Вторая группа шекспировских сонетов (127-152) посвящена женщине. Но как непохожа их героиня на дам, которых обычно воспевали сонетисты. Различие начинается с внешнего облика: возлюбленная поэта не светловолоса, далека от принятого идеала женской красоты. Главное же в том, что она не только не образец всякого духовного совершенства, но вообще аморальна. Это нарушало как моральную, так и эстетическую традицию сонетной поэзии.

Если первая группа сонетов, посвященных другу, отражает ренессансный гуманистический идеал любви, дружбы и красоты, соответствующий духу творчества Шекспира в ранний период, то сонеты о смуглой даме родственны произведениям, отражавшим перелом и начавшийся кризис гуманизма, что получило выражение как в мрачных комедиях Шекспира ("Все хорошо, что кончается хорошо", "Мера за меру", "Троил и Крессида"), так особенно в трагедиях. В частности, напрашивается сравнение героини сонетов с главным женским образом в "Антонии и Клеопатре".

Шекспир - наследник многовековой традиции любовной лирики; форма сонета, созданная за четыре века до него, была на все лады использована поэтами Италии, Франции, Испании, Англии, Германии. Каждый, кто брался писать сонет, изощрялся в поисках новых поворотов мысли, необычных образов, и Шекспир не составлял в этом отношении исключения. "Сонеты" Шекспира принадлежат к сложной поэзии, восприятие которой требует некоторого навыка. И это тем более так, что в русской поэзии не было своей развитой традиции сонетного творчества. Поэтому, хотя "Сонеты" в России начали переводить еще в середине прошлого века, больших удач в попытках поэтов XIX столетия не было. Без преувеличения можно сказать, что для русских читателей сонетное творчество Шекспира впервые по-настоящему открыл своими переводами С. Я. Маршак, и благодаря его мастерству русские читатели восприняли "Сонеты" Шекспира как подлинную поэзию.

Однако при всей огромной талантливости С. Маршака, его переводы не передают в полной мере своеобразия лирики Шекспира. Индивидуальность переводчика всегда накладывает печать на его труд. Поэтому, скажем, при всей прелести стихов В. Жуковского, "Шильонский узник" в его переводе не сохраняет всех особенностей энергичной и страстной поэзии Байрона. То же происходит и с Шекспиром.

Пьесы Шекспира существуют во многих переводах, и только прочитав два-три из числа лучших, можно составить себе представление о поэзии шекспировских драм. Это относится и к "Сонетам". Маршак не исчерпал всего богатства идей, оттенков чувств, сложности поэтических образов Шекспира. При всей поэтической ценности его переводов, другие поэты вправе предлагать свои варианты толкования шекспировской лирики.

Публикуемые здесь переводы принадлежат перу ныне покойного харьковского языковеда Александра Финкеля, который долгие годы работал над "Сонетами" Шекспира и сделал полный их перевод, обнаруженный в оставшемся от него архиве. Эти переводы читаются, пожалуй, не так легко, как переводы Маршака, но это не следствие неумения, а неизбежный результат стремления А. Финкеля как можно полнее передать всю многосложность шекспировской лирики. Поэтическая форма в предлагаемых здесь переводах, сложные, образные построения приближаются к художественному своеобразию подлинника. Знакомство с печатаемыми здесь переводами читателю, которому недоступен подлинник, помогает узнать какие-то новые грани лирики Шекспира.

А. Аникст

1

От всех творений мы потомства ждем,

Чтоб роза красоты не увядала,

Чтобы, налившись зрелостью, потом

В наследниках себя бы продолжала.

Но ты привязан к собственным глазам,

Собой самим свое питаешь пламя,

И там, где тук, ты голод сделал сам,

Вредя себе своими же делами.

Теперь еще и свеж ты и красив,

Весны веселой вестник безмятежный.

Но сам себя в себе похоронив,

От скупости беднеешь, скряга нежный.

Жалея мир, грабителем не стань

И должную ему отдай ты дань.

2

Когда тебя осадят сорок зим,

На лбу твоем траншей пророют ряд,

Истреплется, метелями гоним,

Твоей весны пленительный наряд.

И если спросят: "Где веселых дней

Сокровища и где твой юный цвет?"

Не говори: "В глуби моих очей"

Постыден и хвастлив такой ответ.

Насколько больше выиграл бы ты,

Когда б ответил: "Вот ребенок мой,

Наследник всей отцовской красоты,

Он счеты за меня сведет с судьбой".

С ним в старости помолодеешь вновь,

Согреешь остывающую кровь.

3

Скажи лицу, что в зеркале твоем:

Пора ему подобное создать.

Когда себя не повторишь ты в нем,

Обманешь свет, лишишь блаженства мать.

Где лоно невозделанное то,

Что оттолкнуло б дивный этот плуг?

Своей могилой хочешь стать за что,

Любви своей в себе замкнувши круг?

Ты - зеркало для матери, и ей

Ее апрель показываешь ты.

И сам сквозь окна старости своей

Увидишь вновь своей весны черты.

Но если ты живешь самим собой,

Умрешь один - умрет и образ твой.

4

Зачем лишь на себя, прекрасный мот,

Ты красоту расходуешь без счета?

Не в дар, но в долг Природа нам дает,

Но только щедрым все ее щедроты.

Зачем же, скряга дивный, захватил

Ты выданную для раздачи ссуду?

О ростовщик! Твоих не хватит сил,

Чтобы прожить сокровищ этих груду.

Ведя дела всегда с самим собой,

Себя лишаешь верного дохода.

Но о себе ты дашь отчет какой,

Когда уйти велит тебе Природа?

Не пущена тобою в оборот,

Краса твоя без пользы пропадет.

5

Минуты те же, что произвели

Прелестный образ, радующий глаз,

Красу его сметут с лица земли,

Обезобразят все, ожесточась.

И время неустанное ведет

На смену лету дикость злой зимы:

Листва спадает, вместо соков - лед,

Краса в снегу, и всюду царство тьмы.

И если бы не летний свежий дух

Текучий узник в ясном хрустале

То вся бы красота исчезла вдруг,

И след ее пропал бы на земле.

Зимой цветок теряет лишь наряд,

Но сохраняет душу - аромат.

6

Так не давай зиме, чтобы она

Твой сок сгубила стужею своею.