И тут его окликнул мальчишка со слипшимися волосами:

– Эй, ты! Не видел, куда пошла девчонка… такая круглолицая…

Парень тяжело дышал и все время подтягивал штаны.

– У нас тут военная игра, а она пропала… ее ищут…

Микоша встал и опустил в поток босую ногу.

– Если она не найдется… ей нагорит, – сказал парень и поставил ногу на большой круглобокий камень, на котором тут же отпечаталась его мокрая ступня.

Парень взялся за камень. Но поднять его не смог.

– Слабак! – сказал Микоша. – Подтяни штаны.

Парень послушно подтянул штаны.

– Она пошла в конец виноградника, к сухому дубу.

– К сухому дубу… я так и знал, – буркнул парень и побежал в гору.

Микоша опять наклонился к роднику. Пить ему не хотелось. Он опустил в ледяную воду маленький облупившийся нос.

Наверное, пахнущая талым снегом струя текла по темной подземной жиле через всю страну на юг, чтобы передать Микоше привет от родных краев.

2

Напрасно считают, что друзья должны быть одногодками. Можно дружить с человеком, который вдвое старше тебя. Дело не в возрасте. Иногда старики бывают молодыми, а молодые – стариками.

Микоша дружил с Павлом. С тем самым Павлом, который только что пролетел над берегом на гремящем вертолете. Вертолет рассыпал на виноградники Удобрения, поливал зеленую лозу ядохимикатами, а когда ударяли заморозки, окутывали побеги густым теплым дымом. Он работал в колхозе, как трактор, только передвигался не по земле, а по небу.

Павел слегка прихрамывал, и на руках у него были темные шрамы. Еще недавно он был военным летчиком, летал на сверхзвуковых истребителях-перехватчиках. Он готовился в отряд космонавтов. Но потерпел аварию. Разбился. Еле выжил. И был по всем правилам комиссован – «уволен из вооруженных сил по состоянию здоровья».

«Был боевым летчиком, стал колхозником, – посмеивался над собой Павел и тут же добавлял: – Но я еще слетаю в космос».

«Черта с два ты слетаешь на переломанных ногах, – думали про него люди. – Новые ноги не поставишь».

«Поставлю!» – думал про себя Павел.

Он бегал, плавал, прыгал и к исходу дня падал на койку. Ночью Павел постанывал от боли. Но утром начинал все сначала. Он был приземистый, коротконогий и короткорукий. Ходил вразвалочку – хождение по земле было для него чем-то неестественным.

Один Микоша верил, что Павел добьется своего. Он дружил с Павлом.

Когда Микоша, весь ободранный, в бурых пятнах йода, появился на вертолетной площадке, навстречу ему катилось колесо, сделанное из двух огромных обручей. Внутри колеса стоял Павел. Его руки и ноги превратились в крепкие спицы, а голова шла кругом.

– Эге-ге! – крикнул Микоша.

Колесо остановилось. Павел стоял вверх ногами.

– Поставь меня на ноги! – сказал он.

Микоша сделал пол-оборота. Павел шагнул на землю.

– Э-э, брат, да ты на кого похож? Подрался?

Микоша покачал головой.

– Сорвался.

Павел прищурил глаза и с расстановкой произнес:

– Если вы ушибете коленку или разобьете локоть помните, что на свете есть замечательное средство о ушибов и ран – арника…

И Микоша тут же подхватил:

– …Мажьте арникой разбитые локти и колени – чудодейственная мазь мгновенно затянет все раны.

Павел быстро полез в кабину вертолета и через минуту вернулся с темной склянкой.

Микоша стянул с себя рубаху, и Павел осторожно, чтобы не причинить боль, стал смазывать раны друга целебной мазью.

Согретая солнцем мазь стекала с плеч на ключицы и на лопатки.

Микоша морщился, а Павел приговаривал:

– До свадьбы заживет!

И сочувственно улыбался.

Когда Микоша на липкое тело надел рубашку, Павел спросил:

– Полетим бомбить черепашку?

Микоша мотнул головой.

– Забирайся в кабину!

Кабина была нагрета солнцем, и первое время в ней было трудно дышать. Но когда заработал двигатель и огромные мельничные крылья-лопасти с грохотом завертелись над вздрагивающим телом вертолета, сразу стало прохладней.

