Такое удачное обстоятельство придало обеим предприимчивым куклам немалый заряд энергии и оптимизма, и они с таким жаром принялись обсуждать все перипетии своего плана, что очень скоро он лежал перед ними как на ладони. План был молниеносно принят, утвержден, скреплен уважительным рукопожатием и тут же превратился в руководство к действию. А действовать Мастер кукол умел, не зря же кукольный народ единодушно избрал его Старшиной.

Перебрав в уме среди населения кукольного мешка всех возможных союзников в их предприятии, Старшина кукол дальновидно остановился на кандидатурах сородичей наиболее крупных пропорций, которые чаще всего были заняты в эпизодических ролях представления бродячего балагана Кукольника. У крупных кукол крупным было все: и тела, и руки, и даже черты лица. Более тонкие, а, следовательно, и важные роли всегда оставались за куклами поменьше ростом, над которыми дольше трудился резец их хозяина. Разумеется, большие куклы давно жаждали от судьбы реванша, и поэтому двое из них предложение участвовать в маленьком дворцовом перевороте приняли с восторгом. Что уж наобещал им Старшина, какие посты и привилегии в будущей иерархии кукольного мешка, для Гвинпина так и осталось тайной, разгадка которой, впрочем, его не слишком интересовала.

Так или иначе, бравый отряд, состоящий из двух массивных деревянных кукол - Хитрого Солдата и Простоватого Великана - под началом Старшины кукол и, разумеется, Гвинпина быстро изловил обоих черно-белых слуг зорзов и препроводил их подальше в лес. Собственно, процесс поимки зловредных мимов был несложен: каждого мима крепко держали Солдат и Великан, великолепно справлявшиеся с этой нехитрой задачей; Старшина кукол связывал противника, захваченного врасплох, крепкими веревками, заимствованными из реквизита и сорванными с декораций, а Гвинпин осуществлял, так сказать, общее руководство.

Таким образом, в самом скором времени обе вражеские куклы были уже крепко привязаны к одному и тому же дереву спиной друг к другу. Это была блестящая идея Гвинпина, не желавшего, чтобы пленники каким-то образом сносились между собой во время допроса. Однако в скором времени узлы, затянутые обладателем чересчур мягких пальцев и столь же мягкой по отношению ко всем своим кукольным сородичам души, расслабились, и веревки безвольно повисли вкруг тел пленников. Мимы же все это время невозмутимо взирали на своих стражников, и их грубо вырезанные лица выражали полнейшее равнодушие и к собственной судьбе, и к судьбам всего остального мира. Сколько их не вопрошал Старшина о планах зорзов и колдунье, и добром, и с сердитостью в голосе, исполненном, однако, скрытого сочувствия; сколько ни хмурил воображаемые брови Гвинпин, прохаживаясь вокруг дерева с привязанными пленниками, мимы сохраняли кромешное молчание. У одного из заговорщиков на миг даже возникли серьезные сомнения, а не онемели ли они после столь сильного душевного потрясения.

- Да какое там потрясение, - в сердцах обронил Гвиннеус. - Ты на их рожи посмотри! Чистые коровы и все тут, только еще жвачки не жуют...

- Не так легко достучаться до души человека, тем более, когда она заперта в оболочке куклы, - с легкой обидой в голосе произнес Старшина. Представляешь, сколько лет она лежала под спудом. И вообще, еще неизвестно, может ли душа одного жить в теле другого, ведь люди и куклы - они все же такие разные.

- Ну-ну, - покачал головой Гвиннеус, - давай продолжай свои вопросы. А я посмотрю-ка лучше, как эти упрямые друзья устроены.

Он подошел к дереву, бесцеремонно передвинул одного из мимов вдоль ствола и деловито замурлыкал какую-то деревенскую песенку, слышанную им однажды от Лисовина, а потому слова ее не подлежат воспроизведению на бумаге. Наконец он замер на минутку, что-то прикидывая про себя, после чего наклонил миму голову и просунул свой клюв черно-белому молчальнику куда-то в область затылка. Там немедленно что-то щелкнуло, и глазам неутомимого исследователя предстало внутреннее устройство кукольной головы. Гвиннеус пошерудил там, и испытуемый им таким странным образом мим вдруг скорчил злобную гримасу. Старшина кукол, все это время что-то увлеченно вещавший обоим пленникам, удивленно осекся, не в силах уразуметь, какая же из его пространных сентенций вызвала у этого мима столь бурную реакцию искусственных лицевых мышц. Гвинпин, видя по изумленному лицу напарника, что у него чего-то получилось с мимом, поспешно извлек свой клюв из недр полого деревянного шара и заглянул миму через плечо.

Злобная гримаса по-прежнему украшала лицо мима, застыв неестественной маской оскаленного рта и вытаращенных глаз.

- Как это тебе удалось? - удивился Старшина кукол.

- У него там, в башке есть такие специальные рычажки, чтобы управлять лицом, - ответил Гвинпин, вновь нырнул за спину миму и принялся увлеченно копаться у него в затылке. Через несколько мгновений Старшина присоединился к нему, сразу найдя скрытую под деревянной шевелюрой потайную кнопку и у второго мима.

Оказывается, хитроумное устройство головы каждого мима позволяло извлекать и фиксировать на широких кукольных лицах множество самых различных эмоций. Для этого нужно было просто потянуть или нажать нужный рычажок или же их комбинацию для выражения более сложной, целой гаммы чувств. Но кукла всегда остается лицедеем, и Гвинпин со Старшиной тут же принялись увлеченно дергать за рычажки, управляя бессловесными мимами.

- Внимание! - кричал Гвинпин. - Изображаем Радость!

И оба пленника разевали рты до ушей в подобии душераздирающей улыбки.

- О, горе мне! - тут же восклицал Старшина кукол, тоже увлекшийся веселой игрой до неприличия и риска потерять авторитет если и не перед Гвином, которого он держал почти на одной доске рядом с собой, то, во всяком случае, перед подчиненными в лице Хитрого Солдата и Простоватого Великана. Но ему некогда было рассуждать об утраченном величии, потому что Гвинпин тут же изображал на своей кукле низко опущенные уголки горестного рта и закатившиеся глаза. И так все дальше, дальше и дальше.

Наконец они устали, отсмеялись и приняли каждый свою долю восхищения Хитрого Солдата и Простоватого Великана. Пожалуй, сцена, в которой одна кукла управляет другой, действительно заслуживала внимания, и авторитет Гвинпина в глазах их бесхитростных и наивных добровольных помощников взлетел на головокружительную высоту. Но Гвинпин вдруг загадочно глянул на Старшину и подмигнул ему.