Могло ли такое случиться - подводный таран? Этот вопрос до сих пор задают люди, для которых столкновение подводных лодок ничем не отличается от дорожно-транспортного происшествия на шоссе.
"Мы гонялись друг за другом, как истребители!"
Леденящие душу видеокадры, снятые в руинах "Курска", мне довелось смотреть вместе со вдовами подводников и бывшими командирами подводных лодок. Капитан 1-го ранга в отставке Юрий Филиппович Голубков командовал самой быстроходной в мире атомариной - К-162. Именно она установила не превзойденный до сих пор рекорд подводной скорости - 44,7 узла (82,8 км/час).
- Мы отрабатывали учебные задачи в полигоне, где ныне погиб "Курск", - рассказывает Голубков. - Вдруг доклад акустика: на траверзе правого борта шум винтов иностранной атомной подлодки. Понимаю, за нами вели слежку и иностранец случайно вышел за пределы нашего кормового сектора, то есть зоны акустической тени. Командую "право на борт" и вывожу наглеца, как говорится, на чистую воду. Он же стремится снова зайти мне в корму, спрятаться в непрослушиваемом секторе. Чужак маневрировал резко и дерзко. Но у меня же скорость выше, и это я захожу ему в корму. И держусь в его кормовом секторе, несмотря на все выкрутасы, которые он совершал под водой. В конце концов, он понял, что ему не отвязаться, и пошел прочь из наших террвод. Я проводил его до указанного мне рубежа, а потом вернулся в базу. И только потом, представив себе наше взаимное маневрирование как бы со стороны, испытал нечто похожее на ужас. Две огромные ядерные "коломбины" с немалой скоростью заходили в хвост друг другу, как истребители, причем на предельно малой "высоте", причем ориентируясь только на шумы винтов...
Такие "игры" припомнит любой командир-подводник, ходивший в моря. Одним везло, другим - не очень: сталкивались, но все же расходились по своим базам пусть с вмятинами, но без трупов. "Курску" не повезло преотчаянно...
Мы снова вглядываемся в экран: стальное мессиво труб, кабелей, конструкций спрессовано чудовищным взрывом до войлочной плотности. С трудом различаю изжеванный, словно окурок, ствол перископа, бессмысленно свисает якорь-цепь, та самая, которая мешала отпиливать торпедный отсек, вот ржавая горловина кормового аварийного люка... И снова обезображенный нос: вместо второго отсека - забитая стальным хламом труба. Это жерло вулкана, принявшего огненный выброс внутрь себя.
Командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов просил не показывать эту страшную рану вовсе не из соображений секретности:
- Для нас, моряков, корабль - всегда нечто живое и одушевленное. И демонстрировать увечья родного тебе существа - больно...
Тем не менее этическими соображениями пренебрегли. Наверное, мир все-таки должен был заглянуть в этот обожженный стальной кратер, из которого вознеслись души оплаканных им людей. Надо было показать и эту роковую вмятину... Да, вмятина пролегла не только по правому борту "Курска", она навсегда отпечаталась в наших душах...
Так получилось, что в этот день - 26 октября - ровно год назад из девятого отсека извлекли тело капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова с его запиской, прогремевшей на весь мир. Нынешним летом Ольга Колесникова встретилась с тем самым водолазом-глубоководником, Сергеем Шмаковым, который выносил из лабиринта смерти её мужа.
- Я очень боялась этой встречи, - рассказывает Ольга. - Я не знала, что ему сказать... Я просто обняла его. Сергей стал мне родным человеком, потому что он вошел в Митину могилу, потому что его руки держали руки моего мужа... Потому что он подарил мне последнюю встречу с Митей. Ведь даже то, что от него осталось... для меня это было родное тело...
Прошлым летом Ольга ходила на катере к месту гибели "Курска" и бросила в море большую красную розу.
Теперь те же слова, идущие из сердца, сказала судоподъемщикам и мать другого Мити - матроса Дмитрия Старосельцева - Вера Сергеевна. Я познакомился с ней в Видяеве, на поминальной годовщине гибели подводного крейсера.
