- Больше всего мне отвратительны сплетни, - тихо сказала Сибилла, - а они уже начинаются. Все друг друга подозревают. Джон и Ивэн, я думаю, смогут поручиться друг за друга, но у доктора Эббота уже была ужасная сцена с мясником. Тот подумал, что его обвиняют, и сам обрушился с обвинениями на доктора.

Ивэн Смит, казалось, чувствовал себя очень неловко. Наконец он выпалил:

- Я не имею права много говорить, но думаю, что все это ни к чему. Это все отвратительно, но мы уверены, что убийства здесь не было.

- У вас уже создалось свое мнение об этом? - спросила девушка, пристально глядя на священника.

- Я слышал одно мнение, которое кажется мне очень убедительным,ответил он.

Патер Браун стоял, мечтательно глядя на реку. Смит и Сибилла оживленно заговорили друг с другом вполголоса. Погруженный в размышления священник направился вдоль реки. Скоро он оказался среди молодых деревьев, нависающих над водой. Жаркое солнце ярко освещало тонкую завесу колеблющихся листьев, и то тут, то там появлялись блики, подобно маленьким зеленым огонькам; птицы пели на сотни голосов. Через две-три минуты Ивэн услышал свое имя, произнесенное вполголоса, но четко в зеленых зарослях, и вскоре увидел возвращающегося патера Брауна.

- Не позволяйте мисс Рэй идти сюда, - сказал тихо священник. Постарайтесь как-нибудь отправить ее домой.

Ивэн Смит подошел к девушке с довольно неумело наигранной беспечностью. Через несколько минут мисс Рэй скрылась в доме, и Смит вернулся к тому месту, где только что был патер Браун, но того уже не было, он скрылся в чаще. Сразу за небольшой группой деревьев была расщелина, подмытая водой. Здесь торф осел до уровня прибрежного песка. Патер Браун стоял на краю расщелины и смотрел вниз.

Случайно или по какой-либо причине он держал шляпу в руках, хотя яркое солнце заливало его голову.

- Взгляните сами, - сказал он серьезным тоном. - Но предупреждаю вас подготовьтесь.

- К чему? - спросил Смит.

- К самому ужасному зрелищу, которое я когда-либо видел в жизни, сказал патер Браун.

Ивэн Смит подошел к краю торфяного берега и с трудом сдержал вопль ужаса.

Сэр Артур Водрей, скаля зубы, пристально глядел на него снизу. Лицо было совсем близко: Смит мог бы наступить на него. Голова была откинута назад, желтоватосеребристые волосы разметались и находились у ног Смита, а лицо перевернуто. Все это казалось каким-то кошмаром, как если бы сэр Артур вздумал разгуливать с перевернутой головой. Что он там делал? Возможно ли, что Водрей действительно прятался здесь, заполз в расщелины берега и выглядывает в такой странной, неестественной позе? Все тело Водрея было согнуто, скрючено, как бы изуродовано. Чем дольше Смит глядел на сэра Артура, тем более странной и скованной казалась ему поза сквайра.

- Вам оттуда не видно как следует, - сказал патер Браун, - но у него перерезано горло.

Смит содрогнулся.

- Да, я охотно верю, что это самое страшное зрелище, которое вы когда-либо видели, - сказал он. - И я думаю, это потому, что его лицо перевернуто. Я много раз видел это самое лицо за завтраком, обедом, каждый день в течение десяти лет, и оно было очень приятным, любезным. А когда оно перевернуто, оно кажется лицом дьявола.

- Он улыбнулся, - сдержанно сказал патер Браун. - И это одна из существенных частей загадки. Ведь немногие улыбаются, когда им перерезают горло, даже если они сами это делают. Эта улыбка в сочетании с вылезающими из орбит глазами, которые всегда были у него навыкате, - этого достаточно, чтобы объяснить причину выразительности такого зрелища. Но ведь действительно предмет в перевернутом виде выглядит совсем иначе, и художники часто поворачивают свои картины вверх ногами, чтобы проверить их правильность. Иногда, когда объект трудно перевернуть, они сами становятся на голову или, по крайней мере, смотрят картину, просовывая голову между ногами.

Священник, говоривший все это для того, чтобы дать возможность своему собеседнику прийти в себя, напоследок сказал:

- Я прекрасно понимаю, как это вывело вас из равновесия. К несчастью, это вывело из равновесия и кое-что другое.

