Я встал, пожимая плечами с шутливой покорностью, и разлил чай по чашкам. - А знаете, мисс Лайджест, - сказал я, подавая ей чай, - я только сейчас по-настоящему понял ценность вашего каталога. - В самом деле? - улыбнулась она. - Мне кажется, его практическая ценность состоит прежде всего в том, что он объединяет функции почти всех ваших картотек, фактически заменяет их. - Да, но картотеки все равно нужны: с ними работать удобнее, когда изучается какой-либо один признак, например, время изготовления рукописи, ее качество и так далее. - Я это понимаю, - кивнул я, - и вижу, что проделанная работа чрезвычайно полезна в теоретическом плане - вы обосновали необходимость выделения именно данных признаков для классификации документов - и в плане утилитарном: вы фактически предложили новый способ организации всех рукописных архивов! - В этом и была моя цель. Я рада, что вы тоже считаете, что она достигнута. В конце концов... В чем дело, Келистон?

Дворецкий вошел в комнату и остановился с подносом в руках. - Вам корреспонденция, миледи, - сказал он, - ее только что доставили. - Спасибо, Келистон, - сказала мисс Лайджест, - поставьте поднос сюда и можете быть свободны. Я поднялся с кресла и первым подошел к письмам. - Там нет ничего для вас, мистер Холмс, - сказала мисс Лайджест, торопливо вставая со своего места, - Келистон очень хорошо сортирует всю почту, и письма на мое имя всегда приносит отдельно...Уверяю вас, мистер Холмс, там нет ничего для вас! То, что вы держите, тоже адресовано мне! - Прошу прощения, мне показалось, что я заметил почерк Уотсона, и оно как раз тоже с пометкой о срочности. - Нет-нет, вы ошиблись, - она поспешно взяла голубой концерт у меня из рук и сунула его в ящик бюро. - О, а это, кажется, то, что мы ждем! Взгляните, мисс Лайджест. - Да, оно. - Что там? Читайте вслух.

Она посмотрела на меня с легкой усмешкой, распечатывая конверт: - Посмотрим, что он на сей раз сообщает. "Моя дорогая", - банальное начало, - "я был удивлен и тронут вашим посланием" - ну еще бы! "теперь, зная, что я нужен вам, я постараюсь ускорить свое возвращение, однако это возможно лишь на три или четыре дня. Безмерно тоскую и жажду обнять вас, с заверениями в искренней и нескончаемой любви" - и так далее и тому подобная чушь - "Гриффит Флой" Как вам это нравится? - Что ж, три или четыре дня - это тоже результат. Надеюсь, он сдержит слово. - Я тоже надеюсь. Черт возьми! Похоже, я начинаю ждать его возвращения!

Она взяла с подноса другое письмо, разорвала конверт, и лицо ее приняло тревожное выражение. - Пришло извещение о дате предстоящего суда, - она протянула мне судебную повестку и отвернулась к окну, - мне предписано быть готовой к судебному слушанию пятнадцатого сентября.

Я прочел бумагу и отложил ее в сторону. - Это подходящая для нас дата, мисс Лайджест, - сказал я, - я успею сделать к этому сроку все что нужно.

Она повернулась ко мне, и лицо ее снова стало спокойным, внимательным и невозмутимым: - Я не сомневаюсь, мистер Холмс, что вы все сделаете так, как нужно, и тогда, когда нужно. Просто это внезапное напоминание о суде показалось мне каким-то грубым. В последние дни я почти не думала о неприятном, а теперь меня словно растормошили после сладкого сна. - Я вас понимаю, - я посмотрел на начинавшее розоветь солнце за окном. - Возможно, нам с вами стоит покинуть, наконец, эту комнату и отправиться в парк ненадолго. Сейчас там уже не так жарко, вы посидите где-нибудь в тени и быстро придете в себя.

Она улыбнулась: - Вы правы, я с удовольствием выйду в парк, - ответила она, - но мне уже не нужно приходить в себя - я лишь хочу прогуляться с вами.

В тот же вечер я составил и отправил срочную телеграмму для Уотсона следующего содержания:

"Уотсон. Соберите самые тщательные сведения о Джеймсе К. Гленрое. Сделайте это сами и перешлите такие же инструкции лицам по указанным ниже адресам. О результатах телеграфируйте как можно скорее. Ш.Х.".

