После небольшой паузы Думбрайт продолжил:
— Мистер Нунке не успел проинформировать вас о тех новостях, которые я привёз из-за океана, поэтому я сделаю это сам.
— Новости всегда лучше узнавать из первоисточника, — попробовал вмешаться в разговор Воронов.
Думбрайт сердито взглянул на старика, и тот сразу стушевался.
— Ваша школа не является ни испанской, ни немецкой, — раздельно произнёс заокеанский гость, акцентируя каждое слово. — Прошу принять это не за констатацию факта, а за исходное положение, из которого будет проистекать все, о чём я скажу в дальнейшем. Повторяю, школа лишена какой-либо национальной окраски… Это прекрасно! Именно это и требуется. Ещё бы! Учреждение, созданное на деньги разнонациональных врагов коммунизма! Лучшей вывески не придумаешь! Как говорится, международное объединение сторонников, крестового похода против Москвы готовит свои кадры… Должен отметить прозорливость и изобретательность мистера Нунке.
Начальник школы щёлкнул каблуками и склонил голову в благодарственном поклоне.
— До сих пор Соединённые Штаты в сонме тех, кто содержит школу, были представлены лишь отдельными благотворителями. Теперь дело меняется. Основные средства, необходимые для существования и процветания школы, будут поступать от нас…
Думбрайт не уточнил, от кого именно: от расширенного ли круга частных лиц или от организации, которую он представляет.
— Вы сказали, что у вас сложилось определённое представление о нашей школе. Можно узнать, какое именно? — нарушил паузу Нунке. После похвалы за прозорливость и находчивость он, очевидно, ожидал новых комплиментов. Но чаяния его не оправдались. Думбрайт обвёл присутствующих тусклым взгтодом и отчеканил:
— Плохое! Понимаю, слушать это неприятно, тем не менее повторяю — плохое!
Чисто выбритое румяное лицо Нунке заметно побледнело. Шлитсен заёрзал на стуле, Воронов невыразительно хмыкнул, Фреду, как новичку в школе, полагалось быть сдержанным, и потому на его лице отразилась лишь глубокая заинтересованность.
Думбрайт ещё раз окинул взглядом всех четверых, как бы стараясь прочесть их мысли.
— Хочу вас предупредить: даже самые неприятные вещи я говорю открыто, не вуалирую сказанное, не прикрываюсь обтекаемыми фразами. Это мой стиль! И если нам выпало на долю работать вместе, давайте привыкать друг к другу.
— Чем обосновано ваше мнение? — глухо спросил Нунке.
— Вас, мистер Нунке, мне рекомендовали как одного из лучших работников немецкой разведки, так неужели вы сами…
— Вы только что сказали, что не умеете и не любите подслащать…
— А я и не собираюсь этого делать. Наоборот! Если у вас, одного из лучших разведчиков, школа в таком состоянии, значит, нам придётся поработать, чтобы поднять её до уровня современных задач.
— А именно?
— Школа плохо оборудована технически. Ваши подслушиватели старой и примитивной конструкции, электроаппаратура — времён кайзера… У вас нет ничего, что для рядового американского детектива, подчёркиваю, обычного детектива, а не профессионального разведчика, было бы новостью.
— Но мистер-Думбрайт! Надо же учесть, что во время войны школа влачила жалкое существование и только теперь…
— Мы не анализируем причин, а говорим о результатах. А они отнюдь не утешительны: отсталость есть отсталость. Что бы её ни породило. Кстати, этот упрёк я бросаю не вам, а высшему руководству школы. Оно было обязано проинформировать вас обо всех новшествах. Впрочем, и это ещё не такая большая беда. Теперь, когда мы объединяемся для борьбы с общим врагом, мы оборудуем вашу школу новейшей техникой… Главное не в этом. Нас не удовлетворяет само направление школы…
— Простите, но направление… мне казалось… — забормотал вконец растерявшийся Шлитсен, — кажется, именно в этом…
— Возможно, я неправильно выразился. Речь идёт не о цели, а о методах, которыми можно достичь цели. Вы живёте старыми представлениями о разведке и её задачах. Вы не движетесь вперёд, не ставите перед собой новых задач.
— Я и мои коллеги хотели бы получить более конкретные указания, мистер Думбрайт! — голос Нунке дрожал от скрытой обиды.
