Ошида был теневой фигурой, к нему сходились нити почти всех операций, что проводились в прибрежном квартале, и у него хватало ума держаться в тени.

Сидеть за столиком в обшарпанных меблированных комнатах, улыбаться, ковырять в зубах и складывать, складывать в голове цифры – это доставляло ему удовольствие. На него работали люди. Деньги текли рекой. Так чего ему не быть счастливым? Из Парадиз-Сити деньги перетекали в Берн, в Швейцарию. Деньги – они были для него предметом восхищения, как картина Пикассо для поклонника живописи. Вот они, твоя собственность, ты смотришь на них – и ты счастлив.

Пок Тохоло Ошиде нравился. Толстяк знал – этот парень опасен, но, если хочешь выколотить деньгу из этого так глупо устроенного мира, где нет никакого порядка, ты должен быть опасным.

Он знал, что Пок – это Палач, как знал и обо всех преступлениях в городе. Поквитаться с белыми богачами – это была толковая мысль. А толковыми людьми он всегда восхищался. Да, у Пока не все в порядке с головой, ну и что? У многих, кто вершит в этой жизни важные дела, с головой не в порядке. В общем, раз этот малый выудил у них денежки, он заслуживает его, Ошиды, одобрения.

И когда Пок остановился перед столом Ошиды, тот одарил его самой широкой своей улыбкой.

– Мне нужен пистолет, – негромко сказал Пок.

Ошида наклонился и из коробки, что стояла в дальнем углу его стола, достал зубочистку. Сунул ее между двумя золотыми коронками, не сводя глаз с Пока.

– Какой? – спросил он.

– Хороший… тридцать восьмого калибра, автоматический, пристрелянный.

Ошида вытащил зубочистку, вытер ее об рукав и сунул обратно в коробку.

– Оружие стоит денег, Пок. Деньги у тебя есть?

– Я заплачу сто долларов.

Ошида восхищался людьми, которые перед ним не трепетали. Пок был одним из них.

– Подожди.

Встав из-за стола, он понес свою тушу в заднюю комнату. Минут через десять вернулся – в руках его был коричневый сверток, перевязанный ленточкой. Он положил сверток на стол.

Пок полез в карман, но Ошида покачал головой:

– Мне он достался даром… почему я должен брать деньги с тебя?

Пок положил перед Ошидой стодолларовую купюру и взял сверток.

– За удовольствие я привык платить, – отрезал он и вышел на залитую солнцем улицу.

Дежурная улыбка на лице Ошиды поблекла. Он поглядел на купюру, потом сунул ее в нагрудный карман.

Он считал, что с деньгами надо расставаться лишь в одном случае: когда это неизбежно. Такова была его жизненная философия.

Он потер оплывшую челюсть.

Видно, с головой у этого парня совсем плохо.

Беглер передал Терреллу записку вымогателя и сказал:

– Что ж, теперь мы знаем мотив.

– Тут дело не только в старухе, назвавшей его черномазым, – задумчиво произнес Террелл. – Интересно, сколько еще членов клуба получили такую записку? Понимаешь? Эти толстосумы в клубе уже и так дрожат от страха и вдруг получают такую записку: платите, иначе вам продырявят шкуру. Так вот, они заплатят как миленькие, а нас даже в известность не поставят.

Беглер закурил новую сигарету.

– И мне, шеф, как-то неохота их винить. Если его маневр в этом и состоит, он ловкач. Убивает троих, чтобы остальные поняли – шутки с ним плохи. А что мы сделали, чтобы успокоить наших стареньких лапочек? Ничего.

Террелл кивнул:

– Я поеду к Хансену. Его надо защитить, защитить без дураков. Он заплатил, но до Пока деньги не дошли, получается, что Хансен не пожелал, а раз так… Пошли в клуб хороших ребят, несколько человек, пусть охраняют здание спереди и сзади. Проверят всех индейцев, входящих и выходящих.

Беглер ушел в комнату детективов, а Террелл по задней лестнице спустился во двор управления, где стояла его машина.

В комнате детективов Беглер не застал никого. Весь наличный состав был занят поисками пары, назвавшейся мистер и миссис Джек Аллен. Понимая, что обеспечить Хансену охрану – дело крайне срочное, Беглер с неохотой позвонил капитану Хеммингсу из полиции Майами и попросил прислать подкрепление.

