Пан Броучек, понявши по речам собеседников, что перед ним табориты, окончательно очнулся от своей мнимой смерти и с тяжелым вздохом приподнялся.
Он увидел перед собой высокого плечистого мужчину в шлеме. Это был, по-видимому, военачальник - в руке он держал железный молот; рядом с ним стоял человек, телом тощий и лицом бледный. Но черные глаза его пылали страстью, черная одежда, черный берет, шевелюра и борода иссиня-черные, как вороново крыло,- все это резко контрастировало с прозрачной бледностью кожи и произвело на пана Броучека какоето зловещее впечатление; на боку у мужчины висел длинный меч, под мышкой он держал какую-то книгу в толстом кожаном переплете.
- Ты ранен? - спросил человек с молотом.
- Возможно, у меня и имеются какие-нибудь внутренние повреждения,простонал пан Броучек,- или же я был только оглушен...
- Смотри, на епанче твоей кровь, - указал мужчина.
- Кровь! - в ужасе воскликнул наш герой и разом вскочил. К его изумлению, плащ действительно, был в крови, и пан Броучек начал судорожно обследовать себя - уж не получил ли он каким-нибудь таинственным образом рану; однако раны он не обнаружил, да и не чувствовал ничего, чтобы указывало на справедливость сего кошмарного предположения.
Кровь на епанче пана домовладельца, по-видимому, навеки останется неразрешенной загадкой. Был ли то мед, пролитый в корчме и на фиолетовой ткани напоминавший кровь, или стрела которого-нибудь из пражан задела вражеского коня в тот миг, когда тот проносился над упавшим Броучеком, и кровь его обрызгала епанчу, или Броучекова сулица в падении каким-то удивительным способом задела коня и произвела это чудо; эти вопросы, без сомнения, включит в число своих вечных загадок муза истории Клио.
- Где твое оружие? - задал новый вопрос человек с молотом.
- Право, не знаю, куда оно девалась,- отрекся неблагодарный от своей сулицы, по счастаю, находившейся достаточно далеко, чтобы пан Броучек не опасался вновь с ней встретиться. - Я замахнулся... - и, вдохновленный пришедшей ему в голову счастливой идеей, которая должна была вывести его из трудного положения, пан Броучек вдруг обнаружил талант эпического сказителя, продолжив: - Замахнулся я на всадника, галопом на меня мчавшегося, и вонзил его что было силы коню в бок; конь взвился на дыбы и... и...
- И копытом оглушил тебя,- закончил мужчина.- А меч твой застрял в боку у коня или же выпал из твоей руки и кто-нибудв его поднял.
- Да, наверное, так оно и было,- охотно согласился наш герой.Поскольку я был оглушен, то и не знаю, что со мной дальше происходило.
- Но как ты попал сюда, так далеко от прочих?
- Я забежал вперед, желая ударить на крестоносцев с фланга,- уже без зазрения совести лгал пан Броучек, которому эта критическая минута сообщила остроту мысли необыкновенную.
- О, так ты и хитрости военные придумываешь - прямо гейтман из тебя! усмехнулся человек с молотом. - Но, пожалуй, ты и впрямь парень отважный, хотя вид у тебя не очень-то боевой.
Наш герой проглотил "парня" с досадой, однако обиду уравновешивало признание его отваги, так что он, будучи человеком скромным, покраснел. Теперь, когда прямая опасность миновала, он в самом деле ощущал в себе некий огонек геройства и потому взглянул на обоих мужчин почти без страха.
- Но почему ты так плохо говоришь по-чешски? - продолжал человек, задававший вопросы. - Ты что, из тех немцев, которые примкнули к учению Гусову?
Пан Броучек решительно воспротивился зачислению его в немцы и вновь повторил свою байку о длительном пребывании в чужих краях, откуда он лишь недавно возвратился на родину.
- Помочь землякам в трудной битве? - спросил мужчина с молотом; глаза его тепло засияли.
Броучек неуверенно кивнул.
- Ты мне и впрямь нравишься, дружище!.. А что думаешь ты, отец Вацлав?
- Скажи, придерживаешься ли ты учения пражских магистров? - спросил пана Броучека священник-таборит.
Как читателю известно, наш герой решил на время перейти от пражан к таборитам, и потому он ответил так: - Сказать по правде, пражане не очень-то мне по душе, - и, озаренный внезапной идеей, вспомнив о споре в корчме, с живостью добавил: - И еще, я против церковных облачений...
Этим он разом покорил сердце таборского священника.
- Против всех этих балахонов и прочих остатков римского идолопоклонства! - воскликнул тот одобрительно.- Если так, то тебе не место среди пражан - ты наш! Гейтман Хвал оценил также и твою храбрость - значит, ты будешь достойным братом-таборитом.
- Конечно, пойдем с нами на Виткову гору,- подтвердил Хвал.
Броучек согласился и отправился вместе с Хвалом Ржепицким из Маховиц, таборским гейтманом, и прославленным священником Вацлавом Корандой (полные имена коих он узнал позднее) по тропинке, ведшей средь виноградников вверх, на нынешнюю гору Жижкову.
XI
Гейтман Хвал шагал впереди, Коранда же шел рядом с новоиспеченным таборитом, излагая ему попутно свою систему взглядов, включающую отмену постов, церковных праздников, молебствий к святым, поминовения усопших, отказ от латыни при богослужении и прочие разделы учения таборитов.
Чем дальше они шли, тем более рассеянно слушал его пан Броучек; даже муки в огне чистилища, по многим доводам относимые Корандой к области вымысла, не воспламенили его дух, и он мысленно посылал своего занудного спутника куда-нибудь поближе к отрицаемому им чистилищу. Вообще этот священник был ему несимпатичен. Тощее тело, бледное лицо, лихорадочно блестящие глаза, да в придачу огромный меч на боку-нет, положительно это не компания для пана домовладельца. "Чистый угодничек божий!"-сказал он себе.
Лишь однажды прервал священник свой рассказ и, остановившись, вперил в Броучека свой пламенный взор с такой силой, что наш герой от страха задрожал мелкой дрожью.
- Ты что глядишь на меня так странно? - строгим голосом спросил Коранда.
- Я - ничего, ваше преподобие, право же, ничего,- растерянно стал оправдываться пан Броучек. - Я только подумал, до чего же огромный меч у вас за поясом.
- Ты что, собираешься мне глаза колоть моим мечом? - воскликнул священник.
- Я... вам... я тебе, глаза колоть?..- растерянно, заикаясь, повторял наш герой, который, конечно, не сообразил, что древний чех употребил выражение "кому чем глаза колоть" в значении "открыто упрекать коголибо в чем-либо".