"Страха не было, - рассказывал мичман. - Мне придало силы отчаяние. Я подумал, что там наверху ребята видят голубое небо, а я его уже никогда не увижу. И ещё как представил, что моя молодая красивая жена останется одна и к ней будут подбивать клинья другие, то сразу же рванулся вверх".
- Да вытяните же его! - услышал Слюсаренко голос командира. Чьи-то руки подхватили его под мышки, втащили в камеру и тут же захлопнули нижний люк. Лодка стремительно провалилась в пучину. Слюсаренко осмотрелся. Сквозь дымку не рассеявшейся ещё гари недавнего пожара он с трудом различил лица Ванина и Краснобаева - оба сидели на верхнем ярусе у глубиномера. Внизу командир дивизиона живучести Юдин и мичман Черников тащили изо всех сил линь, подвязанный к крышке люка, пытаясь подтянуть её как можно плотнее. В отличие от верхнего люка с накидной крышкой, нижняя откидывалась, и потому задраить её было куда труднее. Сквозь все ещё не закрытую щель в камеру с силой шел воздух, выгоняемый водой из отсеков, он надувал титановую капсулу, будто мощный компрессор. С каждой сотней метров давление росло, так что вскоре камеру заволокло холодным паром, а голоса у всех стали писклявыми. Все-таки крышку втянули и стали обжимать кремальеру, чтобы как можно плотнее задраить люк, перекрыть наддув. Сделать это было совсем не просто. Шахта люка метра на полтора заполнилась водой, и Юдину приходилось погружаться с головой, нащупывая гнездо ключа. Вдруг снизу раздались стуки. Так стучать мог только человек. Это Испенков добрался-таки до входного люка и просился в камеру. Ванин крикнул сверху неузнаваемо сдавленным голосом:
- Откройте люк! Он ещё жив. Надо спасти!
Юдин снова окунулся, пытаясь попасть ключом в звездочку кремальеры, но тут камеру сильно встряхнуло ещё раз. Еще.
- Лопаются переборки, - мрачно заметил Юдин.
Стуки затихли. Море ворвалось наконец в отсеки, круша все, что заключало в себе хоть глоток воздуха. Лишь капсула спасательной камеры продолжала ещё свой стремительный спуск в бездну.
- Товарищ командир, какая здесь глубина? - крикнул вверх Слюсаренко.
- Тысяча пятьсот метров.
Их было пятеро, и они неслись вниз, в пучину, под грохот рвущихся переборок. В такие мгновения перед глазами людей проносится все, что дорого им было в жизни. Но у этих пятерых не оставалось времени на прощальные воспоминания. Им надо было успеть отдать стопор, чтобы титановое яйцо капсулы успело вырваться из тела титановой рыбины до той предельной черты, за которой тиски глубины расплющат её.
Мичман Черников читал вслух инструкцию по отделению камеры от корпуса. Она висела в рамочке, и мичман читал её, как чудотворную молитву: "...Отдать... Открыть... Отсоединить..." Но стопор не отдавался. Юдин и Слюсаренко в дугу согнули ключ. Скорее всего, сильное обжатие корпуса заклинило стопор.
Разумеется, спасательная камера должна была легко и быстро отделяться от субмарины при любых обстоятельствах. Однако на одном из учебных погружений стопор ВСК отдался сам по себе, и камера всплыла. После этого крепление усилили. И, видимо, перестарались... Гибнущая атомарина цепко держала последнее прибежище жизни на своем борту. Глубина стремительно нарастала, а вместе с ней и чудовищное давление. Щипцы, сжимающие орех, рано или поздно сломают скорлупу. Спасательная камера превратилась в камеру смертников. Законы физики обжалованию не подлежат...
Глубиномер испортился на 400 метрах. Стрелка застыла на этой, оставшейся уже далеко наверху отметке, будто прибор смилостивился и решил не страшить обреченных в их последние секунды жуткими цифрами. Так завязывают глаза перед казнью...
Корпус лодки содрогнулся, вода ворвалась в последний отсек.
Падение в тартарары продолжалось.
- Ну вот и все, - промолвил Ванин, - сейчас нас раздавит.
Все сжались, будто это могло чем-то помочь. Камеру вдруг затрясло, задергало.
