Итак, у С-80 не было прямого столкновения с неизвестным кораблем, но был опасный маневр, вызванный появлением этого корабля в запретном районе. Маневр, который в силу случайности стал роковым.

Важно отметить, что С-80 не жертва обстоятельств, а боевая потеря, понесенная флотом в ходе самой тихой, но отнюдь не бескровной подводной охоты в океане.

Последнюю точку над "i" в моем расследовании трагедии С-80 поставил её бывший старпом, переведенный за несколько лет до гибели субмарины на другой корабль, а ныне вице-адмирал запаса Евгений Чернов:

"Лодки не должны тонуть, как вы понимаете, при срочном погружении из-под РДП даже при обмерзании поплавкового клапана. В любом случае подача воздуха к дизелям из атмосферы перекрывается мощной захлопкой. Как только С-80 стала уходить на глубину, матрос-моторист бросился перекрывать воздушную магистраль, из которой била вода. Он отжимал рычаг захлопки вправо, а надо было - влево. Парень жал с такой силой, что согнул шток. Он был уверен, что перекрывает, на самом же деле открывал по максимуму. В чем дело? В пустяке. Матрос этот был прикомандирован с другой лодки, где воздушная магистраль перекрывалась не влево, а поворотом рукоятки вправо. Матрос не знал этой особенности. Выходит, виновен в гибели С-80 тот, кто не успел или забыл предупредить его об этом. Кто? Командир отделения? Старшина команды? Командир группы? Инженер-механик? Кому легче от того, что вина за катастрофу распределилась по этой цепочке? Тем более что подобных "чужаков" на лодке было семь человек, не считая офицеров-дублеров. Порочная практика прикомандирования специалистов с других кораблей за несколько часов до выхода в море, увы, существует и поныне, несмотря на все приказы и инструкции. Нечто похожее произошло и на атомной подводной лодке К-429 в 1983 году - там были прикомандированы 47 человек из 87 по штату. Но это уже другая история с тем же печальным финалом".

Интересно, что идею гидрозахватов-храпцов, которые были спроектированы для подъема С-80, но которые не успели изготовить в Сормово, использовали спустя несколько лет американцы при подъеме советской подводной лодки К-129, затонувшей в 1968 году в Тихом океане. Мощные гидрозахваты, пригнанные точно по обводам корпуса К-129, ухватили в свои клещи злосчастную субмарину и стали поднимать её с глубины более чем 5 километров. Несмотря на то что корпус переломился, первые два отсека были подняты на поверхность. Так что идея Сенатского прошла проверку на практике, даром что на чужом флоте...

По инициативе Минсудпрома работы по созданию спасательного судна "Карпаты" и по подъему С-80 дважды представлялись на соискание Государственной премии СССР. В состав соавторов были включены Н.П. Чикер, С. Минченко, Ю. Сенатский. В документах, представленных в Комитет по Ленинским и Государственным премиям СССР, указывалось: "В мировой практике не было ни одного случая подъема подводных лодок безводолазным путем. Обычными методами подводные лодки поднимались с глубины до 93 метров, причем на эти подъемы затрачивалось до 180 суток. Представленным на соискание способом поднята в 1969 году подводная лодка водоизмещением 1160 тонн с глубины 200 метров за 34 дня".

Однако на премии существовала разнарядка и ранее данное "добро" было отменено. Моряки-спасатели остались в тени заслуженной славы.

Была ещё одна судоподъемная эпопея - впервые в мире поднимали затонувшую атомную подводную лодку с ядерным оружием на борту. Такого не было нигде и никогда: с затонувшей атомарины всплыли сквозь 45-метровую океанскую толщу свыше ста человек. Они все остались живы, кроме тех, кто погиб в первые же минуты аварии. Они погибли бы все, если бы не их командир - капитан 1-го ранга Николай Суворов.