- Что вы хотите этим сказать?.. - растерянно спросил секретарь.

- Это опрокинуло всю вашу так тщательно разработанную теорию, - ответил священник и стал спускаться вниз к узкой полоске песка на берегу реки.

- Но, может быть, он сделал это сам? - сказал Смит отрывисто. - В конце концов, ведь это самый лучший вид бегства, а если так, то это вполне подтверждает нашу теорию. Он искал спокойствия, пришел сюда и перерезал себе глотку.

- Он вовсе не приходил сюда, - сказал патер Браун.- Во всяком случае, не при жизни и не по суше. Его убили не здесь: для этого слишком мало крови. Солнце неплохо подсушило его волосы и одежду, но здесь на песке есть следы двух тонких струек воды. Как раз до этих пор доходит с моря прилив и образует водоворот.

Прилив и занес из моря в устье реки тело, которое осталось, когда прилив ушел.

Но тело должно было сначала попасть в воду - где-нибудь выше, предположим, в деревне: ведь река протекает как раз позади ряда домиков и лавок. Бедный Водрей, очевидно, погиб в деревушке, и я не думаю, что это было самоубийство. Весь вопрос в том, кто захотел или кто смог убить его в этом маленьком захудалом местечке.

Патер Браун стал чертить зонтиком на песке.

- Посмотрим, как расположены лавки. Во-первых, мясная. Ну, конечно, мясник мог бы считаться идеальным убийцей: ведь у него большой нож для резания мяса. Но вы видели, что Водрей вышел из мясной. И вряд ли он стоял на пороге и слушал, как мясник говорит ему: "Доброе утро, сэр. Разрешите мне перерезать вашу глотку.

Благодарю вас. А что еще прикажете?" Я думаю, сэр Артур не относится к такому типу людей, которые приятно улыбаются во время всей этой процедуры. Он сильный, энергичный и довольно вспыльчивый человек. Но кто еще, кроме мясника, мог бы одолеть его? Следующую лавку содержит одна старушка, затем торговец табачными изделиями, мужчина, но, как говорят, небольшого роста и очень робкий. Затем идет мастерская дамского платья, хозяйки которой - две старые девы, затем буфет, который содержит мужчина, но сейчас он лежит в больнице, его заменяет жена. В буфете есть два-три парня - продавцы, но в тот день их не было, они работали в другом месте. Буфетом улица заканчивается, дальше нет ничего, кроме постоялого двора, а на дороге стоит полицейский.

Патер Браун сделал углубление наконечником зонтика, чтобы отметить, где стоит полицейский, и угрюмо уставился на реку. Потом вдруг сделал легкое движение рукой, быстро подошел и склонился над трупом.

- А, - сказал он, выпрямляясь и вздыхая с облегчением, - торговля табачными изделиями! Как это мне сразу не пришло в голову?

- Что с вами? - спросил Смит с некоторым раздражением.

Патер Браун вращал глазами и что-то бормотал. Слова "торговля табачными изделиями" он произнес как какое-то заклинание.

- Не заметили ли вы чего-нибудь особенного в лице сэра Артура? - сказал священник, помолчав.

- Особенлого! Боже мой! - сказал Ивэн, вздрогнув при одном воспоминании. - Да ведь у него перерезана глотка.

- Я говорил о лице, - сказал спокойно священник. - Кроме того, не обратили ли вы внимания на то, что у него была порезана и забинтована рука?

- О, это не относится к делу, - поспешил сказать Ивэн. - Он еще раньше, когда мы работали вместе, порезал себе руку разбитой чернильницей.

- И все-таки некоторое отношение к делу это имеет, - сказал патер Браун.

Наступило продолжительное молчание, и священник стал угрюмо бродить по песку, волоча за собою зонтик и иногда бормоча слова "торговля табачными изделиями", пока одни эти слова не стали приводить в дрожь его собеседника. Затем он вдруг поднял зонтик и указал на навес для лодок в камышах.

- Там есть лодка? - спросил он. - Мне хотелось бы, чтобы вы прокатили меня вверх по реке. Нужно поглядеть на эти домики сзади. Дорога каждая минута. Тело могут обнаружить, и нам надо рискнуть.