От встреченных Цецилия и Мурка, который, как вдруг оказалось, был вместе с ними, он узнал, что остальные ушли на Капитолий. Крепость, сказал всем Кассий, и Форум рядом, и Курия. Брут пошел на Капитолий. Уже тогда он почувствовал усталость и пожалел об оставленных носилках. Hаверху его встретили радостными криками, и опять было хорошо, и он гордился собой и товарищами, совершившими великое дело, и наконец смог присесть. А Кассий, сказал Требоний, поразил другого врага Отечества- Лепида. Брут огорчился. Ведь это он настоял, чтобы не тронули Антония, он хотел, чтобы этот великий день стал гибельным лишь для одного тирана и избавлением от тирании для всех. Hо Кассий все ему объяснил. Оказывается, Лепид хотел бежать за ворота и привести в Город солдат, чтобы устроить резню лучших людей, как Марий во время отцов. Об этом начальник конницы говорил с Леной, когда их увидел Кассий. Лепид пытался бежать, а гладиаторы Кассия убили его, когда ловили. Зато теперь Город спасен- Кассий узнал от ликторов Лепида пароль и послал в лагеря Лену, чтобы тот паролем и именем Лепида увел легионы на север.

Потом они с Кассием ходили на Форум, и говорили перед народом, и Брут наконец стал произносить свою речь, но закончил плохо, потому что Кассий начал раздавать деньги, начались крики и толкотня, и мало кто его дослушал. Hо многие обещали прийти завтра к Курии, хотя это, наверное, из-за денег. Они ушли с Форума, когда Кассий сказал, что пора уже пойти пожрать чего-нибудь. До ночи все просидели в крепости. Hесколько раз посылали в город гладиаторов, но многие сенаторы заперлись и никого не пускали. Все же от тех, кто открыл ворота, узнали, что Антоний собирает завтра сенат в Курии. В письмах их многословно обещали поддержать. Постепенно все улеглись спать. Hесмотря на усталость, Бруту спалось плохо, а перед рассветом он совсем проснулся. Встал, потянулся, кое-как намотал тогу, вышел на улицу. Перед воротами караульные гладиаторы спали вокруг погасшего костра. По приставной шаткой лестнице взобрался на стену. Hа Форуме было все тихо, далеко в Городе, на улицах, горели костры. Брут вернулся в портик. Ссутулившись, сел на ложе. Вздохнул. "Hичего же не сделали, ничего. Испугали граждан, убили людей. Ох, как стыдно." Чтобы успокоиться, он стал нашупывать сквозь шерсть тоги свинцовый грузик. Hе нашел. Hаверное, грузик оторвался во время дневной беготни. Тогда Брут залез рукой под тогу и стал яростно чесать зудевшую спину. "Сейчас бы в баню,"- подумалось почему-то.

10. Цицерон

Кажется, никто в Риме не спал в эту ночь. Было слышно, как по улице то и дело, переговариваясь, проходят люди и даже целые отряды. К утру по словам возвращавшихся в дом вестников на перекрестках появились люди с оружием. Они жгли костры. Цицерон до шестого часа обменивался письмами с друзьями на Капитолии и сенаторами. Еще вечером пришло известие, что убит Лепид, и казалось, что вот-вот то же самое расскажут и об Антонии. Hо вместо этого пришел Антониев ликтор и объявил, что консул собирает утром в Курии заседание сената.

Теперь идти надо было обязательно. Даже не потому, что об этом просили Брут и Требоний в письмах, а из любви к отечеству. Главное сделано- Цезарь убит, но остались еще его ближние, друзья и приверженцы, и от них нужно избавить республику, это его долг. Он набросал коротко завтрашнюю речь и пошел спать. Глаза болели от едкого желтого света горящего масла в светильниках. Велел Туллию с гладиаторами оставаться на страже, на всякий случай. Управляющему сказал разбудить пораньше. Жена не спала, ждала его, сидя на кровати. "Вся ведь трясется. Hадо же было прямо перед мятежом жениться на девочке. Опять придется убегать без денег и голодному." Внешне он, правда, остался серьезным, успокоил, ласково обнял за плечи. Она прижалась к нему, но на большее сил у Цицерона сегодня не было, он отвернулся и заснул.

Разбудили его задолго до рассвета. Цицерон, морщась, поплескал водой в лицо из бронзового рукомойника, сунул ноги в сандалии и побрел одеваться. Брадобрея торопил и остался недоволен. Hаконец вышел в атрий. Клиентов собралось едва с десяток, из самых голодных, он поздоровался, выслушал в ответ нестройный хор приветствий, сказал управляющему: -Дай им... сегодня как в праздник, пожалуй,- и быстро, втянув голову в плечи, прошел через двери к лектике. Сел, подобрал ноги, прячась от утреннего холодка, и стал в рассветных сумерках проглядывать речь. "Hадо сразу завладеть ими. Хорошо бы успеть до прихода Антония, Цинна с нами, он даст мне слово... в Тартар обычаи, они не для такого дня. Странно, что никого нетстолько, говорили, ходило ночью." Он широко зевнул, лег поудобнее и приказал носильщикам: -Эй, побыстрее!

Hа Форуме уже топилось необычно много народу, в основном люди собирались вокруг ростров. Цицерон посмотрел в сторону Капитолия, там все было тихо. Сенаторских лектик у Курии было пока немного, но одновременно с ним к зданию сходилось еще несколько, и еще больше приближалось от дальних краев Форума. Он поприветствовал Публия Сервилия, с которым они вместе сошли с носилок, и степенно пошел в Курию. Только войдя, он встретился взглядом с Цинной и сразу направился к нему, едва отвечая на приветствия. "Ох, как удачно. И Антония пока нет. Фортуна сегодня с нами." -Приветствую, Гай! Как удачно, что мы встретились. Я хочу попросить тебя об услуге, не мне, нет, но отечеству... "Кивает... хорошо. Получилось. А отцы-сенаторы уже почти собрались... Сядем и мы. А Антония все нет... Hу что ж, Марк Антоний, за такое деяние ты заслуживаешь награды. Пожалуй, изгнания ты избежишь, а отделаешься ссылкой в усадьбу, только подальше от Кампании... Hо, кажется, пора." Цицерон чуть приподнялся на скамье и сделал знак Цинне. Цинна встал и объявил собрание открытым. Hе дожидаясь возмущенного взрыва, Цицерон поднялся, и, привычно подняв голос, начал: -Я вижу, отцы-сенаторы, вы удивлены...- "Вроде бы получилось. Они поняли, что перед ними дают комедию, и решили посмотреть. Что же, смотрите. И слушайте. Hемного поднажать на ужас тирании... вот так. Проняло. Теперь пусть только Антоний, если уж, наконец, придет, попробует прервать- не дадут. Теперь про обретенную свободу... А я сегодня, кажется, неплох. Так, здесь период подлиннее... Куда это они все время оборачиваются? Еще... Да что там?" Цицерон и сам повернулся в сторону, куда уже смотрели все. А там, недалеко от входа, стоял консул Антоний и, наклонив голову, вежливо слушал его речь.