До меня, как и до многих моряков, та не столь давняя трагедия дошла в виде мрачного анекдота: при погружении командир атомного подводного ракетоносца забыл задраить верхний рубочный люк, и лодка ухнула на грунт Авачинской бухты. Потом состоялся самый массовый за всю историю подводного плавания исход с затопленной субмарины: сто с лишним человек выходили из торпедных аппаратов и всплывали на поверхность кто как мог. Запомнилась громкая фамилия злосчастного командира - Суворов, которая никак не вязалась с её знаменитым родоначальником. И ещё редкостный номер подлодки, состоявший из тридцати трех "чертовых дюжин": К-429.

Счастливый случай свел меня в Петербурге с уволенным в запас капитаном 1-го ранга Николаем Михайловичем Суворовым, и все подробности той невероятной истории я узнал, что называется, из первых уст.

Мичманы Николай Мерзликин и Михаил Лесник в гидрокомбинезонах благополучно всплыли посреди бухты. Однако в точке погружения К-429 их никто не встретил. По великой случайности гонцов с затонувшей атомарины заметил выходивший в дозор малый противолодочный корабль. Противолодочники народ очень бдительный, и потому сразу же решили, что имеют дело с иностранными подводными диверсантами, которые орудуют на подступах к базе атомных подводных лодок. Им и в голову не могло прийти, что это - с в о и. Подойдя к барахтающимся подводникам поближе, они стали совещаться, как лучше брать "диверсантов". Надводников можно понять: они никогда не видели подводников в их аварийных доспехах. А что, если "боевые пловцы" откроют огонь при задержании? Отвечай потом за погибших матросов... Не лучше ли дать очередь из пулемета, а потом извлечь раненых врагов из воды?

Слава богу, до превентивной стрельбы не дошло. Но даже когда мичманов подняли на палубу МПК, сняли с них легководолазное снаряжение, моряки долго не хотели верить их взволнованным докладам о затонувшей лодке - ведь неизвестные лица были извлечены из воды без документов. Мало ли что могли насочинять?! В конце концов, командир корабля связался со своим начальством. Начальство запросило командование Камчатской флотилии: тонули ли у вас подводные лодки в заливе? Стали выяснять... А время шло.

Прошло мучительно долгих шесть часов после выхода мичманов, прежде чем подводники услышали над головой шум винтов спасательного судна.

"Только в полдень мы поняли, что нас ищут, - рассказывал Суворов. Единственное в базе аварийно-спасательное судно находилось в межпоходовом ремонте. В общем, закон подлости срабатывал во всей своей полноте.

Все-таки они вышли, но дальше началась классическая бестолковщина. Шланги для подачи воздуха оказались гнилыми, то и дело лопались. Водолазы не знали системы подключения и врубили такое давление, что от их помощи пришлось защищаться, как от ещё одного бедствия. Единственное, что они смогли сделать, это обозначить наше место и установить звукоподводную связь. Правда, она была односторонней: нас запрашивали голосом через гидрофон, а мы отвечали ударами кувалды по корпусу: лодка была обесточена.

Мы сообщили, что будем выходить через торпедный аппарат. Я велел проверить индивидуальные дыхательные аппараты, и тут выяснилось, что выходить в них нельзя: из ста комплектов только десять содержали в баллончиках кислород! Некоторые маски были рваные... Сказывалось то, что лодка после пятимесячного похода не прошла положенного ремонта и переоснащения.

Попросили водолазов передать нам баллончики через торпедный аппарат. Через какое-то время они это сделали.

Только под вечер я начал выпуск людей. Всплывали по три человека ровно столько умещалось в трубе аппарата. Из кормовой - отрезанной от нас части корабля подводники выходили через аварийно-спасательный люк десятого отсека. Там у них вскоре случилась беда: молодой матрос за два метра до поверхности запутался ногой в буйрепе - тросе, по которому выходили моряки из кормы. Парень погиб от переохлаждения. Он был из штатного экипажа. Мои люди вышли все. Сказались былые - фактические - тренировки. Ведь те же легководолазные тренировки можно было быстро и без хлопот пройти за бутыль "шила" (спирта). Поставили всем в журнале зачет - и свободны, как танки. Я же своих гонял через башню. Они всплывали у меня как миленькие. И вот пригодилось..."