13

Ощутив всю прелесть совместной прогулки, на следующее утро после завтрака мы решили повторить ее. Мисс Лайджест повела меня по своим любимым тропинкам парка, и беседа с ней была, как всегда, захватывающе интересной. Мы могли говорить о чем угодно, обсуждать тысячи вещей, и мне никогда не было скучно.

Приближался конец августа, но жара все еще не спадала. Стояли на удивление теплые дни, и на небе уже очень давно не появлялось ни единого облачка. Мы с мисс Лайджест держались в тени деревьев и сидели лишь там, где тени давали более или менее ощутимую прохладу. - Как по-вашему, мистер Холмс, - вдруг спросила она, - Лестрейд переменится ко мне, если в деле произойдут перемены? - Я думаю, что когда ему придется вас освобождать, он сделает вид, будто это и не он вас арестовывал. - А если вы, наконец, убедите его, что стоит повнимательнее присмотреться к Гриффиту Флою, он станет ко мне снисходительней? - С каких это пор вас волнует отношение к вам инспектора, мисс Лайджест? - С тех самых пор, как я поняла, что половина всего дела держится именно на его личном благоволении. - Тогда я повторяю, что вам можно ожидать его благоволения лишь тогда, когда он сам придет к выводам по делу, противоречащим всему, что он делал раньше. - То есть как это "самостоятельно"?

Я улыбнулся, разжигая свою трубку: - Я имею в виду, что мне придется убедить его в том, что все расследование является его и только его заслугой.

Ее бровь поползла вверх: - Но это несправедливо! - сказала она, справившись с первыми чувствами. - Я не позволю, чтобы все, что вы делаете, просто так кануло в лету или, того хуже, досталось Лестрейду в качестве трофея! - Я не слишком честолюбив и в случае, когда придется выбирать между личной славой и вашим спасением, без колебаний выберу второе. - Весьма благородно с вашей стороны, мистер Холмс, но мне все равно не нравится даже сама постановка этой альтернативы. - Ничего не поделаешь, - я пожал плечами, с улыбкой наблюдая за ее возмущением, - мне часто приходится оставаться в тени ради достижения главной цели.

Она вздохнула, не в силах смириться с тем, что я говорил: - Доктор Уотсон как-то сказал мне, что вы отказываетесь от славы и даже от вознаграждения по многим причинам. Это так? - Да. Часто я не требую официального признания моего участия в деле потому, что само дело не представило для меня существенных трудностей или просто не было интересным. - Ну, это можно понять. Все знают, что ваша слава зиждется на громких и запутанных делах.

Я кивнул: - А в тех случаях, когда дело решено, но не получает огласки, я довольствуюсь признанием клиента и близких мне людей, например, Уотсона. - Знаете, мне бы все же не хотелось, чтобы в моем деле вы отступили в сторону, когда придет время делить пирог. Если вы так сделаете, я подам в какую-нибудь центральную газету опровержение и расскажу всю правду.

Я рассмеялся: - Очень мило, мисс Лайджест! Но вы, по-моему, взялись резать этот пирог еще до того, как это пришло в голову даже Лестрейду, да и вообще рановато. Как ни грустно признавать, дело остановилось, и мне пока не за что требовать славы.

Она улыбнулась: - Вы же сами просили, чтобы я в вас верила, и я уже привыкла верить, ее лицо вдруг приняло озабоченное выражение, но через секунду она с неожиданным блеском в глазах посмотрела на меня. - Так вы говорите, дело остановилось? И вы сегодня тоже свободны? - Да, а в чем дело? - Я подумала, что, может быть, вы хотите расширить территорию нашей прогулки и посмотреть на здешние пейзажи. За тем приходом открываются замечательные виды! -Я согласен. Когда мы отправимся? - Прямо сейчас, если вы ничего не имеете против, - она оглядела мой спортивный пиджак и короткие брюки, заправленные в сапоги, - ваша одежда будет очень кстати: там, возможно, придется пробираться сквозь траву. - Тогда ваша тоже, - ответил я, бросив взгляд на ее черный брючный костюм, очевидно, тот, о котором говорила миссис Коннор. Мисс Лайджест не утрачивала в нем ни капли своей женственности: хорошо подогнанные по фигуре, жилет, пиджак и брюки делали ее еще более изящной.