- Несу, мой генерал, - сказал Герман, выталкивая из кухонной двери сковороду со шкворчащим омлетом. - Съедите сразу? Или успеем донести до стола?

- Донести, - томно сказала Лика, закатывая глаза. - Ты - ее, - она показала Герману на сковородку. - А ты - меня...

Толя улыбнулся, протер пальцем усы и, ухнув, взвалил Лику на плечо.

- Толя, это неприлично, - заорала Лика.

- Зато чертовски удобно, - сказал Толя, выгружая ее на стул под елкой.

Ирка разрубила омлет, все загремели ложками, пошучивая в Толин адрес. Только Клякса устало растеклась по стулу, свесив прозрачные ложноножки вниз. С одной из них закапали фиолетовые чернила, источая карамельный запах.

- А Кляксы - это кто? - тихо спросила Ирка у Германа.

- Да парни как парни, - сказал тот. - В пехоту не годятся: ленивы, нерасторопны, неряшливы. Животные там всякие заводятся сразу. Запахи. А вот в электронике - смыслят. И бой рассчитать, групповой ракетный удар подготовить. Тут они незаменимы.

Лика нахмурилась. Она отодвинула недоеденный омлет и закурила.

- Потом, пишут хорошо, - сказал Герман, вытирая руки носовым платком, стихи там, романы. Играют неплохо на этом, как его...

- Терменвоксе, - сказала Лика. Голос ее звучал очень недружелюбно.

- Ну да, - сказал Герман. - И уж кто-кто, а Кляксы знают, что почем. Прохиндеистые, к деньгам жадные. Умеют пристроиться на непыльную денежную работенку: писать, рисовать, седалищную ложноножку развивать на научном стуле. Друг за друга горой - соорганизовались... - Он развеселился. - Я такой анекдот знаю! Приходит муж домой, а жена - вся фиолетовая...

- Ирка, - сказала Лика, - ты что, ему выпить дала?

- Не-а, - сказала Ирка. Она испуганно посмотрела на Лику.

- Я дал, - сказал из угла Толик-дизелист, язык у него за что-то слегка цеплялся. - Мы лежневский прибор разобрали. У него там в трубке всегда спирт натекает.

- Кретин, - сказала Лика. От злости у нее покраснели белки глаз. - Оба кретины. Заткнись, Герман!

- С чего бы это? - Военный откинулся на стуле, выпятив живот, туго вбитый в зеленую корзину брюк. - Чтобы этот трепанг не расстраивался? Чтобы его мозги не гнили от переживаний?

- Замолчи, - тихо сказала Лика.

Герман выкатил нижнюю губу:

- Ага. Жалеешь ее. Мне всегда казалось, что какое-то яблочко на твоем родословном древе пахнет карамелью.

Лика с остервенением бросила в него пустую кружку. Кружка ударилась в стену и с грохотом проскакала по полу.

- Вы что, ребята? - сказал Толя, вставая.

- Да ничего, - сказал Пулеметчик.

Он выбрался из-за стола, подошел к Герману и залепил ему оплеуху. Стул жалко крякнул, и военный развалился на полу.

- Ты что делаешь! - Лика вцепилась в рукав Пулеметчика. - Уйди, падаль!

Пулеметчик молча начал отрывать ее руки от куртки.

- Правильно, Ликуша, - сказал Герман, поднимаясь. - Знай свою конуру. У меня подстилка всегда теплее будет. - Он подошел и врезал Лике по щеке. Лика упала на Ирку.

- Сволочь, - сказал Герман Пулеметчику.

Тот деловито отщелкнул предохранитель.

- Кто сволочь? - деловито спросил он. - Не ты ли, бурдюк, и есть та самая сволочь? А? Ведь это ты, Герман, - сволочь! Ты трясешь военным пугалом и имеешь с этого большие деньги. Не так ли? Так кто сволочь? Очередь прошелестела по стене, зацепив елку. Вниз посыпались украшавшие ее пробки от "пепси-колы". Из дыр в стене потянуло холодом.

- Да ты что! - Ирка запоздало пригнула голову к столу.

Герман с каменным лицом принялся застегивать пуговицы на кителе.

- Сам хорош, - сказала Лика, закрывая ладонью синяк. - Ты-то, Пулеметчик, на тот свет больше, чем Герман, народу отправил.

Пулеметчик засмеялся:

- Молчи, пододеяльное сокровище. У меня есть цель. Достаточно светлая: выскоблить жизнь от такого смрада, как ты и этот пузырь во френче.

