Методы работы масонов – постепенное замещение царской бюрократии своими людьми на ключевых постах сначала в военной экономике через «добровольные организации» – Союз земств и городов (Земгор) – сулили планомерный переход власти в руки буржуазии. Без революции, которую они смертельно боялись, больше того, предотвращали ее. Иными словами, практика «превентивной революции « – гордость современного империализма – была опробована в России давным-давно.

В.И. Ленин, оценивая февральскую революцию, подчеркнул: «Эта восьмидневная революция была, если позволительно так метафорически выразиться, «разыграна» точно после десятка главных и второстепенных репетиций, актеры знали друг друга, свои роли, свои места, свою обстановку вдоль и поперек, насквозь, до всякого сколько-нибудь значительного оттенка политических направлений и приемов действий»  [1]

* * *

И еще один вопрос, имеющий касательство уже к исторической науке. Почему роль масонов в действиях российской буржуазии оставалось вне поля зрения? Что,разве не было никаких материалов? Это, конечно, неверно. Отдельные указания были, однако им не придавалось значения и по основательной причине – соответствующие факты, во всяком случае до октября 1917 года, попали в руки тех, кто был прямо заинтересован в их сокрытии.

Сразу после Февральской революции в Петрограде учредили чрезвычайную следственную комиссию Временного правительства «для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц». Ее материалы изданы в семи томах в Ленин граде в 1924-1927 гг. — «Падение царского режима». Стенограммы допросов рисуют картину страшной растерянности, упадка духа, низости тех, кто совсем недавно правил Россией. Потрясенные революцией, терзавшиеся по поводу своего будущего, опрашиваемые на допросах выбалтывали то, что в иных условиях никогда бы не стало достоянием гласности.

Особенно словоохотливыми оказались бывшие чины охранки и жандармерии. Еще вчера свирепые и кровожадные распорядители судеб своих жертв, сегодня они пресмыкались, плакали и унижались перед отнюдь не страшными болтунами, составившими чрезвычайную комиссию. Недавние столпы «правосудия», обрекавшие революционеров на долгие годы тюрьмы и каторги, хладнокровно отправлявшие их на виселицу, сломались, пробыв несколько недель в камерах Петропавловской крепости, где содержались далеко не на тюремном режиме. Блудливо ловя взгляды членов комиссии, недавние палачи стремились угадать ее желания и выкладывали все. Вытряхнутые из голубых мундиров, они оказались жалкими людишками.

19 марта 1917 года перед комиссией предстал генерал-лейтенант Е.К. Климович, начавший свою службу в охранных отделениях и в 1916 году кратковременный директор Департамента полиции. В ходе допроса всплыли имена агентов полиции Ратаева и Лебедева, о которых спросили Климовича. Стенограмма гласит:

«Климович. – Ратаев известен, а Лебедев нет.

Родичев. – Значит, Ратаев был подчинен департаменту полиции?

Климович. – Ратаев когда-то был во главе бюро заграничных агентов.

Родичев. – В 1916 году?

Климович. – В 1916 году. Ратаева, кажется, взяли до моего еще вступления. Ему платили сравнительно небольшие деньги, и он должен был по масонству написать какое-то целое сочинение, но он прислал такую чепуху, что я даже не читал…

Родичев. – По какому масонству? Я хотел вас спросить, вы говорите, что вам это совершенно неизвестно…

Председатель. – По чьей же инициативе департамент полиции заинтересовался масонством?

Климович. – Не могу сказать; это было еще до меня. Я помню, что при мне посылалось, кажется, 150, может быть, 200 добавочных (рублей) по старому распоряжению. Он представил какую-то тетрадь, которую заведующий отделом принес и говорит: «Ваше превосходительство, не стоит читать, не ломайте голову: совершенно ничего интересного нет, чепуха». Я сказал «чепуха» и не стал читать. Может быть, там и было что-нибудь, но мне неизвестно.

Родичев. – Милюков называл эти два имени в своей речи, а потом я видел письмо военного министра Шуваева к Родзянко, в котором военный министр называл эти два имени, как агентов. Климович. – Может быть, они по военной разведке работали, может быть, по шпионажу. Я с этим вопросом не знаком, эта область меня не касалась. Очень может быть…»

На этом расспрос о масонстве прекратился, без всякой связи перескочили к другим делам. Что бы ни утверждал Климович, Ратаев не был мелкой сошкой в лабиринте охранки. Во время допроса бывшего премьера Б.В. Штюрмера он в иной связи припомнил Ратаева, отозвавшись о нем, как об «очень образованном и интересном человеке». Впрочем Штюрмер, вероятно умышленно преувеличивая на допросе свою природную тупость и старческий маразм, перепутал фамилию, сказав Ратьков. Авантюрист-журналист П.Л. Бурцев помянул Ратаева также по другому поводу. Оказывается, специалист по масонам был великолепно в курсе сверхтайного дела охранки – провокатора Азефа.

Во время допроса СП. Белецкого прояснилось кое-что, о чем не сказал Климович. Белецкий имел за плечами долголетнюю службу в охранке, два года в канун войны был директором департамента полиции, а в войну некоторое время сидел товарищем министра внутренних дел. Даже среди рыцарей царского сыска Белецкий был одиозной фигурой. Прославив себя провокациями, он по уши погряз в самых грязных делах. Спасая свою шкуру, Белецкий рубил подряд и обо всем. На допросе 15 мая 1917 года, описывая структуру зарубежной агентуры охранки, он промолвил: «Затем по вопросу о масонах…» Немедленно острый вопрос председателя: «Какое же отношение имеет департамент полиции к масонам?

Белецкий. – Если разрешите, я вам сейчас расскажу. Дело в том, что это было в политическом отделе. Я не был знаком с вопросом о масонах, был знаком только с литературой, как все мы знакомы, до назначения своего директором департамента полиции. Впервые я познакомился тогда, когда великому князю было угодно спросить меня по этому вопросу. Я потребовал справку – это было на первых порах моего директорства, –потребовал все материалы и натолкнулся на три большие записки. Они представляли собой историю масонства в общих чертах, написанную довольно живо, потому что писал ее Алексеев, окончивший с медалью лицей, при бывшем директоре департамента, кажется, при Курлове (исполнял эти обязанности в 1907—1911 гг. – Н.Я.)… Курлов был под влиянием революционно-правой прессы, которая почему-то считала, что все события в России в последнее время являются следствием деятельности масонских организаций, особенно французских и германских лож. Курлов, секретно от департамента полиции, сосредоточил у себя все материалы. Департамент полиции имел только одного офицера, который вел это дело и который получал случайного характера справки из-за границы.