- Теперь вы меня ненавидите? - всхлипнул мальчик за ее спиной.

Мария аккуратно натянула маску Мудрой Женщины и бесконечно понимающая повернулась к нему.

- А ты считаешь, что я должна? - спросила она.

- В каком-то смысле так было бы лучше, - сказал мальчик.

Из носа полились сопли. "Проклятый подросток", - подумала Мария, сохраняя при этом самый любезный вид.

Мальчик смотрел в пол.

- Да, мы поссорились, - сказал он.

- Я так и думала.

- Когда это случилось, я спал, - заверил подросток.

- Я вовсе и не считала, что ты толкнул Ину под машину, - уверила мальчика Мария. Ее даже забавляло, что она может быть такой собранной. Холодный гнев помогал ей удерживать маску. Мария чувствовала к мальчику тайную злобу - ничего, пусть ему будет больно.

- Но если бы я встал, я бы мог остановить ее.

- Из-за чего вы поссорились? - спросила она спокойно, как ведущая какой-нибудь женской передачи.

- Да не из-за чего. Просто я себя чувствовал... ну... она как бы давила на меня. Чтобы я сказал, что я... что я люблю ее, вот. Через три недели!

- И ты не сказал?

- Но такое не говорят! - Мальчик снова заплакал. - Если я скажу такое - я не смогу дышать. - Он весь съежился. - Вы ненавидите меня? - повторил он.

Мария не ответила.

- Когда мы потом еще разговаривали... она тоже плакала. Она сказала, что ее никто не любит.

Удар, удар прямо в грудь. Удар, от которого Мария чуть не упала в обморок. Никто не любит? Ина, Ина... Разве мы не любили тебя? Ты так считала? Чувствовала?

"Но это неправда!" - хотелось ей крикнуть той, которой не было.

- Я не мог... - сказал мальчик. - Я не знал, что сказать. Я... не могу говорить то, что меня заставляют. Я как бы обнял ее. И заснул.

- И что? - заставила себя произнести Мария. - Ты считаешь, что она сознательно бросилась под машину?

- Нет! - Мальчик явно испугался. - Вовсе нет. Она очень любила одну лужайку за полем, очень милую. Я думаю, она шла туда. Посидеть и подумать. Ну, она вообще любила думать. Там был ручеек. То есть он, конечно, до сих пор там. Я хочу сказать, ручеек. - Он коротко нервно рассмеялся. - Но она совсем не смотрела по сторонам. Потому что ей было грустно и тяжело.

- Ты хочешь сказать, что если бы ты тогда сказал ей, что любишь, то этого бы не случилось? - Мария сама слышала, до чего холодно звучит ее голос.

- Думаю, да. - Мальчик встал и подошел к окну. - Самое ужасное, сказал он, обращаясь к каштану, - что мне кажется, я любил ее. Просто не мог сказать. Но я думал, она понимала.

- Так бывает со многими, - сказала Мудрая Женщина.

- Это я виноват? Вы считаете, что я виноват?

- Нет, - заставила себя произнести Мария.

Мальчик отвернулся от окна и благодарно посмотрел на нее. Отвратительно благодарно. Мудрая Женщина спасла его от бессонницы? Даровала ему прощение? Спасла его юное сердце и скоро он сможет снова полюбить?

- Спасибо, - прошептал он.

Они стояли молча.

- Наверно, мне пора, - сказал он и вышел.

Его шаги еще не утихли на гравиевой дорожке, а Мария подошла к телефону и позвонила мужу.

- Я просто хотела услышать твой голос, - сказала она. - Вечером я тебе расскажу кое-что.

И всю ночь они обсуждали невыносимое: Ина считала, что ее никто не любит. Они прокручивали в голове каждое воспоминание, каждый эпизод.

- Но в семнадцать лет часто так кажется, - утверждал муж. - Так кажется.

- Я не разрешила ей поехать летом в конноспортивный лагерь, - говорила Мария. - Я оставила ее как-то, когда она была маленькая. Может быть, она чувствовала себя лишней, когда родился Джон.

- Бедный Джон, - сказал муж.

Они долго не могли уснуть от осознания своей вины.

* * *

Вот твоя комната. Это священное место.

Ни к чему здесь нельзя притрагиваться.

Я могу здесь сидеть часами.

Я произведу тебя снова. Каждое воспоминание, каждое твое слово, каждую фотографию, все, что напоминает о тебе, я возложу на высокий пьедестал, и молния вселит в тебя жизнь.

Нельзя, чтоб ты исказилась. Я хочу войти в сознание всех знавших тебя и посмотреть, какая ты там. Ты не можешь защитить себя сама. Даже в моей памяти ты не та, какой была.

Я должна удержать тебя. Но я ничего не держу. Там ничего нет.

Я знаю, что ты умерла; я видела тебя в таком покое, который не укладывается у меня в голове.

Но все же где-то ты должна быть. Где-то ты есть.

Вернись, умоляю тебя. Хоть как-нибудь, в любом облике.

Однажды ты прошла через меня.

Вернись, умоляю тебя; я приму тебя в любом облике.

* * *

Сын сидел рядом на диване. Они смотрели телевизор. Мария поставила перед ним вазу с чипсами, но он не ел их. Он теперь всегда такой: стиснувший зубы, отважный и отсутствующий. Восьмилетний солдат.

- Как ты? - спрашивала она обычно.

- Все в порядке, - отвечал сын.

И когда кто-нибудь обнимал его, чувствовалось, что что-то в нем как будто застыло.

- Может, поговорим? - беспомощно спрашивала она.

- Нет, - отвечал он.

- Ты думаешь о сестре? - спрашивала она.

И тогда он сказал:

- Ненавижу людей, которые превышают скорость. Никогда не буду водить машину. Ненавижу машины. Я убью их.

У него были летние каникулы, но он не хотел играть с друзьями. Большую часть времени он проводил у себя в комнате.

Они только каждый день смотрели вместе телевизор - что показывали, им было не важно.

На этот раз была какая-то передача про диких гусей.

Вдруг он вышел из гостиной и пошел к себе.

Еще через минуту Мария услышала грохот. Рядом с домом что-то упало или разбилось. Она подбежала к окну и выглянула.

За окном лежал разбитый компьютер Джона. Рядом валялась коробка из-под паззла, содержимое которой разноцветным конфетти рассыпалось по гравию.

Она взбежала по лестнице и вошла в его комнату.

Джон стоял у окна. Он собрал все свои вещи и методично выкидывал их в окно.

- Прекрати! - закричала Мария. - Что ты делаешь?

- Я разожгу там костер, - сказал Джон и выбросил старого тряпичного кролика. - Я все сожгу. Это все равно никому не нужно.

Мария подошла к сыну. Побледнев и крепко стиснув зубы, он повернулся к ней.

- Я ничего не хочу! - сказал он. - Ничего мне не надо!

- Джон, - сказала Мария беспомощно.

- Я тоже никому не нужен, - сказал он.