После некоторых усилий я удостоился чести предстать перед богиней, которая воплощала собой красоту. Она восседала на троне, а у его подножия стояли те, кто пришел столь же недавно, как я; все они зачарованно созерцали ее, восклицая: "О, какие глаза! Какие губы! Как нежен ее румянец! Как совершенен облик!" От таких похвал Красота опускала очи долу, пытаясь изобразить скромность, но вскоре вновь обводила нас взором, точно желая возбудить новые восторги. Она то старалась пленить нас улыбками, то хмурила брови, желая внушить нам не только нежность, но и почтительность.

Это длилось довольно долго, но мы все обратились в зрение и даже не заметили, что богиня за все это время не проронила ни слова. Затем, однако, ее безмолвие начало нам досаждать.

- Как! - говорили мы друг другу. - Неужто нам нечего ждать, кроме томных улыбок, нежных взоров и наклонений головы? Или богине угодно услаждать только наше зрение?

Затем один из нас приблизился к богине и поднес ей плоды, сорванные по дороге. Она приняла дар рукой, белее горного снега, нежно и ласково улыбнулась, однако уста ее по-прежнему оставались безмолвны.

Тут я заметил, что моим товарищам наскучило восторгаться богиней, и они, один за другим, начали уходить. Не желая остаться в одиночестве, я решил последовать их примеру, но у храмовых дверей меня окликнула женщина по имени Гордость, которой, казалось, не понравилось наше поведение.

- Куда вы так спешите? - гневно спросила она. - Ведь богиня Красоты здесь!

- Я видел ее, сударыня, - сказал я, - и нахожу, что она даже прекраснее, чем гласит молва.

- Тогда отчего вы покидаете ее? - спросила женщина.

- Я разглядывал ее так долго, что успел выучить черты ее лица наизусть. Выражение ее глаз остается одним и тем же; ее нос прекрасен, но он все тот же, каким был полчаса назад. Вот если бы ее лицо немного служило зеркалом разуму, возможно, я пожелал побыть с ней дольше.

- Что за важность, есть у нее разум или нет! - возразила моя собеседница. - К чему ей разум, когда природа сотворила ее столь совершенной? Будь у нее заурядное лицо, вот тогда мысль могла бы его украсить, но любое изменение совершенных черт только портит их. Красивое лицо само по себе совершенство, и красивой женщине следует лишь оберегать и хранить его. Печать мысли только разрушит всю неизреченную его гармонию.

Я на это ничего не ответил и поспешил в долину Граций. По дороге я догнал моих товарищей, побывавших в царстве Красоты, которые теперь тоже шли в долину Граций.

Когда мы вступили в долину, окружающий вид начал неприметно становиться милее и краше. Все казалось таким естественным, таким уютным и приятным, что наши заледеневшие от восторга души обрели веселость и безмятежность. Нам не терпелось поклониться здешней богине, но найти ее никак не удавалось. Один говорил, что храм ее где-то справа, другой утверждал, что слева, третий что он впереди, а четвертый уверял, что мы его миновали. Словом, все вокруг радовало нас, но мы не знали, где искать Грацию.

В этой приятной неуверенности мы пробыли несколько часов и хотя очень хотели найти богиню, на задержку не сетовали. Каждый уголок долины ласкал глаз тихой прелестью, которая хотя и была неприметной, но тем не менее сразу овладевала душой, и наш укромный приют пленял нас все более. Однако мы продолжали искать богиню, когда нас вдруг остановил голос, донесшийся неизвестно откуда:

- Если вы хотите увидеть богиню Грации, не ищите ее в одном облике, ибо их у нее тысячи. Всечасно меняясь под испытующим взором, она чарует не столько видом своим, сколько разнообразием. И мы беспечно любуемся ею, будучи не в силах что-либо предпочесть, но очарованные всем без остатка {Vultus nimium lubricus aspici. Hor. [И опасное для глаз прелестью личико. Гор[аций]] {2}.}. Она - то воплощение торжественного Раздумья, то - само Сострадание со слезами в очах; сейчас она вся светится радостью, мгновение спустя ее черты искажены мукой. Ее взгляд то манит нас, то корит за дерзость. Строго говоря, ни в одном из этих обликов богиню нельзя назвать прекрасной, но, воплощаясь в них всех, она неотразима.

Прощайте!

Письмо LXXVII

[Поведение лавочника и его приказчика.]

Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,

первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

Лондонские лавки не хуже пекинских. В Лондоне торговец вешает над дверью картину, оповещающую прохожих о его товаре точно так же, как в Пекине таблицы заверяют покупателя в безупречной честности торговца {1}.

Сегодня утром я отправился купить себе шелку на ночной колпак. Не успел я переступить порог лавки, как ко мне кинулся хозяин с двумя приказчиками в пудреных париках, спрашивая, что мне угодно. Трудно найти более предупредительных и вежливых людей. Стоило мне только посмотреть на что-либо, и они мгновенно бросались туда, куда был устремлен мой взгляд. Достаточно было одного моего движения, как они начинали метаться по лавке, желая мне угодить. Я заявил, что хочу купить хорошую ткань, и в тот же миг они предложили не менее сорока образчиков, один лучше другого, с прелестнейшими узорами и словно нарочно сотканных для ночного колпака.

- Любезнейший, - сказал я хозяину, - не трудитесь мне что-нибудь объяснять. Я знаю толк в шелках и прекрасно вижу, что эта ткань, к примеру, такая же непрочная, как ваш эпонж.

- Ваша правда, - согласился лавочник, который, как я потом заметил, взял за правило не перечить покупателю, - ваша правда, сударь, спору нет. Но поверьте на слово, сударь, - утром сама леди Трэн купила такую ткань на плащ.

- Позвольте, милейший, - возразил я ему, - если дама и точно выбрала ее себе на плащ, это еще для меня не резон шить из нее ночной колпак.

- Ваша правда, - вновь сказал он, - но что к лицу красивой даме, тем паче пойдет красивому джентльмену!

Этот тонкий комплимент моей безобразной физиономии он ввернул с такой ловкостью, что я попросил отрезать на колпак этого шелку, хотя он мне решительно не нравился.

Препоручив это приказчику, хозяин снял с полки несколько штук шелка, намного красивее прежнего, и развернул их передо мной.

- Полюбуйтесь-ка, что за красота! - воскликнул он. - Лорд Змейкинг нынче утром посоветовал приятелю купить этого шелку к рождению его величества {2}. На жилет ничего лучше не найти.