чародеи услышали только, как несколько крупных камней осыпались в отверстие, куда исчез смерч. От каменной крошки не уберег даже магический круг. Уяснив, что демона уже не дождаться, Иннокентий Петрович включил фонарик и направил его в новообразовавшуюся дыру.

Но в ней темнел не лес, не небо. Электрический луч поглотился абсолютной непроницаемой мглой. Словно разбуженные светом вспыхнули в этой мгле тысячи красных дрожащих огоньков. Низкий свист вновь пробил тишину. Подобно адским жукам красные огоньки со странным хлюпаньем покидали свое внеземное убежище. И первая пара их летела прямо на Иннокентия Петровича. Он успел отметить, что оба зловещих светлячка покоились посреди черного сгустка, сгустка тьмы.

Сгусток вздрогнул, обнажив сверкнувшие белизной клыки, пасть острых отточенных клыков. Что за существо покинуло пределы мрака, Иннокентий Петрович не знал.

Такого описания ему не встречалось ни в одной из книг, хоть отдаленно связанных с магией. Замерев в ужасе, потеряв уверенность до последней капли, едва держась на ногах, он понял: это не демоны.

Это действительно были не демоны. Необдуманные действия королевы Лауры и крайне неудачные эксперименты Иннокентия Петровича проложили в мир людей дорогу для черных призраков.

Глава седьмая

Heart

Oh, heart, are yоu still beating? Is there enough of you left to break? How could he take you and tear you apart? I never knew somebody would do it I never knew somebody could do it Never dreamed anybody would do this to my heart

Лаура в одиночестве стояла на балконе своего дворца. Ей сейчас никого не хотелось видеть. И не только потому, что в голову настойчиво лезли мысли о мире людей, прекрасном мире, в котором... Нет, не надо думать об этом.

Королева нахмурилась, отчего ее лицо стало даже не страшным, а ужасающе отталкивающим. Она знала, что не должна была стоять сейчас здесь. Но уже поздно, дело сделано. Разумеется, ее подданные не посмели бы возмутиться, но Желвин выразил бы неодобрение.

"Надо помнить, - величественно заметил бы он, - всем, а особенно тебе, королева, что границы миров только кажутся непреодолимыми. Но они могут оказаться хрупкими и беззащитными. А если они вдруг исчезнут, и наш мир окажется внутри такого пространства, где жить невозможно? Зачем же ставить под удар саму возможность нашего существования?"

Далее Желвин привел бы тысячи примеров, как какой-нибудь неспособный мироподвижник или, того хуже, волшебник не в том месте пытался прорваться сквозь границы и какие катастрофические последствия получились. Однако в глубине души Лаура считала, что ее первый министр изрядно преувеличивает в воспитательных целях.

"И даже королеве совершать подобные поступки, нет, проступки, в высшей степени непозволительно", - закончил бы свою речь мысленный собеседник.

А что такого сделала Лаура? За что ее должен допекать Желвин? А она взяла и построила новую дорогу. Да, новую, прочную, нерушимую дорогу в мир людей.

Теперь обновленный путь стрелой уносится прочь от дворца и исчезает за недалеким призрачным горизонтом, сверкая золотом в бесцветном мире Лауры.

Королеве не хотелось вспоминать, чего стоило ей это мероприятие. Нельзя строить дорогу повторно, особенно когда сблизившиеся миры уже разбегаются навсегда. Энергия, необходимая для такого свершения, не берется из воздуха. А королева уже исчерпала свой запас и теперь прибегла к запретному методу. Во всем мире призраков отсутствовала энергия, необходимая Лауре. Зато в его границах хранилось количество, во много раз большее.