- Дима так рвался на эту лодку! Ведь она носила название нашего родного города. Я тоже радовалась - думала, спрячу единственного моего сынка от войны в Чечне под водой. Вот и спрятала... Разве уйдешь от судьбы?
Диму Старосельцева опознали в Рослякове в числе первых...
Адмирал Вячеслав Попов просил родственников погибших подводников не терзать себя понапрасну и не приезжать в Росляково без приглашения. Но не выдержала душевного напряжения и, не дожидаясь вызова, бросив все, ринулась в Мурманск мать капитана 3-го ранга Николая Белозорова, а вслед за ней и его вдова Ирина.
- Я сама почувствовала, что Колю подняли. Пока не опознали, но он там... Там и его мама. Я должна была быть рядом с ней!
С Николаем Ирина прожила душа в душу четырнадцать лет. Море часто и надолго разлучало моряка с домом, с женой и сыном Алешей.
- Все наши встречи он отмечал в своем календарике, - говорит Ирина, и знал наперечет, сколько дней в году он провел с нами. В 1996-м таких дней было всего сорок четыре. В роковом 2000-м - и того меньше. Последний раз мы виделись в марте... Тогда мы отдыхали на Колиной родине - под Воронежем на берегу Россоши. Он ловил рыбу, а я вязала. Вдруг закуковала кукушка. Мы загадали, кому сколько лет жить. Мне она куковала долго. А когда Коля загадал на себя - вдруг замолчала...
Командир электротехнической группы Николай Белозоров принял свой смертный час в пятом отсеке...
День за днем с борта "Курска" выносили носилки с телами, закутанными в черный пластик. Шел скорбный подсчет - двенадцать... девятнадцать... тридцать два... сорок пять... семьдесят девять...
- В Баренцевом море погибли не сто восемндцать человек, а больше, утверждает Ольга Колесникова. - С ними, нашими мужьями, погибли дети, которые могли родиться от них...
..."Курск" стоял в лесах на стапель-палубе росляковского дока - носом к городу, кормой к морю. Его готовили к последнему плаванию во Вьюжный, на судоразделку. 28 октября начали выгрузку крылатых ракет. И снова пошел счет - считали ракеты и тела, тела и ракеты. Мертвый корабль нехотя отпускал свой экипаж, цепко держал свое оружие...
Глава третья
ПИСЕМ С "КУРСКА" БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ...
Вдова старшего мичмана Андрея Борисова Наталья Антоновна получила прощальное письмо от мужа спустя год после его похорон. Письмо обнаружили в пластиковой бутылке из-под минеральной воды следователи во время поисковых работ в девятом отсеке. Это третье послание с борта затонувшего крейсера, и похоже, что писем с того света не больше будет - все тела остававшихся в живых после чудовищного взрыва подводников подняты и тщательно осмотрены. Те же, кто погиб в носовых - предреакторных - отсеках, написать ничего не успели.
Маленькая деталь: бутылка с минеральной водой была извлечена из аварийного продовольственного "бачка". Раньше в его комплект входили банки с консервированной питьевой водой. Теперь такие "консервы" на флот не поставляют, как и многое другое. Но без аварийного запаса питьевой воды в море не выпустят. Поэтому офицеры сбрасываются из скромных своих жалований и сами покупают необходимые "расходные материалы". Так пластиковая бутылка попала в девятый отсек...
Итак, на "Курск" был высажен мощный "прокурорский десант". Сорок следователей-криминалистов и десять экспертов из военных прокуратур сутки напролет вели тяжелую и опасную работу внутри искореженного многоярусного лабиринта, порой сильно загазованного, порой забитого илом, хламом, залитого машинным маслом, обнаруживая то тут, то там мертвые тела либо их части...
"Нечеловеческая сила, в одной давильне всех калеча..." - будто про "Курск" сказал когда-то поэт. Что вырвало из-под контроля эту нечеловеческую силу и направило внутрь корабля, сказать пока никто не может. Все три версии, выдвинутые Государственной комиссией по расследованию причин и обстоятельств гибели атомной подводной лодки, оставались в силе, меняя лишь места на шкале вероятности. Однако "версия столкновения не исключает версии взрыва", как справедливо заявил старший следователь Артур Егиев.