Хелена посмотрела и увидела на коже совершенно незначительную ссадину.
- А, эта царапина, - спокойно ответила она. - Я ее даже не заметила.
- Никогда не пренебрегай царапинами и бедными друзьями! - сказала маленькая дамочка, прищурившись на солнце. Потом она улыбнулась - так улыбается сестра по несчастью себе подобной. - Да, да, да, - вздохнула она. - Пока оно светит, самое лучшее, конечно, насладиться его теплом.
* * *
Наконец Хелена Петрен сидела на своем пледе и смотрела на траву.
Я на необитаемом острове, думала она; здесь не жарко и не холодно, у меня есть все необходимое. Даже только что купленная, новая бутылка минеральной воды, а она еще вкуснее той, что разбилась. Ведь на самом деле я больше люблю именно эту воду, так что, наверно, хорошо, что та разбилась.
Она открыла книгу, но не могла сосредоточиться. Недалеко от нее громко разговаривали какие-то подростки, словно им было наплевать, что они не одни.
У одного из деревьев сидела молодая пара - они целовались; целовались, и хихикали, и опять целовались. И он, и она совершенно неинтересные, но надо же, какое значение они придают друг другу.
Она подумала о Клаусе и о его мечте - женщине помоложе. Может, такая женщина у него уже есть - какая-нибудь мямля, которая согласится на что угодно. Согласится рожать ему детей, хотя он этого не достоин. Согласится воспитывать их, покупать им одежду и компьютерные игры; наверняка это будут мальчишки, неаккуратные, жадные мальчишки, только и ищущие, чего бы сломать. "Надеюсь, у них хотя бы не будет бедняжки младшей сестры", думала Хелена.
Вот так все и начиналось, само собой. С поцелуев под деревом. И не знали, наверно, эти двое, в какой туннель призраков они попадут, вот так, хихикая и целуясь, а потом вдруг поймут, что они одни в этой тьме, одни с призраками, которых и вообразить себе не могли: семья-призрак, рутина, мытье посуды, рента и пьянство, лишние килограммы и орущие дети. Сами виноваты.
Она заметила, что перестала дышать. Перед глазами все кружилось. Пришлось лечь.
Она смотрела вверх - в безоблачную синеву. Подростки все так же шумели. Где-то тявкала собачка, тяв-тяв.
Хелена снова села. Она еще раз посмотрела на людей вокруг. Внутри нее все бурлило, кипело. Собака лаяла, пара целовалась, солнце светило, все шло своим чередом.
Послушайте меня! - хотела она закричать. Поймите же! Что мне сделать, чтобы вы хоть что-нибудь поняли?
Собака. Эту собаку надо пристрелить. Пусть кто-нибудь выстрелит. Она не могла ничего с собой поделать, перед ее глазами возникла картина: звучат выстрелы, один за другим, в их телах, на их лицах разрываются раны, брызги крови, они кричат, дергаются, пробужденные от спячки, от своей лживой жизни, время пришло, пробил час, так слушайте же правду: вы не заслуживаете того, чтобы жить, безвольные идиоты; почему, черт возьми, вы уверены, что достойны жить!!!!
Хелена попыталась успокоиться. Руки дрожали, когда она наливала минеральную воду. Пришлось отставить стакан и бутылку. Что на нее нашло? Она крепко зажмурила глаза. Руки тряслись, дергались так, словно жили своей собственной жизнью, сжимались, как в судороге. Она прижала ладони к пледу. Через некоторое время все прошло.
Она посмотрела вокруг. Ничего не произошло. Никого не застрелили.
Ее мутило, было такое ощущение, что ее сейчас вырвет. Казалось, все это действительно произошло. Но люди все так же сидели на траве. Это произошло где-то в другом месте.
Она очень надеялась, что ее никто не видел.
"Нельзя читать все подряд, - подумала она. - Это проникает тебе в голову. Как-то воздействует на тебя".
Чтобы избавиться от тошноты, ей пришлось лечь.
"Домой, - думала она, - я должна вернуться домой. Это единственное безопасное место. Надо вернуться домой".
* * *
И она помчалась домой. Скорей, скорей, словно в любую минуту могла начаться воздушная тревога, война, обстрел. Домой, с тяжелой корзиной и пледом. Взять такси она побоялась, так как была уверена, что попадет в аварию.
Только бы добраться до дома, и все опять будет хорошо. Она подумала о доме, старательно припомнила все предметы в квартире: комнату за комнатой, вещь за вещью. Цветы, диван с подушками, ванная, экстракт для ванн, горячая вода, клубком свернуться в постели.
В метро притвориться невидимой, невидящей. Не обращать внимания. Спокойно сидеть в своих шортах, с корзиной, шляпой и пледом как на приеме у зубного врача, закрыть глаза и сделать вид, что это перерыв, прекращение вещания. Скоро она будет дома.
От метро она пошла самой короткой дорогой, хотя знала, что придется пройти мимо мерзкого забора. Мерзкого забора с мерзкой надписью; и почему никто ее не сотрет? Почему она там? Казалось, она там уже тысячу лет, мерзкие буквы, и как можно написать что-то подобное?
"I bet you don't hate us as much as we hate you*", - было написано на заборе.
* Спорим, что вы никогда не сможете ненавидеть нас так, как мы ненавидим вас (англ.).
Хелена старалась не смотреть в ту сторону, но надпись от этого не исчезала. Буквы светились на заборе, как огненные. И забыть о них было невозможно.
Моя норка, думала Хелена, моя норка, моя маленькая норка в тростнике, в земле.
И поспешила еще больше, она почти бежала, бежала домой в свою квартиру, захлопнула за собой дверь, пустила в ванну горячую воду, накрасила новым карандашом губы, хотя была одна и никто не видел ее. И думала: "Никогда больше не возьму выходной посреди недели, все только переворачивается с ног на голову, это и дураку понятно, не работать посреди недели - это сумасшествие какое-то, это ненормально, должен же все-таки быть какой-то порядок в жизни, завтра опять пойду на работу, все будет как обычно, я - Хелена Петрен, работаю в банке, вешу 52,3 килограмма, завтра волосы будут опять лежать аккуратно, завтра я буду хорошо выглядеть, я посмотрю в зеркало и увижу там Хелену Петрен".
ПРОГУЛКА
Наверно, вы не раз удивлялись, почему я иногда выхожу из дома с таким выражением лица. А может, и не удивлялись. Порой сложно понять, удивляются люди или нет. Даже когда эти люди - твоя семья.
И действительно, почему бы вам удивляться: ведь я всегда говорю, что иду к моей подруге детства. Она такая застенчивая, ее так легко расстроить, и она не хочет знакомиться с вами.