- Это вы меня извините, - примирительно пробормотал Игорь Андреевич. - Я просто не понял, почему вы рассказали эту историю именно сейчас.

Доктор Фролов теперь стоял возле окна, глядя на улицу.

- Теперь вы убедились: между прошлым и настоящим существует постоянное напряжение, - произнес он. - Прожитые годы изолируют их друг от друга, но если их убрать, произойдет короткое замыкание, способное убить. Возможно, вам лучше не знать о прошлом отца и матери.

- Поступки и грехи наших родителей рано или поздно все равно нас догоняют... - махнул рукой Игорь Андреевич.

- Чем позже, тем лучше, - заметил доктор.

- Я хочу знать, что случилось с моим отцом! - Игорь Андреевич упрямо смотрел в глаза доктору Фролову. - Почему-то мать не хотела о нем рассказывать. Знаю только, что он погиб на войне. Я хорошо запомнил, как она плакала, читая какие-то письма. И прятала их от меня. Однажды она застала меня, когда я их разглядывал. Отняла и сожгла письма и фотографии. Но я их помню. Можно сделать так, чтобы я их снова увидел?

- Тут ничего нельзя обещать, - покачал головой доктор Фролов. - Я уже говорил вам: во многом это носит случайный характер. Хорошо, попытаемся, если выдержите... У вас еще есть вопросы?

- Почему всплывают только самые мрачные запечатления? В моем детстве были светлые моменты. Например, новогодняя елка. Я хотел бы это снова увидеть.

- Опять же, ничем не могу помочь, - помотал головой доктор Фролов. - У вас было тяжелое детство. И у меня тоже. Наши радости довольно относительны. Серое на фоне черного нам всегда кажется светлым.

- Тогда почему я до сих пор не увидел, что однажды случилось с матерью на моих глазах. А это было самое кошмарное воспоминание моего детства.

- Потом вам это снилось?

- Нет, пожалуй.

- Думаю, здесь сработали защитные механизмы вашей психики, ограждающие от повторения слишком болезненных переживаний... Да и зачем это вам, если вы его и так помните.

Доктор Фролов выключил чайник, сел напротив, глядя прямо в глаза пациенту.

- Ладно, продолжим... - сказал он, наливая чай по чашкам, которые достал из стола. - Сейчас вы наверняка вернетесь в прерванное запечатление. И на этот раз гораздо спокойнее перенесете увиденное.

6

...Седая женщина сидела на нарах, закрыв глаза, и качалась из стороны в сторону. И беспрерывно причитала, задыхаясь: будьте вы все прокляты! Будьте все вы...

И вдруг он потерял ее из виду. Одновременно последовал скрежет железа и грохот падений. Его с силой отшвырнуло назад, так, что он больно ударился затылком, а сверху на него обрушилось что-то тяжелое, мягкое и дурно пахнущее. И тут все звуки перекрыл нечеловеческий вой, который тут же смолк.

Затем из дымной, искрящейся мглы донесся перебиваемый натужным кашлем чей-то мужской крик:

- Откройте дверь... Здесь было ведро с водой... Да откройте наконец!

- Спасите! - панически вторили женские голоса.

Задыхаясь тогда от дыма, от свалившихся на него тел и мешков, он почувствовал сейчас привычную боль в сердце, и, хватаясь за все, что попадало под руки, и лишь немного выбравшись, закричал, будто только что родился на свет.

Он ревел во весь голос, зовя мать, и судорожно кашлял.

- Игорь! - услышал он в темноте отчаянный крик матери. - Где ты?

Он не увидел ее, а только почувствовал ее руки, подхватившие его, прежде чем их сбили с ног рванувшиеся к окну соседи.

Наконец с гулом отъехала тяжелая дверь вагона, и свет осенней луны расколол темноту. Она открылась не до конца, только наполовину, упершись в чей-то перевязанный веревками чемодан, и все кинулись к ней, давясь от кашля, зажимая носы и отталкивая друг друга, так что некоторые едва не вывалились из вагона.

Поезд стоял на безлюдном переезде, рядом с несколькими разваленными и обгоревшими домиками, за которыми была темная, без единого огня степь. Издали доносились чьи-то голоса и далекое шипение пара со стороны локомотива.

- Не смотри туда! - мать прижала его к себе лицом, но он успел увидеть опрокинутую печь, дымящиеся угли и лежащую с ней в обнимку седую старуху, напоминавшую сейчас большую обгоревшую куклу, от которой исходил сладковатый, удушливый дым. И снова увидел мать.

- Что тут у вас происходит? - послышался мужской голос, и он увидел на путях молодого военного, заглянувшего в их вагон. - Черт... Кто старший по вагону?

Он был виден по плечи, видны были его фуражка и кубики на петлицах. За ним стояли пожилые красноармейцы с винтовками с примкнутыми штыками.

-Я, Патрикеев Семен Матвеевич, старший лейтенант запаса, - вытянулся пожилой, лысый мужчина, но комендант даже не взглянул в его сторону.

- Когда затормозили, эта женщина с верхних нар свалилась на "буржуйку", сказала мать.

-Ну-ка, посторонитесь, - заглянув в вагон, когда все расступились, лейтенант осекся, рассмотрев тело погибшей, лежащей в обнимку с дымящейся, раскаленной печкой.

Мать снова заслонила от Игоря мертвую старуху, и он ничего не мог увидеть, как ни старался. Ни тогда, ни сейчас.

Офицер взялся одной рукой за дверь, рывком влез в вагон.

- Я комендант эшелона, лейтенант НКВД Грохолин. Почему он плачет? спросил он у матери, указывая на испуганного Игоря. - Он ее внук?

- Это мой сын, - сказала она. - Его зовут Игорь.

Игорь Андреевич только сейчас заметил, что лейтенант и мать были похожи друг на друга юной худобой и усталостью на осунувшихся и потемневших, будто опаленных лицах.

- Что случилось? - спросила мать. - Авария?

- Экстренное торможение. Не успели проскочить разъезд. Приказано пропустить эшелоны, идущие на фронт.

И в подтверждение его слов мимо прогрохотали сначала один, потом второй эшелон, состоящие из теплушек и платформ, на которых стояла прикрытая брезентом техника.

- Скоро отправимся, - офицер снова взглянул на карманные часы, висевшие у него на цепочке. - Сейчас должен пройти еще один. Поэтому труп надо выбросить, когда подъедем к ближайшему населенному пункту. Там подберут.

Он сказал это, обращаясь к матери, будто забыл про старшего по вагону Патрикеева, стоявшего рядом. Игорь Андреевич заметил, как все прислушивались к их разговору.

- Кто ж так делает? - сказала мать. - Ее надо закопать, а не выбрасывать, как дохлую собаку.

- На этот счет у меня есть инструкция, - он смотрел ей в глаза. - Знаете, сколько сейчас в поездах умирает беженцев и эвакуированных? Следующий разъезд мы должны успеть проскочить до новых встречных эшелонов. Иначе я пойду под трибунал, - добавил он.

- Да не слушайте вы ее, товарищ лейтенант! - будто очнувшись, вставил Патрикеев. - Эта дамочка сама привела покойницу! И еще без документов.

- Покойниц не приводят, а притаскивают, - насмешливо ответила мать, но окружающие дружно поддержали вагонное начальство.

- Война, милая!

- Умная больно. Тут живых с поездов сбрасывают, а она мертвую пожалела!

- Вот пусть она ее и хоронит! Сама эту бабку к нам посадила, теперь пускай высаживается и закапывает.

- Только пусть сначала свой документ покажет!

- Мы больше говорим, - резко сказала мать, окаменев лицом. - Давно бы похоронили.

Лейтенант поднял руку, чтобы предупредить разрастание спора.

- Вы знаете погибшую? Кто знает?

- Никто, - покачала головой мать. - При ней не было вещей и документов. Говорила, что все сгорело вместе с ее домом.

- Тогда ваши документы! - по-прежнему глядя на нее в упор, он протянул к ней руку.

- Пожалуйста... - она достала свои бумаги из своей сумочки. - Только зря время теряем.

- Так. Драгунова Лариса Михайловна. Инженер-технолог литейного производства. Направляется на завод номер... А это ваш сын, Игорь Андреевич Драгунов?

- Да.

- А муж...

- Он на фронте, - она протянула руку за своими бумагами.

- Все верно... - кивнул лейтенант, не торопясь возвращать документы. Поэтому назначаю вас старшей по вагону.