- Пододеяльное... - спокойно сказала Лика. - Но это же мне плохо. Только мне. Понял? А ты? Вспомни "Эребус-6". Летающий остров. Там вы со светлой идеей на пару сколько народу перестреляли? Как ты там делал, к трапу - и в затылок?

Пулеметчик замахнулся, Лика отпрыгнула, но не устояла и ударилась спиной о край стола. Пулеметчик подскочил к упавшей Лике, занес ногу.

- Стой! - заорал Клем. - Она же женщина!

- Назад! - сказал Пулеметчик, проводя стволом автомата вокруг.

Клем сел. Дизелист, похоже, совсем протрезвел. Толя затосковал. Ноги размякли и дрожали.

- Смрад, - сказал Пулеметчик. - Такие вот германы уперлись и не отменили высшую для 62-го, а я виноват?

- Да пошел ты, - сказала Ирка. Она приподняла Лику за плечи.

- Кажется, кровь пошла, - жалобно сказала Лика. - Ирка, ну почему они такие кретины? Почему нельзя, чтобы хоть сегодня все было хорошо?

- Не знаю, - сказала Ирка, - озверевшие все какие-то.

- Да-да, - сказал Герман, - все злые, только Кляксы добрые.

- Молчать! - Пулеметчик грохнул автоматом по столу. - Кляксы отличные парни. Боевики!

- Вот ты и проговорился, Пулеметчик, - тихо сказал Герман. - У инсургентов есть активированные Кляксы, или даже неактивированные, но есть! А циркуляр II-73? Ваш 62-ой ни хрена ни соображает? Он что, будет менять мотивировки сложившейся ситуации? Значит, трепангов на пьедестал, фиолетовый колер на флагшток, а виноваты кто? Рыжие? Боженька? А может быть...

- Все может быть, Герму ля, плевал я на все, - сказал Пулеметчик и плюнул. - А...

Лика вскрикнула. Все обернулись к ней. Она бледнела на глазах. Рот кривился. Щека нервно вздрагивала.

- Сейчас выключит... - в ужасе сказала Лика, глядя Толе через плечо.

Толя судорожно обернулся. Клякса почти втекла на стол. Она пожелтела, сжалась. На дне раскрывшейся солонки горел красный треугольник.

- Зараза, - сказал Пулеметчик, - она же активированная.

Он схватился за виски. Толя почувствовал, как жуткий, холодный страх начал выворачивать внутренности. Ему захотелось вопить, рвать, кусаться, ломать все, лишь бы убежать, исчезнуть, зарыться куда-нибудь, хоть под одеяло.

В центре треугольника блеснуло белое пятно.

Толя очухался от вкуса киселя. Лика стояла на коленях рядом и вдавливала ему в рот край жестяной кружки. Лика закрывала ладонью синяк и радостно улыбалась.

- Она совсем дохлая, - сказала Лика. - Только контроль всем попортила, а память осталась.

- Дохлая? Кто?

- Клякса.

Толя сел. Он взял Лику за руки.

- Ликушка, лапушка, если у тебя память осталась, объясни, что происходит, за что тебя били эти гады?

Лика попыталась вырвать руки. Толя разжал пальцы. Лика встала и демонстративно отошла к Герману, сморкавшемуся кровью в углу под елкой. Она присела перед ним на корточки. Герман улыбнулся и пошлепал ее по здоровой щеке.

- Что, Толь, - сказала сидевшая на старом месте Ирка, - не доставил ты Лике счастья, не пожалел ее. - Ирка затянулась сигаретой и начала раскладывать на столе распухшие от возраста карты.

Толя встал. Судя по следам, Герман приложился носом к столу. Остальные пострадали меньше. Пулеметчик сидел возле Ирки и, заглядывая ей через плечо, жевал пирожки. Клем поправлял на стуле обессилевшую Кляксу.

- Та-ак, - сказал Толя, - и ничего не было.

- А что было? - спросила Лика прежним ласковым голосом. - Ну, выпили парни.

- Морду вашу отштамповали, - сказал из дверей Толик-дизелист, - а потом на нее же, на морду, и плюнули. А так ничего не было.

- Ты... вы... - Лика вскочила и бросилась в коридор. - Ненавижу тебя! Всех ненавижу! Твари... Последнее счастье...

Хлопнула дверь.

- Анатолий Иванович, - сказал Клем, - нельзя так... женщина...

Толик-дизелист продул мундштук, открыл рот.

- Шестаков, молчи, - сказала Ирка.

Пулеметчик засмеялся:

- Молоток, Ириша, - сказал он, - понимаешь толк в деле. Это верно - все счастливы, только когда молчат.

Толик-дизелист обиженно взглянул на Толю.