Машина сделала плавный прыжок, и ее стремительно потянуло ввысь. Жутковатая легкость хлынула к Микоше. Он сразу забыл про ранки, про розоволицую рыбу-солнце. А внизу уже строчка за строчкой проплывали ровные шпалеры виноградника.

– Добавить обороты! Ручку на себя! – вслух скомандовал Микоша.

В грохоте двигателя Павел не услышал голоса своего маленького друга, однако обороты добавил и машину поднял еще на один воздушный этаж, потому что всегда так делал перед разворотом над краем виноградника. И тут Микоша снова взглянул на землю и увидел большую группу ребят в черных пилотках с белыми стрелами. Они шли, окружив кольцом четыре белые пилотки.

Странное предчувствие овладело Микошей. Он потянул Павла за рукав и показал ему на ребят. Павел принял сигнал и, развернувшись, низко прошел над зеленой лозой. И Микошины глаза – всевидящие глазенапы – увидели девчонку с лицом, похожим на печальную рыбу-солнце… Он услышал приглушенный звук холодного родника, услышал голос парня со слипшимися волосами: «У нас тут военная игра, а она пропала… ее ищут…» Парень вытирал лицо черной пилоткой, а у Шуренции была белая пилотка. И он, Микоша, сказал: «Она пошла в конец виноградника, к сухому дубу». И этим «сухим дубом» он выдал ее «врагам».

Когда вертолет сделал еще один круг, Микоша увидел, как Шуренцию запирают в сарай. И ставят часового в черной пилотке с белой ломаной стрелой…

А вертолет летал взад-вперед над зелеными шпалерами, и за ним, сверкая на солнце, тянулся капельный веер ядовитой жидкости, которая уничтожала зеленого вредителя – черепашку.

Разведотряд белых пилоток был утром этого дня заброшен в тыл противника и обосновался в конце виноградника, у сухого дуба. Трое ребят и Шуренция должны были обнаружить главные силы противника – черные пилотки – и сообщить об их продвижении.

Полный, мешковатый Степа, с маленькими колючими глазами, залег в кустах, остальные разведчики двинулись в разных направлениях. Командир разведотряда – крепкий лобастый парень Азаренок – направился к поселку. Белый, не успевший загореть Толя, с очками, висящими на груди, как полевой бинокль, двинулся в ущелье. Шуренции было приказано пробраться к морю.

Когда она вернулась, все были уже на месте. Никто противника не обнаружил. И было решено передохнуть и двинуться в горы – на седло.

– Может быть, перекусим? – предложил Степа.

– Рано, – сказал Азаренок.

Степа поворчал, но настаивать не стал. Ребята лежали в траве под кустами.

– У нас в Колодулихе не растет виноградная лоза и в сельпо виноград не привозят, – задумчиво сказала Шуренция. – Зато у нас трава сочная, а здесь сухая и колючая. Корова есть не станет.

В это время кусты вокруг зашевелились, ожили. И четырех разведчиков окружило человек двадцать ребят в черных пилотках.

…Микоша относился к той странной породе людей, которые лезут в окно, хотя никто не запирает от них двери. Они пробираются сквозь колючие заросли, купаются между скал и под проливным дождем выходят из дома.

Таких людей недолюбливают. Их пытаются переделать – сделать нормальными. Напрасно! Они так замешаны самой природой, ничего тут не поделаешь. Дед называл Микошу «пещерным жителем». Дед не любил Микошу. Он терпел его ради Марии – Микошиной мамы.

Утром за дедом приходила машина. Шофер Коломийцев, худой, тщедушный, в старой фуражке военного образца, ходил вокруг машины и ждал. Иногда к Коломийцеву выбегал Алик – Микошин двоюродный брат. И каждый раз Коломийцев спрашивал Алика:

– Кто у нас бог, царь и воинский начальник?

И Алик отвечал:

– Деда!

– Правильно! – говорил Коломийцев и щурился – улыбался.

Потом появлялся дед – высокий, грузный, бритоголовый. Три складки на прямом затылке. Нижняя губа недовольно оттянута. Коломийцев подносил руку к козырьку и спрашивал:

– В правление?

Дед не отвечал. Он чмокал Алика в щеку и говорил: