В десятом отсеке он оказался волей житейского случая. Штатная койка командира первой контрольной группы дистанционного управления реактором (так называлась должность капитан-лейтенанта Полякова) - в восьмом отсеке по левому борту. Но спать там жарко, и в эту роковую ночь Борис перебрался в десятый, в каюту друга-однокашника по училищу, Володи Давыдова, тоже командира группы и капитан-лейтенанта. На его же, поляковской, койке спал в восьмом штатный командир десятого отсека лейтенант Хрычиков.
Одному из них - лейтенанту Хрычикову - этот обмен койками стоил жизни. Он погиб в горящем отсеке.
Борис Поляков:
"У нас на лодке было два старпома. Второй шел вроде дублера. Когда услышал звонки аварийной тревоги, подумал - молодой отрабатывается. То один в "войну" играет, то другой... Надоело. У меня ведь восьмая боевая служба... Вскочил, надо бежать в центральный, мое место на пульте... Да не тут-то было. Через девятый уже не пробежать. А спустя две-три минуты к нам пошел угарный газ... Перекрыл... Нет, к нам из девятого никто не ломился, не стучал. Слишком быстро все разыгралось. Переборка накалилась так, что стала тлеть обшивка из прессованных опилок. Пришлось плескать водой, сбивали топорами... Потом погасли аварийные плафоны, питания для них хватило на два часа".
...И он решал эту немыслимую инженерную задачу - как добыть воздух? под грохот ураганного шторма, в меркнущем свете, в неразволокшемся ещё дыму, вцепившись в трубопроводы, чтобы удержаться на ногах. "Ну придумай же что-нибудь!" - все так же исступленно и немо его молили глаза остальных одиннадцати.
Три года назад он был командиром этого отсека. Он обязан был знать все три яруса его хитроумной машинерии досконально. Три этажа, перевитых пучками разномастных трубопроводов, кабельных трасс... Они обитали на верхнем - третьем - ярусе, который считался жилой палубой.
К вечеру - часам к двадцати - дышать уже было нечем. Регенерации, насыщавшей воздух химическим кислородом, в отсеке не было. Голодная кровь стучала в виски, гнала холодный липкий пот... Плафоны уже давно погасли. Аварийные фонари едва тлели, садились аккумуляторы...
Воздуха! Хотя бы глоток...
Глоток он нашел. Спустился в трюм, едва удерживаясь на перекладинах трапа, и стравил из патрубков-"гусаков" дифферентной цистерны скопившийся там воздух. Грязный, масляный, набитый компрессором без каких-либо фильтров, он все же пошел. Под его шипение Полякова и осенило, что если открыть кингстон глубиномера, то возникнет пусть слабый, но все же проток, продых... Догадка стоила жизни им всем. Надо было только сообщить в центральный, чтобы поддули в дифферентную магистраль...
"Каштан" - межотсечная громкая связь - не работал. Его замкнуло при пожаре. Поляков с замиранием сердца вынул из зажимов увесистую трубку корабельного телефона. Этот древний слаботочный аппарат, питавшийся от ручного магнето, как и его прародитель - полевой телефон времен Первой мировой, - работал безотказно. Связь удалось установить с первым отсеком.
- Валя, - попросил Поляков, - скажи Рудольфу (инженер-механику Миняеву. - Н.Ч.), пусть наддувает дифферентные цистерны. А мы откроем кингстон глубиномера.
- Добро!
И воздух пошел! Они вдыхали его, будто пили луговую свежесть.
Призрак смерти от удушья уступил место своей младшей сестре - гибели от жажды. В десятом не было воды. Ни глотка. Пить хотелось, несмотря на то что все дрожали от холода. Пожар в девятом заглох, притаился до первой порции свежего воздуха. Переборка была теплой, и все отогревались на ней. Ведь одеты были в "репс" - легкие лодочные куртки и брюки. В отсеке же стояла "глубокая осень": воздух остыл до температуры забортной воды +4 градуса. Но не одежда сейчас тревожила Полякова. По самым скромным прикидкам, буксировка в базу, на север, должна была занять месяца полтора. Только в базе их могли извлечь из западни десятого. Сорок пять суток без воды?
