Письмо LXXXI

[Осмеяние дамских шлейфов.]

Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,

первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

До сих пор я еще не описал тебе английских дам так подробно и полно, как следовало бы. Женщин, друг мой, трудно постичь даже в Китае, так чего же мог я ждать в стране, где их все признают загадкой и где я чужестранец.

По правде сказать, я не решался приступить к их описанию из боязни, что они претерпят какое-нибудь новое превращение, прежде чем это описание будет завершено, и нарисованный мной портрет устареет прежде, чем увидит свет. Сегодня они взбираются на высокие каблуки, а завтра убавляют каблуки и надстраивают головы {1}. Одно время их юбки были распялены на китовом усе {2}, но сейчас они убрали свои обручи и стали тонкими, как русалки. Все, решительно все, начиная от жены какого-нибудь мандарина, катящей в карете, гремя колесами по булыжнику, и кончая скромной швеей, бегущей по улице, постукивая по камням подковками деревянных башмаков, претерпевают непрерывные метаморфозы.

Нынче женщин разных сословий можно различать главным образом по шлейфу. Как прежде о знатности или модных замашках дамы судили по величине ее фижм, так теперь и то, и другое измеряется длиной ее хвоста. Женщины скромного состояния довольствуются хвостами скромной длины, но дамы, занимающие высокое положение и обладающие тонким вкусом, не знают тут никакого удержу. Говорят, шлейф супруги мэра в дни церемоний превосходит длиной хвост бентамского барана, а ведь хвост этот, как тебе известно, укладывается на тележке, которую баран и возит за собой.

О солнце Китая, каких противоречий не найдешь в этом диковинном мире! Не только жители различных стран придерживаются противоположных взглядов, но даже обитатели одного и того же острова нередко сами себе противоречат. Поверишь ли, милейший Фум, тот же народ, которому нравятся женщины с длинными хвостами, у лошадей стрижет хвосты по самую репицу!!!

Но, как ты легко можешь догадаться, меня вовсе не огорчает мода, которая способствует увеличению спроса на восточные товары и благоприятствует процветанию моей родины. Ничто не могло бы столь успешно поднять цену на шелк, как манера одеваться. Длинный шлейф обходится даме не дешево, а между тем стоит поволочить его на публичном гуляний несколько вечеров, как носить его больше нельзя, и приходится вновь покупать шлейф, дабы возместить ущерб, нанесенный ее гардеробу. Некоторые особенно бережливые дамы вынуждены чинить свой шлейф по восемь-десять раз за сезон. Такие ненужные расходы могут разорить англичан, но зато обогатят нас, китайцев.

Господин в черном - заклятый враг столь пышных шлейфов - уверяет меня, что они чрезвычайно неудобны и модно одетая дама оказывается такой же калекой, как любая красавица в Нанкине. Но особенно негодует он против дам, которые следуют этой моде, не располагая необходимым достатком. Он заверил меня, что знает особ, которые, не имея нижней юбки, поспешили завести шлейф; известны ему и простолюдинки, которые вообразили, что станут важными дамами, если прицепят к своему платью три лишних ярда ветхого шелка.

- Я знаю одну бережливую лавочницу, - продолжает он, - которая, считает себя обязанной носить шлейф, точно знатная дама, хотя всякий раз, выходя из дому, терзается опасениями, как бы он от этого скоро не износился. Любая прогулка становится для нее источником новых волнений, и шлейф так же ей досаждает и лишает ее покоя, как бычий пузырь, привязанный к хвосту кошки.

Более того, он берет на себя смелость утверждать, что шлейф может поставить даму в весьма щекотливое положение. Если, к примеру, какой-нибудь грубиян захочет сорвать с ее губ поцелуй, а дама попытается от него уклониться, то, попятившись, она неизбежно наступит на свой шлейф и упадет навзничь, и тогда, как хорошо известно каждому... может пострадать ее платье.

Здешние дамы не стесняются смеяться над крохотными размерами китайских туфелек, но я полагаю, что наши жены в Китае имели бы куда больше оснований для смеха, если бы им представилась возможность увидеть непомерную длину европейских шлейфов. Клянусь головой Конфуция, женщина добровольно уродует себя нам на потеху, пришивая себе огромный неуклюжий хвост! Пятиться дама не в состоянии, вперед должна идти только медленно, а если вздумает повернуться, то вынуждена бывает описать круг, подобно крокодилу, защищающемуся от нападения. И воображать при этом, что такой туалет прибавляет важности и величия! Быть уверенной, что пятнадцать ярдов волочащейся сзади тафты делают даму более достойной уважения! Нет, не могу больше сдержаться, ха ха, ха! Это, конечно, остатки европейского варварства. Любая татарка, облаченная в овечьи шкуры, носит куда более удобные одежды. Здешние писатели время от времени ополчаются против нелепости этой моды, но, пожалуй, лучше всего они были осмеяны в итальянском театре, где у Паскуарелло, подрядившегося сопровождать графиню Фернамброко {3}, одна рука занята ее муфтой, другая - ее левреткой, а потому он торжественно несет за нею шлейф, предусмотрительно заткнув его себе за пояс.

Прощай!

Письмо LXXXII

[Науки полезны странам густонаселенным и вредны - варварским.]

Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,

первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

Уже некоторое время европейские философы ведут ожесточенный спор о том, благодетельны или пагубны для человечества искусства и науки {1}. Защитники последних, стараясь доказать их полезность, утверждают, что без них в пределах небольших областей не могло бы обитать значительное число людей, что они доставляют наслаждение и что знания способствуют укреплению добрых нравов.

Те, кто придерживается противоположного мнения, живописуют счастливую и невинную жизнь дикарей, прекрасно обходящихся без учености и ученья, указывают на многочисленные пороки, присущие только цивилизованному обществу, доказывают, что без угнетения, жестокости и кровопролития невозможно укрепить гражданское общество, и утверждают, что счастливое равенство, присущее варварскому состоянию, следует предпочесть противоестественному подчинению, сопутствующему цивилизации.