Изменить стиль страницы

— Это было во втором классе. Мои ноги зажало партой. Я чихал — вокруг были тучи белой пыли. Дети кричали, я, наверное, тоже. Потом я ничего не помню. Следующий кадр — учитель выстраивает нас в шеренги на школьном дворе, кричит, чтобы мы успокоились, и что ничего не произошло. Я вижу кровь на воротнике впереди стоящего мальчика. Я не могу ни о чем думать — я просто делаю то, что говорит учитель. Видимо, я был в состоянии шока. Ах, да, я помню, я никак не мог понять, как мне удалось выбраться, как я смог освободить свои ноги. Все, что я помню — боль в ногах, а потом — пропасть. Следующий кадр уже на школьном дворе.

Сейчас он заново переживает все эти события. Он стоит в шеренге, смотрит на капли крови на воротнике мальчика.

Я тихо заговорила, стараясь не перебить возникающие образы:

— И ты все это забыл?

— Все-все. Ни разу не вспоминал за все время. Как я мог забыть такие страшные вещи?! Как могут такие страшные вещи просто вылететь из памяти?!

Мы с Одри переглянулись, но ничего не сказали. Минуту Дэн сидел, склонив голову, его руки — в замке зажаты между колен. Потом он снова лег на диван, вытянулся во весь рост и закрыл глаза. После недолгой паузы Дэн стал ощупывать свою голову:

— На моей голове повязка. Громадная повязка. Она на мне уже долго. Все, вспомнил! Я помню, как мне первый раз с того несчастного случая разрешили выйти из дома, мне сказали идти медленно и осторожно. Видимо у меня было сотрясение мозга — это все объясняет. Но тогда не казалось, что мне нужно осторожно ходить из-за моих ног, я совсем не обращал внимания на голову.

Казалось Дэн колеблется. Он попытался сглотнуть слюну.

Горло пересохло. Если предложить воды сейчас, можно помешать новым образам, придется подождать.

Я снова слышала пение птиц за окном. Вдруг Дэн снова взволнованно заговорил:

— Я слышу голос матери. Мы сидим за столом. Мы ужинаем, рядом со мной сидит мой отец, и этот случай с обломившимся потолком для него особый удар — он директор нашей школы. Мать говорит: "Мы больше никогда не будем вспоминать о том, что произошло сегодня. Мы навсегда забудем об этом. Поняли, дети? (Рядом со мной сидела моя сестра). Мы с папой тоже никогда не будем больше говорить об этом. Если мы будем постоянно обсуждать эту тему, это нам ничего не даст. Все, с сегодняшнего дня считайте, что ничего не произошло. Я думаю, будет лучше, если мы полностью выкинем этот случай из нашей памяти.

Я посмотрела на Одри и заметила, что мы обе киваем головой.

Ничего себе! Редко сталкиваешься с настоящим случаем осознания родительского программирования!

Дэн опять тяжело вздохнул. Одри только хотела что-то сказать, но он заговорил первым.

— Я вспомнил еще один эпизод. Я никак не мог понять, что тогда произошло, кажется, сейчас — понимаю.

Одри быстро закрыла рот ладошкой, посмотрела на меня и улыбнулась.

— Мне было шестнадцать лет. Я работал летом — мы с моим другом Чаком красили старое здание одной соседней школы, но мне казалось, что это наша школа, так как мой отец все еще был директором и школа у меня прочно ассоциировалась с ним. Я почему-то категорически не хотел красить стену в северной части помещения. Мы всегда бросали монетку, кто что красит, но в этот раз я попросился поменяться местами с Чаком. Я помню, он еще очень удивился, так как его тогдашнее задание — стены в подвале — было гораздо хуже моего. Трубы и все такое прочее. Я тогда никак не мог объяснить, почему я не хочу идти в ту часть здания — словно для меня это место проклято. Теперь, мне кажется, я могу объяснить, что тогда произошло. Дело в том, что тот класс — в моей родной школе — располагался в северной части здания. Я тогда даже не вспомнил о потолке, о несчастном случае, я просто знал, что мне нельзя туда идти.

— Вот это да!

На минуту в комнате опять установилось молчание. Дэн снова заговорил, на этот раз неуверенно, словно оценивая новую идею:

— Знаешь, возможно, это просто совпадение, но каждый раз, когда со мной случаются несчастные случаи — это всегда касается моих ног. Всегда — ноги. Я помню, как мы с другом однажды играли на одном складе, и он как-то завел большой автопогрузчик, и мы не знали, как его остановить. И он нашел ручку тормоза только когда, я уже был прижат к стене этой махиной. Ничего сташного не случилось — я отделался синяками.