— Здесь не место беседовать на эту тему. Об этом мы поговорим наедине, немного погодя и, уверяю вас, очень подробно. Теперь я хотел бы ограничиться несколькими замечаниями, непосредственно касающимися присутствующих. Так вот, я совершенно согласен с вами, мистер Нунке, что наш общий враг, для борьбы с которым мы готовим кадры, — Советский Союз. Именно поэтому я и начал разговор в присутствии воспитателей русского отдела. Что мы должны делать сегодня в России и против России? Как вы думаете, мистер Воронов?
— Собирать агентурные данные, разведывать… начал было генерал, но Думбрайт, нетерпеливо поморщившись, остановил его:
— Ну вот видите! Иными словами, то же, что и до войны. Нет, тысячу раз нет! — он стукнул ребром ладони по столу. — Во-первых, что касается сугубо разведывательной работы. Здесь количество добываемой информации должно перейти в новое качество: полную осведомлённость о том, что происходит по ту сторону красной границы. На этом чы остановимся в следующий раз, а сейчас я хочу говорить о той новой работе, которую мы обязаны и будем вести. Трудную, куда более трудную и менее заметную, но больше всего необходимую сегодня, — я говорю об идеологическом наступлении на коммунизм! Да, да, именно о наступлении. Развёрнутым фронтом. Во всеоружии форм, способов, методов, которым трудно будет противостоять, ибо они начнут действовать как коррозия, незаметно разъедающая металл.
Квадратное лицо Думбрайта покраснело. Взгляд стал острым — казалось, что из зрачков вот-вот выскочат два тонких буравчика.
Фред, чтобы не выдать своего состояния, опустил веки. Краешком глаза он заметил, как подались вперёд Нунке и Шлитсен. Воронов, сидевший рядом, громко перевёл дыхание.
Довольный впечатлением, произведённым на присутствующих, Думбрайт чуть заметно улыбнулся.
— Я вижу, вы меня поняли, — продолжал он, выдержав маленькую паузу, которая должна была подчеркнуть значительность сказанного. — Да, основное теперь, после войны, — дискредитация самой идеи коммунизма. Самой идеи! Здесь надо учитывать все: начиная от философских идей, преподнесённых как новейшее достижение идеалистической человеческой мысли, и кончая антисоветским анекдотом. Вооружённая борьба закончилась, начинаем войну психологическую.
— С Россией? — спросил Воронов.
— С коммунизмом, — отчеканивая слова, ответил Думбрайт. — С мировым коммунизмом. Ибо после войны он вырос в мировую систему и стал угрозой для всего мира… Над Россией сияет ореол спасителя человечества от фашизма. Этот ореол мы должны развеять. Надеюсь, не требуется объяснять зачем?
— Но роль России в войне… — робко заметил Воронов. — История…
— Её уроки тем и отличаются, что человечество быстро их забывает, сказал один мыслитель. Не помню кто, но сказано очень метко. У человечества действительно короткая память. А нам это очень на руку. Мы заплатим немецким генералам десятки, сотни, тысячи долларов, и они создадут нам мемуары по истории второй мировой войны в нужном нам аспекте. Докажут, что не на Востоке, а в Африке, в Италии и на Тихом океане ковалась победа, апофеозом которой стало открытие второго фронта.
— А как скрыть тот факт, что основные силы немецкой армии были прикованы к Восточному фронту? — поинтересовался Фред.
— Мы должны доказать противоположное. В мемуарах, да ещё военных, события всегда ограничены отдельным участком. Надо выбрать такие события и таких авторов.
— Я мог бы посоветовать несколько кандидатур, вмешался Нунке.
— Буду весьма признателен. Тем более, что нас интересуют воспоминания именно немецких генералов, их трактовка событий. Через несколько дней я лечу в Западную Германию, подготовьте список кандидатур.
— Будет сделано.
— Надеюсь, вы понимаете: только что сказанное не имеет прямого касательства к вашей школе. И если я упомянул об этом, то лишь для того, чтобы стал ясен масштаб наступления, которое мы собираемся предпринять против русских. Ваша же работа касается непосредственно Советского Союза. Россия лежит в развалинах. По подсчётам наших экономистов, русским надо пятьдесят лет, чтобы восстановить населённые пункты, промышленность, сельское хозяйство да и вообще всю экономику в целом.