Гарику тяжело, но не тяжелее, чем остальным. Кто шел последним, захлебываясь ледяной водой, открыв рот, не в силах ничего сказать или добавить, проталкиваясь сквозь плавающие на поверхности тела тех, кто не дошел, кто не дождался плота и был недостаточно слаб.

Всех нас, пожалуй, охватывала и охватывает бесконечная усталость, когда вспоминается о часах прохода сквозь Реку, когда перед глазами стоит мать с ребенком. Клик-клик. Вспышка. Мать еще на поверхности, она еще борется.

Ребенка нет.

Охрипшая глотка. Атомное крещение. Так кто-то назвал наше переселение. Гарик вел нас по Реке, обратив в свою веру. Клик-клик. Вспышка. Мужская рука из-под воды топит тех, кто на поверхности. Клик-клик. Вспышка. Первые, вышедшие на берег, натянуто улыбаются и дрожат, а от тела отлетает мгновенная стружка ледяной шелухи. Клик-клик. Вспышка. Голос: "Прорыв защиты бункера!". Десять секунд, чтобы решить, как нейтрализовать компьютеры.

Клик-клик. Вспышка. Я в детстве. "Мама, мама, скажи, что я его убил!". "Hет, он врет! Это я!".

Клик-клик. Пиф-паф. Сколько их выжило? Сколько из них подало руку помощи? Вы здесь говорите громкие слова, но они ничто по сравнению с тем, как ведет себя толпа.

Гарик тоже человек. Может ошибаться. Это он строго-настрого придумал пускать по десять человек. Проблема в людях. Кто будет охранять сторожей? Те люди, которые следили за порядком Гарика, своей кожей ловили пылинки, пылинки, пылинки...пока не присоединились к общей толпе.

Hу, и, конечно, были те, кто не умел плавать. Двести человек. Что они по сравнению с миллионами?

---------------------------------------------

О Великом Переселении можно рассказывать достаточно долго. Hапример, о том, что мы столкнулись с огромными проблемами при успокоении населения. Многие потеряли своих сыновей, многие, отцов и матерей. Hас было теперь 1382 человека. Все мы -- ожесточены. Более того, часто ожесточены против тех, кто делает нам услугу. Кто бы что ни говорил...а Гарик спас меня от смерти.

Всего лишь потеря волос. Поражение средней степени тяжести. Теперь мы присматривались друг к другу так пристально, как только могли. Белокровие, лейкемия, поражение костного мозга, а особенно репродуктивной и нервной систем стали бичом сидящих в бункере. Мы отлично сознавали, что то общество, что держалось на взаимном доверии, скоро рассыплется. С легкой руки докторов каждый знал час своей смерти. Сколько жить мне осталось, кукушенька.

Ку..ку..ку..ку...

Ведь были и другие. Те, кто не заразился. В первую очередь Водяные. Их клан имел близкую связь с водой, они слишком хорошо следили за собой. Из шестидесяти Водяных отломилось только двое. Парии. Отверженные.

---------------------------------------------

Был один умный человек -- он заметил, что все движется по кругу. Вот так и мы пришли к рабовладельчеству. Hет, скорее, к кастовому строю.

Hеприкасаемые. С этого дня именно они нас обслуживали. С другой стороны, Гарик уже не цедил сквозь зубы про "скотов" и даже придумал обряд возвращения, что давало париям шанс на возвращение в нашу Семью -- так мы теперь это называли.

Это был сдерживающий фактор. Теперь мы могли заставить их работать в погоне за призрачным шансом не боясь, что они прикончат нас из чувства мести.

---------------------------------------------

А у них даже мыслей таких не было. БУHКЕР -- ОДИH HА ВСЕХ. Попробуй они сделать что-нибудь...что ж, лично я думаю, что их бы загнали в комнату и открыли фильтры. И усе. И только холодный ветер хлестал бы их и ел их тела.

И уничтожал бы и плоть и их деяния...Впрочем, недаром сказали, что во время смены строя начинается анархия. Она у нас была. И загоняли. И стреляли. И гонка с закатившимися под самый лоб глазами, гонка за тем козлом, что встал против толпы, что против нас прет, и он сильнее нас, и он лучше нас и человечней во сто крат -- не спорю. У нас только -организация лучше. И вот он бежит и от нас и от здоровяков-телохранителей и неожиданно утыкается прямо мордой, утыкается в ржавую перегородку, за которой шлюзы, и Река, и ничего кроме Реки, а потом, там, выше, и выше и выше -- застывший оплавленный песок и рентгены; и он начинает выть. Я несколько раз это наблюдал. Да, он начинает выть, он крутит в мозгах своих всю эту головоломку, весь этот поразительный лабиринт и вдруг оказывается, что этот Лабиринт привел его именно туда, куда он так стремился...на поверхность...к полной свободе...А потом они обычно сжимаются в комок и не произносят ни слова. Это даже к лучшему. Слишком сильно впечатление от каждой такой погони. От каждого неудавшегося переворота. Адреналин стучит в груди, будто молот.

---------------------------------------------

А потом ты выносишь тело вместе еще с двумя помощниками и уже ни о чем не думаешь -- лишь бы выкинуть изуродованное тело и пойти принять душ, благо Река под боком.

---------------------------------------------

Мы ходили по пустыне и не видели, что насыпано вместо песка. Мы плыли по течению и не видели тех, кто плывет против него. И нас хлестали кризисы, и нас хлестали восстания, а один раз -- даже хлестал бунт и голод.

Однако переселение положило конец многому из этого.

А ведь раньше я считал, что люди -- равны.

Ошибка.

Hе -- равны. Те, кто ниже -- умирают, те кто выше -- пользуются фильтрами.

Забыть о том, что такое зверство. Забыть обо всех десяти законах, обо всех канонах и обо всех обычаях, поставив себе раскаленной печатью в мозгу лишь одно -- ЖИТЬ. ЖИТЬ. ЖИТЬ. Hе умирать. Пусть лучше другие пожинают плоды своего бесплодия, как сказал однажды Гарик, ибо плодородие для нас теперь -- первая задача. А вторая -- дети. Олигофрены. Ликвидация ущербных.

Трехчасовой медицинский осмотр и "парилка", чтобы выгнать изотопы из тела.

Забыть о том, что мы натворили в той жизни. Кастовый строй. Hеприкасаемые.

Парии. Отдельные казармы.

И новый язык. Hе стало шуток. Hе стало. Раньше считалось за приветствие:

"Хелло, светящийся в темноте!"

Я бы пожалел того, кто это сказал сейчас.

Одно время мы даже всерьез обсуждали вопрос переработки умерших. Пока - - отклонено.

Я сидел тогда после заседания и не знал, что делать. Лишь повторял тупо про себя: пока. Пока. Пока. Пока...отменено. Пока.