– На вас уже пашут пятнадцать моих парней, – заметил Хеммингс. – Вы думаете, все наши уголовники ушли в отпуск?

– Сэр, одолжите нам еще двоих, – попросил Беглер, – вы нас очень обяжете. Как только у меня хоть двое своих освободятся, я ваших тут же отпущу.

– Знаете что, Джо? У меня этот ваш краснокожий давно сидел бы под замком. Фрэнк все делает через одно место, но это не мой участок, так что мое мнение мало кого интересует.

Беглер с трудом сдержал гнев.

– Капитан Террелл свое дело знает, сэр.

Какая-то нотка в голосе Беглера напомнила Хеммингсу: ведь это он честит начальника Беглера.

– Да, конечно, – поспешно согласился он. – Ладно. Двоих я сейчас вам пошлю. Если вдруг у нас поднимется волна преступности, вы нам тоже подсобите, верно? – Он отрывисто хохотнул. – Впрочем, надеюсь, ваша помощь нам не понадобится.

– И я надеюсь, сэр. – Скользнуть бы сейчас вдоль телефонного провода, пнуть Хеммингса в жирную задницу – и немедля назад, в надежные стены своего кабинета. Увы, чудеса если и бывают, то не такие.

– Через час ваш человек будет под охраной, – пообещал Хеммингс.

Но охрана опоздала. Пока Террелл черепахой полз в густом потоке машин, пока Хеммингс инструктировал двух детективов, отправляя их в Парадиз-Сити, Пок Тохоло нанес удар.

Убить Эллиота Хансена оказалось делом несложным. Не без риска, конечно, но к риску Пок был готов.

В 14.30 с ленчем в клубе уже покончено; индейская обслуга вся внизу, в здоровенной кухне, сидят и обедают; две трети членов клуба разошлись по своим кабинетам, остальные дремлют в салоне. Все это Пок прекрасно знал. Как и то, что Эллиот Хансен всегда уходит в свой кабинет и минут сорок кемарит на диване. Хансен – человек чувствительный, и он за свой счет отделал себе кабинет звуконепроницаемым материалом. Это Поку тоже было известно.

В ту минуту, когда он оказался у входа в клуб для персонала, два истомленных жарой детектива только подъезжали к Парадиз-Сити, а капитан Террелл затормозил перед красным сигналом светофора в полумиле от клуба.

Пок неслышно прошел по тускло освещенному коридору, вслушиваясь в голоса и позвякивание посуды из кухни. На вешалке висели белые кители, он взял один и надел. Китель оказался слегка велик, но какая разница? Дверь в кухню была открыта, но его никто не заметил. Вот и гостиная. Никого. Следующий коридор вел к бару. У входа в бар он замедлил шаги. Увидел отца: тот мыл стаканы, и во всем его облике было терпеливое раболепие, всегда раздражавшее Пока. Он замер и, не показываясь, долго смотрел на старика… сейчас бы войти в эти двери и обнять отца… Нет, слишком большая роскошь. И Пок прошел мимо.

Навстречу шагали два члена клуба: холеные, откормленные господа, у каждого между пальцами – сигара. Его они даже не заметили. Естественно, кто это обращает внимание на обезьяну в белом кителе? Как муха на стене – ни фамилии, ни имени.

Вот и кабинет Хансена. Пок даже не огляделся по сторонам. Легонько повернул ручку и вошел в комнату. Дверь затворилась с нежным присвистом – это выжала воздух звуковая изоляция вокруг двери.

Эллиот Хансен сидел за столом. Обычно в это время он спал, но сейчас заснуть ему мешал страх. Выстроенный им мир начал осыпаться, скоро он может рухнуть и завалить его своими обломками.

Он поднял голову, увидел индейца в белом кителе и раздраженно махнул рукой:

– Я тебя не звал! Уходи! Как ты смеешь входить сюда?.. – Тут он узнал Пока, судорожно глотнул воздух и вжался в кресло.

Пок поднял пистолет. На его коричневом лице мелькнуло подобие улыбки, и он нажал на спуск.

После первого выстрела на белом пиджаке Хансена, возле правого плеча расцвело кровавое пятно, и Пок понял, что пистолет отбросило чуть вправо. Вторая пуля попала Хансену в рот, разбив вдребезги его шикарные белые вставные челюсти. Третий выстрел пришелся в голову, пуля вышибла из несчастного мозги, красноватая гуща заляпала лежавший перед ним блокнот.