В центре воронки {КАТАРСИС}

...Вечное чувство вины - это палач, искусство которого превосходит даже умельцев из Древнего Китая. Казнь, растянувшаяся почти на два десятка лет - что может быть изощреннее? Но всякая казнь когда-нибудь кончается. Радуйся этому, смертник... И ты, Щюрик, и твоя жена, и твой сын уже покаялись. Моя очередь. Сдохнуть без покаяния - дурной тон, братья и сестры. Тем более, если Причина Всего - настолько проста. Начало нынешних суток, которые так скоро для нас закончатся, лежит далеко в прошлом. Помню, я болел и никак не мог поправиться... В классе, кажется, девятом. Всю четверть пропустил, в школу не ходил. Точные даты по молодости да по глупости забываются, когда не придаешь им должного значения. Мы с тобой снова тогда сдружились, изредка встречались - подальше от родительских глаз. Сидели, помнится, в каком-то уличном кафе и поедали одну сосиску на двоих. Макали в солонку и откусывали с разных концов. В тот же вечер - вот совпадение! - я слег с пищевым отравлением. А тебе - хоть бы хны... Отравление - ладно, прошло через день, зато неожиданно началась ангина. И закрутилось-завертелось! Болезнь оказалась затяжной и плавно перетекала из одной формы в другую: ангина, тяжелый бронхит, снова ангина, снова бронхит. Конца-края моей немощи было не видно: неистребимые микробы закатывали в ослабевшем организме пир за пиром. Теперь-то ясно, что корень тех неприятностей - в бездумном применении антибиотиков, кои я пожирал килограммами по указке участкового педиатра (жлоба по повадкам и двоечника по сути). И начались эти неприятности несколькими месяцами раньше, в период борьбы с фурункулами, но мне-то, девятикласснику, откуда знать о таких вещах? Черт, думал я, полный отчаяния, неужели это ты, Щюрик... ведь лучший друг! Почему я слег, а ты - нет? Подсыпал что-нибудь в солонку, пока я девчонок проходящих разглядывал... подшутить, наверное, хотел... нет, думал я, не может быть, не бывает такого... Никогда я не спрашивал тебя ни о той злосчастной сосиске, ни о солонке. И не спрошу, потому что понимаю - ерунда все это... впрочем, я отвлекся. Мать моя тогда работала по сменам: трое суток - утро, трое суток - день, трое суток - ночь. Уставала невероятно, сон разрушила, сама полубольная стала. А тут вдобавок - сын из постели не вылезает... Я все это видел, как бы она ни бодрилась. И усталость ее, и растерянность, и депрессию. Что касается моей депрессии, глубина которой увеличивалась с каждой неделей, то она требовала, очевидно, отдельного лечения, только кто же заметит и забьет тревогу по поводу эмоционального состояния подростка? Не участковый же педиатр? Я лежал, смотрел бесконечный телевизор, иногда пытался читать, когда температура позволяла, а в голове моей таяла надежда на то, что финал этого лежания будет счастливым... Я был для матери обузой. Страшной тяжестью я был, которая незаслуженно легла на ее сгорбленные плечи. С каждой неделей я понимал это все более отчетливо. И вдруг я подумал... только подумал, всего лишь предположил! Никаких подозрений, ничего конкретного! Язык не поворачивается сказать... что, если маме надоест за мной ухаживать? Что, если ей УЖЕ надоело? Но тогда... что тогда? Как ей избавиться от ребенка, который никогда, понимаете НИКОГДА не поправится?! Вспоминалась почему-то бледная поганка, которую я скормил простодушному алкоголику. Это воспоминание, казалось бы, никак не было связано с моими бронхитами и ангинами и, тем более, с внезапно возникшими страхами... и все-таки было как-то связано. Страхи мои... Я возвращался мыслями к тебе, Щюрик, и недоверие, возникшее столь внезапно (к кому? к лучшему другу!), тянуло рассудок в бездну. Совершенно нелепые подозрения - да, уже подозрения! - сводились к тому, что моя собственная мама решила меня... отравить. Лежа в комнате, я старался контролировать, что происходит в кухне, когда она готовит еду. Во-первых, с помощью слуха, во-вторых, с помощью внезапных выходов в туалет. Не может быть, непрерывно уговаривал я себя, что за чушь? "Мудь, легкий бред", - как выражался впоследствии Кожух... Для начала я категорически отказался от супов. От любых, от всех без разбора. Далее, когда мама приносила мне в постель еду, чего только не придумывал я, как только не изощрялся, чтобы она первой попробовала из моей тарелки! Не попахивает ли картошка плесенью, не кислая ли сметана? А почему опять яичница "глазунья"? Не желаю "глазунью"! (В жидком желтке, как мне казалось, особенно легко было спрятать отраву.) "Ты же всегда любил яичницу", - огорчалась мама моим капризам, однако уносила забракованную тарелку обратно... Особенно трудно было с жидкостями. Чай слишком горячий, заявлял я. Проверь сама!.. И мама послушно отпивала из чашки. Морс холодный! - и она прикладывалась к лечебному питью губами... Ужасающая раздвоенность требовала колоссального напряжения творческих сил. С одной стороны - сам же не веришь своим страхам, с другой - боишься, и все тут! С одной стороны - не можешь никому признаться и даже вида подать стыдишься, с другой - каждый прием пищи превращается в страшный спектакль, где игра в жизнь и смерть идет всерьез. Разум против подсознания... Вспоминать эти недели - невыносимо. - Мама, - однажды не выдержал я. - Ты хочешь меня отравить? - Что? - не поняла она. - Каша не нравится? Якобы не поняла... Я слышал потом, как она плакала. И с работы трехсменной на той же неделе ушла. Раза в два потеряла в зарплате. Начала звать меня на кухню, когда едой занималась - дескать, ей в одиночестве скучно. Я видел весь процесс приготовления пищи своими глазами, а потом ел - с полузабытым чувством удовольствия. Я к тому времени уже ходячим был, организм брал свое. Вероятно, та самая психическая раздвоенность мобилизовала защитные силы на борьбу с реальным противником. Страх смерти, даже такой нелепый, подтолкнул волю к жизни - и болезни были побеждены. И "мудь" была побеждена. Нескольких дней после моего безумного вопроса не прошло, как я искренне удивлялся: неужели я мог такое подумать о матери?! "Мама, ты хочешь меня отравить?.." Настоящий, взрослый стыд пришел позже. Столько лет минуло, а я до сих пор не могу простить себе того позорного вопроса. За все надо платить. Сегодня - счет прислали мне... Прости меня, мама. Именно после трех месяцев обескураживающей слабости и появилось у меня желание заняться боевыми искусствами. Во-первых, чтобы никогда в жизни больше не болеть, но в главных - чтобы научиться владеть своим страхом. Наивное, детское желание, однако... Я сделал первый шаг. Затем второй, занявшись поисками Равновесия. Я поднялся на уровень, с которого только и возможно очертить границы своей Реальности - чтобы управлять ею. Потом было осознание Кармы и Ее цепей, смирение и счастье каждодневных тренировок. Были ученики и была великая цель - вылепить из них совершенных людей, способных объединить в себе сразу три сущности: воина, ученого и поэта... И вдруг выясняется, что самый первый шаг - овладение своим страхом, - я так и не сделал! Тогда, много лет назад - не сделал... А сегодня, пометавшись по городу, который быстро растворяется в моем сознании; сегодня, познав тайну собственной смерти, - сумел ли я сделать этот шаг? В великую ночь с пятницы на субботу...