— А что ты думаешь…

Начала было Одри, но Дэн остановил ее нетерпеливым жестом — он хотел сказать что-то еще:

— И потом, десять лет назад, жесткое приземление в Орегоне, и опять — единственные синяки на ногах. Ничего страшного, но странно, что не руки, не ребра — именно ноги.

На этот раз мы не прерывали его молчание. Неожиданно он вскочил, опять опустил ноги на пол и обернулся к нам, стал смотреть нам в глаза.

— Удивительно! Как я все это вспомнил! Бах! Бах! Бах! Один образ за другим! И все о ногах.

— Похоже просто на подавленные неприятные воспоминания.

— Подавленные неприятные воспоминания обладают уникальной разрушительной силой. Когда ты закрыл для себя неприятные воспоминания, связанные с тем случаем — обвалившимся потолком, ногами, зажатыми под партой, ты загнал внутрь себя все свои негативные эмоции и этот груз остался в твоей душе и в твоем теле. Тогда во втором классе ты заложил в себя опасный заряд страха, ненависти и шока, и они не могли все эти годы прорваться сквозь барьеры, которые ты сам воздвиг в своей душе. Тебе нужно было говорить об этом, стараться еще раз пережить все это, чтобы все эти события перестали тебя шокировать, стали чем-то привычным и неинтересным. -

— Возможно, все последующие инцинденты просто бы не произошли, если бы ты не закрыл для себя данное воспоминание. Конечно, это только моя догадка, и я не смогу перед вами с Алисой доказать ее логически, но все равно — очень красивая версия.

— Просто сумасшедший дом! Сумеречная зона. Так никогда и не узнаю правду.

Дэн широко улыбался. Все остальное время сеанса мы провели, выслушивая Дэна, он старался насколько можно живее пережить момент первоначальной травмы, и все, что потом могло иметь отношение к тому несчастному случаю в классной комнате. Мы совершенно забыли, что прошло уже много времени с момента приема препарата. Когда я посмотрела на часы, оказалось, что полуторачасовой рубеж основного действия уже давно позади, и мы не догадались предложить Дэну дополнительную порцию препарата. Я стала извиняться за свою невнимательность, но Дэн прервал меня словами:

— Ничего страшного! Это было превосходно, чудесно, и мне кажется, что мне не нужна дополнительная доза. Я сейчас очень хорошо себя чувствую, в моей душе мир и покой, я полностью разобрался с этой проблемой с ногами. Мне просто нужно было выговориться — теперь боли в ногах, мне кажется, должны пройти.

— И я так думаю! Я бы очень удивилась, если бы они снова тебя беспокоили. Я буду с нетерпением ждать, когда мы сможем это проверить.

Мы все радостно засмеялись.

Через месяц Одри позвонила мне домой и сказала, что только что говорила с Дэном.

— Ну и какие новости?

— Он только что вернулся из очередной командировки.

— И как ноги?

— Никакой боли. Никаких неприянтых ощущений. Он передает тебе большой привет.

— Слава Богу! Великолепное "Змеиное масло" опять помогло!

— Змеиное масло?

— Шура говорит, что МДМА напоминает ему "змеиное масло", которое продавалось по всей стране, как лучшее средство от всех болезней.

— Просто невероятное вещество. И он отлично его использовал. Он просто «нырнул» в самое сердце проблемы. Можно сказать "нырнул"?

— Лучше "погрузился".

— Так вот, я решила, что ты должна быть первым человеком после меня, которому нужно об этом сообщить.

— Спасибо, родная. Похоже, мы с тобой очень удачно выступили.

Насколько я знаю, Дэн с тех пор ни разу не принимал МДМА. Сам он не просил повторного сеанса, а мы с Одри ему его не предлагали. Мы смогли открыть в его подсознании информацию, которая была ему очень нужна, чтобы освободиться от постоянной нервозности, которая присутствовала в его жизни много лет. Он был нам очень благодарен, и решил, что закончит курс гипноза с Одри, чтобы, по его словам, полностью разобраться в своей жизни. И при нашей поддержке он сделал это. Через год он женился на сотруднице главного управления своей компании, и когда я последний раз слышала о нем, он ждал своего первого ребенка. Боли в ногах его больше никогда не тревожили.