бумаг императрицы нашли у нее карту с подробным обозначением войск всего фронта, которая изготовлялась только в двух экземплярах — для меня и государя. Это произвело на меня удручающее впечатление. Мало ли кто мог воспользоваться ею… Больше ни слова. Переменил разговор. Может быть, с запозданием прозрел, увидел плутни буржуазии?

Во всяком случае, в начале 1916 года страсти накалились. Горемыкин оказался под огнем сильнейшей критики. Царь решил сманевривовать – сменить неуступчивого к Думе премьера.

2 февраля 1916 года на этот пост был назначен 68-летний «святочный дед» гофмейстер Б.В. Штюрмер. Появление еще одного старца в кресле премьера вызвало всеобщее недоумение. Его назначение должно было умиротворить людей типа Милюкова, но именно Милюков заметил о Штюрмере: «Совершенно невежественный во всех областях, за которые брался, он не мог связать двух слов для выражения сколько-нибудь серьезной мысли — и принужден был записывать — или поручать записывать — для своих выступлений несколько слов или фраз на бумажке». Думские краснобаи смеялись в глаза премьеру, читавшему речи «по тетради». По большей части Штюрмер многозначительно помалкивал – но личные дела умел обделывать прекрасно с надлежащими «канцелярскими уловками».

Угодный императрице, Штюрмер, конечно, как мог угождал Распутину. «Божий человек», почувствовав слабинку в старом царедворце, покрикивал на него. Хвастаясь своей силой в кругу сотрапезников, Распутин заявлял: «Он, старикашка,должен ходить на веревочке а если это не так будет, то ему шея будет сломана». Несмотря на величественный и хладнокровный вид, Штюрмера так и прозвали «старикашка на веревочке». В тогдашней атмосфере все, что бы ни сказал подвыпивший Распутин, разносилось далеко.

Авторитет Совета Министров при Штюрмере упал еще больше. Бывший министр юстиции А.А. Хвостов говорил Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства: «Из-за перемены одного лица на другое ничего нового не произошло, все, как катилось по наклонной плоскости, так и продолжало катиться… Я не помню, чтобы у Штюрмера было какое-нибудь чисто политическое совещание». Впрочем, видимость деятельности была налицо – в марте Штюрмер взял себе портфель министра внутренних дел, который продержал до июля. Освободившись от него он подхватил портфель министра иностранных дел и не выпустил его до конца своего премьерства.

Вспыхнули новые скандалы, связанные с Распутиным. Штюрмер попытался обусловить созыв Думы в феврале обещанием ничего не говорить о «старце». Во время сессии Думы Распутина услали в Тобольск, ибо ее члены рвались снова заклеймить «ужасную язву русской жизни». Тут выплыл эксцентричный план А.А.Хвостова избавиться от Распутина. По одному ему ведомой логике он решил, что в этом случае сам станет премьером, а устои империи необыкновенно укрепятся.

Хвостов доверился Белецкому и Комиссарову, которые сделали вид, что сочувствуют плану убийства Распутина. Министр решил действовать ядом, отравил пару кошек и смеялся, глядя, как они подыхают. Комиссаров весьма одобрил план Хвостова и съездил в Саратов, откуда привез, по его словам,сильнейшие яды. Белецкий рассказывал: «Я застал Комиссарова в кабинете сидящим на диване с Хвостовым и объясняющим, как профессор, свойство каждого яда, степень его действия и следы, оставленные в организме. При этом докладе Комиссарова у меня сложилось впечатление, что это действительно яды и что Комиссарову его агент дал подробные разъяснения по каждому флакону: только мое внимание остановило то, что во всех баночках находился одного вида и цвета порошок. В довершение всего Комиссаров рассказал А.А.Хвостову, что он перед тем, как идти к нему, сделал на конспиративной квартире в присутствии филера-лакея опыт действия одного из привезенных им ядов на приблудившемся к кухне коте и живо описал А.А.Хвостову, как этот кот крутился, а потом через несколько минут сдох. Этот рассказ доставил А.А.Хвостову, видимо, особое удовольствие, он несколько раз переспросил Комиссарова».

В намеченный роковой день Белецкий с содроганием смотрел, как Комиссаров налил Распутину любимой им мадеры из «отравленной» бутылки. Ничего не случилось. Белецкий припер Комиссарова к стенке, и тот признался, что в зловещих флаконах был какой-то безвредный порошок, а симптомы отравления, столь живо описанные им Хвостову, он узнал у знакомого студента-медика. Оба жандарма обманывали некоторое время министра, отнюдь не торопясь убивать Распутина, хотя Хвостов пообещал Комиссарову 200 тыс. рублей и даже показал деньги. Вероятно, они думали о себе : Хвостов со своими посулами никогда не внушал доверия. Тем временем афера вскрылась, и вся троица лишилась своих постов. А.А.Хвостов, смещенный в начале 1916 года с поста министра внутренних дел, бросился в Москву и стал доказывать жадным слушателям, что уволен за попытку отделаться от германских шпионов, кишевших вокруг «божьего человека». Родзянко крепко запомнил это и в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства категорически заявлял, что Распутин действовал по директивам из Берлина,

А шла война, и как будто в столице не было важнее дел, чем сводить или не сводить счеты с Распутиным или менять министров. В середине марта 1916 года уволили близкого к Думе Поливанова. Назначенный на его место одряхлевший 62-летний генерал Д.С. Шуваев производил жалкое впечатление. Над всем невозмутимо председательствовал Штюрмер или «Бориска», как именовал его в кругу собутыльников Распутин. « Этот «дед» не только не принес порядка России, а унес последний престиж власти… Штюрмер маленький ничтожный человек, а Россия вела мировую войну. Дело было в том, что все державы мобилизовали свои лучшие силы, а у нас «святочный дед—премьером. Вот где ужас. Вот отчего страна была в бешенстве.

И кому охота, кому это нужно было доводить людей до исступления?! Что это, нарочно, что ли, делалось?!» — задавал риторический вопрос преданный трону Шульгин.

Если русский генералитет принимал дикие слухи о положении в столице за чистую монету, то они не вызывали и тени сомнения у правительств — союзников России. То, что было просто следствием тупоумия царского режима, державы Антанты могли рассматривать как назревавшую измену делу противников Германии. Политические проходимцы, домогавшиеся власти и ради этого поливавшие без разбора грязью собственную страну, подрывали международное положение России. Отвратительная склока, раздиравшая правящий лагерь, отнюдь не содействовала равноправным отношениям России с союзниками.