Лет десять назад все они были наслышаны о сорокадевятидневном дрейфе в океане сорванной штормом баржи с четырьмя солдатами - Зиганшиным, Крючковым, Поплавским, Федотовым. Та сенсация облетела мир: полтора месяца без еды, съели кожаные меха гармони и голенища сапог... Теперь нечто подобное выпало и им. Разве что в гораздо худшем варианте - в кромешной темноте, в грязном воздухе, в промозглом холоде. И главное - без воды.
Поляков знал, что в десятом отсеке расположена расходная цистерна с пресной водой. Но она оказалась пуста... Бачки с аварийным запасом продуктов - тоже. Их раскурочили, как это водится по неистребимому безалаберному обычаю, хозяева отсека ещё в начале похода... Но даже если бы бачки были полны, их все равно не хватило бы для дюжины едоков на полтора месяца.
Вода!.. Она плескалась, шумела, журчала над головой, в штормовом океане, разбивавшем о лодку крутые валы. Эти водные звуки дразнили ещё горше, ежеминутно напоминая о недоступном...
Пробовали собирать тряпкой конденсат - напотевшую на подволоке влагу, тряпку выжимали в миску. Но многочасовой труд не увенчался и добрым глотком грязноватой вонючей воды.
И снова все глаза устремились на Полякова. Ты - командир, ты добыл воздух, добудь и воду.
И он добыл. Добыл, потому что знал эти стальные джунгли, как никто другой.
Там, в расходной цистерне, должен был оставаться "мертвый запас" воды, скапливающейся ниже фланца сливного трубопровода. Что, если разбить водомерное стекло и отсосать через трубку... Это было ещё одно гениальное озарение.
Поляков велел трюмному матросу найти кусок шланга и объяснил, что делать. Через четверть часа тот принес в окровавленных руках миску ржавого отстоя. Руки порезал в темноте об осколки водомерного стекла, когда швырнуло при крене. Поляков перевязал ему кисти обрывками разовой простыни и распорядился добыть емкость, повместительнее миски. При свете тусклой "лампочки Ильича", сооруженной из батареек, вытряхнутых из найденного магнитофона, отыскали большую жестянку из-под сухарей. Скорее всего, она служила тут писсуаром, но выбирать не приходилось. В неё с грехом пополам нацедили литров пять ржавого отстоя. Его разлили в бутылки из-под вина, и Поляков велел держать их между ног, чтобы хоть как-то согреть ледяную воду.
Теперь, когда была утолена первая жажда, подступил голод. Есть хотелось в холоде мучительно...
По иронии судьбы, среди пленников десятого отсека оказался и начальник интендантской службы мичман Мостовой Иван Иванович, известный на лодке "прижим". При нем были ключи от "сухой провизионки", открыв которую обнаружили коробки с макаронами и пачки поваренной соли. Макароны грызли всухую. Соль тоже пригодилась. На третьи-четвертые сутки у многих в холодной сырости заложило дыхание, воспалились глотки... Поляков вспомнил народное средство: ложка соли на кружку воды и полоскать. Помогло!
Остров смерти Всего лишь за каких-то полчаса грознейшая атомарина превратилась в островок-поплавок, беспомощно ныряющий среди океанских валов.
Без хода, без электричества, без света в отсеках, без тепла и дальней радиосвязи К-19 мало чем отличалась от стального понтона, ставшего игрушкой волн. Можно было бы подыскать немало других, куда как мрачных определений "плавучий морг", "блуждающая ядерная мина", "Хиросима", - но все это после того, что сначала она, чудом всплывшая субмарина, была островком, на котором спасались и выживали сто с лишним моряцких душ.
...Первым к ним подошел "американец" - корабль береговой охраны США.
3аварин:
"Мне от такого "спасателя" стало как-то не по себе. Ведь у меня в аппаратах секретные торпеды, за которые я отвечаю головой. Образ врага был воспитан стойко. На всякий случай доложил Нечаеву, что в принципе могу выстрелить из аппарата на затопление (с закрытыми запирающими клапанами) две торпеды новой конструкции. Нечаеву хватило здравого смысла принять мое сообщение в качестве шутки и посоветовать лучше выстрелить ими в боевом варианте...
"Американец" предложил помощь. Мы на международном морском жаргоне с примесью русского диалекта от его помощи отказались. На корабле была вертолетная палуба и ангар. Створки ангара были чуть приоткрыты, но вытаскивать вертолет американцы не стали - нелетная погода, нелетное море.