Из трейлера Виктор не взял почти ничего. Только фотоальбом и стерео. Все остальное пропиталось этой жуткой вонью и вообще было никому не нужно.

- Вот и все, пожалуй, - сказал Виктор. - Не сказать чтоб много.

- Лучше, чем ничего, - сказал Томас.

- Ага. И еще пикап.

- Пикап в порядке.

- Отец имел подход к машинам.

- Я помню твоего отца.

- Да? - удивился Виктор. - Что же ты о нем помнишь?

Томас Разжег Костер закрыл глаза и стал рассказывать:

- Я помню, мне один раз приснилось во сне, чтобы я отправился в Спокан, встал в центре города у водопада и ждал знака. Было ясно, что надо ехать, но не на чем, у меня не было машины, не было прав. Мне только исполнилось тринадцать. Ну, и я пошел пешком. Шел целый день и пришел к водопаду. Стою там долго-долго, может, час, жду. Проезжает твой отец. "Какого черта ты тут делаешь?" - спросил он меня. "Жду, пока мне будет видение". Тогда твой отец сказал: "Дождешься только, что тебя поколотят и оберут на улице". Он посадил меня к себе в машину, отвез в кафе "Дэнни", накормил обедом, а потом привез домой в резервацию. Я долго не мог успокоиться, получалось, что сон меня обманул. Но он не обманул. Твой отец - это и было мое видение. "Заботьтесь друг о друге, - вот что сказал мне мой сон. - Заботьтесь друг о друге".

Виктор долго молчал. Он рылся в памяти, выбирая, что там было об отце, попадались хорошие воспоминания, попадались и плохие, но хороших в итоге оказалось больше, и он наконец улыбнулся.

- Мой отец не рассказывал, что встретил тебя в Спокане, - сказал Виктор.

- Он обещал, что никому не скажет, чтобы у меня не было неприятностей. Но я зато должен присматривать за тобой, такой был уговор.

- Правда?

- Правда. Твой отец сказал, что тебе понадобится помощь. И оказался прав.

- Так вот, значит, почему ты поехал со мной? - сказал Виктор.

- Я поехал из-за твоего отца.

Виктор и Томас забрались в пикап, съездили в банк и получили триста долларов, лежавшие на сберегательном счете.

Томас Разжег Костер умел летать.

Однажды он прыгнул с крыши школьного здания в резервации, часто-часто взмахивая руками, точно полоумный орел. И полетел. Завис в воздухе и продержался секунду над всеми остальными индейскими ребятами, которые были не так глупы или не так бесстрашны, чтобы тоже прыгнуть по его примеру.

- Летит! - заорал Младший Брат, а Сеймур попытался доказать, что здесь какой-то фокус с проволокой или зеркалами. Но все было по правде. Все было настоящее, как земля, на которую Томас, не удержавшись в вышине, в конце концов рухнул.

И сломал руку в двух местах.

- Перебил крыло, перебил крыло, перебил крыло! - кричали все индейские ребята и махали руками, разбегаясь, им тоже хотелось полететь. Они не могли простить Томасу его отвагу, его краткий миг птичьего торжества.

Все грезят о полетах. А Томас полетел.

Одно его видение на секунду стало реальностью - только-только чтобы успеть осуществиться.

Отец Виктора, в виде пепла, заполнил собой деревянный ящик, и еще немного, что не вошло, насыпали в картонку.

- Он и был крупный мужчина, - сказал Томас.

Виктор снес большую часть отца в пикап, а Томас прихватил остальное. Они бережно опустили его позади сидений. На крышку деревянного ящика положили ковбойскую шляпу, на картонку - спортивную кепку.

Все как следует.

- Ты готов в обратный путь? - спросил Виктор.

- Тут езды порядком.

- Ага, наверно, два дня уйдет.

- Можно будет меняться, - сказал Томас.

- Давай, - согласился Виктор. Но они не менялись. Виктор шестнадцать часов кряду просидел за рулем, держа строго на север, к дому, и уже проехал половину Невады, когда наконец съехал на обочину и встал.

- Эй, Томас, - сказал Виктор, - поведи немного ты.

- Ладно.

Томас Разжег Костер пролез на водительское место и двинулся по шоссе. До сих пор, проезжая по Неваде, Виктор и Томас все время дивились отсутствию жизни вокруг, не было ни воды, ни живности.

- Куда же все подевалось? - много раз спрашивал Виктор.

И вот теперь, когда машину наконец повел Томас, показалось первое живое существо, может быть, единственное на всю Неваду, - длинноухий заяц.

- Смотри-ка! - закричал Виктор. - Живой!

Томас и Виктор радовались своей находке, а заяц вдруг метнулся на проезжую часть и прямо под колеса пикапа.

- Тормози, черт! - заорал Виктор, и Томас остановил машину и подал назад, туда, где лежал заяц.

- Ох, господи, он мертвый, - сказал Виктор, разглядывая раздавленного зверька.

- Да, правда мертвый.

- Единственное живое существо во всем штате, и мы его убили.

- Не знаю, - сказал Томас. - По-моему, это самоубийство.

Виктор обвел глазами пустынный горизонт, понюхал воздух, ощутил безжизненность и тоску и кивнул.

- Да, - сказал он. - Должно быть, самоубийство.

- Не могу поверить, - сказал Томас. - Ты проехал тысячу миль, и даже ни одно насекомое не разбилось о лобовое стекло. Я сажусь за руль и через десять секунд убиваю единственное живое существо во всей Неваде.

- Ага, - сказал Виктор. - Лучше, наверно, чтобы я вел машину.

- Наверно.

Томас Разжег Костер шел один по коридору школы в резервации. С ним никого не было, потому что кому охота оказаться рядом, когда он вдруг примется рассказывать свои бессчетные рассказы один за другим. Томас закрыл глаза, и на него накатило:

- Каждому дается одна мерка и одна цель, чтобы мерить и направлять свою жизнь. У меня это рассказы, которые могут или не могут изменить мир - неважно, лишь бы я не переставал рассказывать. Мой отец погиб на Окинаве во второй мировой войне, погиб за страну, которая столько лет старалась его изничтожить . Моя мать умерла родами, давая мне жизнь, умерла, когда я еще был внутри нее, она вытолкнула меня в мир с последним вздохом. У меня нет братьев и сестер. А есть только мои рассказы, они пришли ко мне, когда я еще не знал слов, которыми их рассказывать. Я знал тысячу рассказов, еще не сделав в жизни тысячи шагов. Они - все, что у меня есть. Все, что я умею.

Томас Разжег Костер рассказывал их всем, кто готов был остановиться и послушать. Рассказывал даже тогда, когда все уже давно перестали слушать.

Виктор и Томас приехали в резервацию на восходе солнца. На земле начинался новый день, но в резервации было все то же.