- Всем включиться в аппараты ИДА! - крикнул Юдин. На такой глубине они бы никого не спасли, родные "идашки". Но Слюсаренко и Черников, скорее по рефлексу на команду, чем по здравому разумению, навесили на себя нагрудники с баллончиками, продели головы в "хомуты" дыхательных мешков, натянули маски и открыли вентили кислородно-гелиевой смеси. Это-то их и спасло, потому что в следующую секунду Юдин, замешкавшийся с аппаратом, вдруг сник, осел и без чувств свалился в притопленную шахту нижнего люка. Оба мичмана тут же его вытащили и уложили на сиденья нижнего яруса, обегавшие камеру по кругу. Комдив ещё был жив - хрипел.
- Помогите ему! - приказал Ванин.
Слюсаренко стал натягивать на того маску, но сделать это без помощи самого Юдина было непросто. Вдвоем с Черниковым они промучились минут пять, пока не поняли, что пытаются натянуть маску на труп. Тогда они подняли головы и увидели, что командир, Ванин, сидит ссутулившись на верхнем ярусе и хрипит, как только что бился в конвульсиях Юдин. Рядом с ним прикорнул техник-вычислитель мичман Краснобаев.
Аппаратов ИДА по счастливой случайности оказалось в камере ровно столько же, сколько и людей. "Идашки" вообще не должны здесь находиться. Просто доктор, готовясь использовать ВСК как барокамеру для кислородной терапии, велел перетащить сюда пять аппаратов.
- Один из них я тут же раскрыл, - рассказывает Слюсаренко, - и попытался надеть на командира. Но опять подвела неудобная маска. Очень плохая конструкция. Сам на себя и то с трудом натянешь, а на бездвижного человека - и говорить нечего.
Позже медики придут к выводу, что все трое - Юдин, Ванин, Краснобаев - умерли от отравления окисью углерода. Камера была задымлена, а угарный газ под давлением умерщвляет в секунды.
И все же чудо случилось: ВСК вдруг оторвалась и полетела вверх, пронзая чудовищную водную толщу, представить которую можно, поставив друг на дружку три останкинские телебашни. То ли стопор отдался сам по себе, но камера неслась ввысь, как сорвавшийся с привязи аэростат.
"Что было дальше, помню с трудом, - продолжает Слюсаренко. - Когда нас выбросило на поверхность, давление внутри камеры так скакнуло, что вырвало верхний люк. Ведь он был только на защелке... Я увидел, как мелькнули ноги Черникова: потоком воздуха его вышвырнуло из камеры. Следом выбросило меня, но по пояс. Сорвало об обрез люка баллоны, воздушный мешок, шланги... Камера продержалась на плаву секунд пять - семь. Едва я выбрался из люка, как она камнем пошла вниз. Черников плавал неподалеку лицом вниз. Он был мертв.
Я не видел, как наши садились на плотик, и вообще не знал, куда они все подевались. Просто плыл себе, и все, пока не наткнулся на свой собственный дыхательный мешок.
Да, этот парень родился не в одной, а в двух счастливых рубашках. Рыбаки, заметив в волнах оранжевую точку (дыхательный мешок), подобрали Слюсаренко.
ВСК - всплывающая спасательная камера - предназначалась для выхода с глубины всего экипажа. Из 69 человек она спасла одного. Но и в этом случае её строили не зря.
Виктор Слюсаренко живет сегодня в Киеве, служит в органах безопасности Украины. Растит двух сыновей. Удивительная вещь: до рокового похода у четы Слюсаренко долгое время не было детей. Пережитый стресс, уверяют врачи, весьма способствовал долгожданной беременности. Жена мичмана родила сразу двойню.
"ОНИ УМИРАЛИ МОЛЧА"
Они попали из огня да в полынью. В "Словаре командных слов" нет такой команды - "Покинуть подводную лодку!". Для подводников это звучит столь же абсурдно, как приказ "Расстаться с жизнью", ибо подводная лодка, прочный корпус - защитная оболочка одна на всех, общее тело всего экипажа...
Покинуть подводную лодку?! В это не верилось, как не верится в конец света.
Мичман Кожанов, старшина команды гидроакустиков, глядя, как открывают контейнеры с плотами, шутливо воскликнул: "Неужели мне придется замочить новые ботинки?!" Он шутил потому, что, как и все, не верил в невероятное: не может их прочнейшая из наипрочнейших атомарина пойти на дно, как протараненная баржа. Но она пошла...