Только теперь я заметил, что волнистый песок вокруг губки покрывают свернувшиеся в маленькие мешковидные шары и многоугольники трилобиты. Некоторые из них лежали неподвижно, будто приклеенные ко дну, другие с видимым трудом передвигали свое неуклюжее тело, заключенное в твердый хитиновый панцирь.

Появление на мелководье спрута-ортоцератита вызвало среди трилобитов настоящую панику. Началось истребление. На моих глазах нервно подергивающиеся щупальца ортоцератита быстро опрокидывали на спину одного трилобита за другим. Трилобит снизу беззащитен. Заработал страшный попугаячий клюв спрута, и обломки скорлуп медленно поплыли по едва заметному течению. Трилобиты либо не могли, либо не надеялись спастись бегством. Они сворачивались широким плоским кольцом и замирали, подставляя врагу хитиновую скорлупу, или, поднимая облачка мути, зарывались в ил.

Но пиршество спрута продолжалось, клюв с хрустом раздирал тела, пока какой-то новый темный инстинкт или удовлетворенный аппетит не оторвали ортоцератита от обильного стола, и он внезапно унесся вдаль и скрылся в темных расщелинах подводных рифов, в темной массе подводных джунглей, колышущейся у многоцветной поросли кораллов. Но там были не заросли безобидных водорослей, а укрепившиеся на камнях жесткие известковые стебли сидячих спрутов-лилий. Эти, густо сидевшие, гладкие и суставчатые, расширялись сверху наподобие чашечек цветка, из которых частой бахромой подымался букет обманчивых лепестков-щупалец.

Вдруг чудовищная малиновая клешня, щелкнув, вцепилась в манжет моих мокрых брюк.

Я мгновенно потерял интерес к фауне силура и с силой выдернул ногу, едва не потеряв равновесие. Мой несообразительный противник отпрянул и попятился. С внутренней дрожью и отвращением рассматривал я эту первобытную диковину длиной в три метра, в которой было нечто и от громадного рака, и от скорпиона. Это и был ракоскорпион-птеригот. Весь членистый, вооруженный огромными клешнями, со множеством простых граненых глаз, усыпавших радужными чечевицами выпуклую головогрудь, он поплыл, огибая машину, взмахивая хвостом с роговой шпорой на конце и загребая им воду, как веслом. Только первобытные спруты, "упакованные" в свои толстостенные раковины, могли противостоять его нападению. Только несъедобные известковые губки и кораллы могли не опасаться его. А его соперниками могли быть только другие ракоскорпионы, например стилонур с непомерно длинными и тонкими ходильными ногами и плавательными ножками. К счастью, птеригот почему-то перестал интересоваться мной и уплыл в заросли.

А поодаль, в открытом океане, уступами гигантской лестницы громоздились коралловые рифы. Местами они сверкали снежной белизной, которая казалась даже неуместной среди ярко окрашенного растительного и животного мира теплых лагун и солнечного моря, обрамленного глыбами мертвого и живого камня. Белая пена покрывала шестигранные ноздреватые пирамидки, конусы и призмы, возведенные крошечными созданиями-строителями, которые тесно лепили друг к другу свои узорчатые соты. Живые вырастали на мертвых и потом погибали, чтобы, в свою очередь, стать надежным фундаментом для следующих поколений.

Я взглянул в сторону берега, подернутого туманной дымкой испарений. Где-то там, в сотне метров от меня, у границы, извечно отделяющей воду от суши, шла молчаливая упорная миллионолетняя борьба за жизнь.

Выброшенные на берег водоросли слабыми зелеными стебельками тянулись навстречу ветру и солнцу, ласковому и щедрому, гневному и беспощадному. Эти хилые растеньица были пионерами наземной флоры. Жизнь наступала на сушу.

БЕСПОЗВОНОЧНЫЕ И ПОЗВОНОЧНЫЕ

Предками трилобитов и всех других силурийских животных, да, по сути, и нашими предками, были родственники медуз - гребневики. Это были, вероятно, неплохие пловцы, но какая-то неясная причина заставила их сменить способ передвижения. Они перестали плавать и начали ползать по дну. Постепенно тела их сплющились, голова развилась, брюшная и спинная часть стали более четко выражены. Через несколько миллионов лет они превратились в морских червей.

Морские черви ползали быстро. У них увеличивались мышечные волокна, сформировались нервная, пищеварительная и кровеносная системы и многие другие органы. Появились кольчатые черви - кольчецы, они дали начало членистоногим животным. Придатки по бокам тела превратились в суставчатые ножки, которые обрели способность к сложным движениям. Наметился и развился головной мозг, нервная система намного усложнилась, глаза стали очень совершенными органами. Так постепенно сформировались мокрицеподобные трилобиты, ракоскорпионы и многие другие ракообразные. Затем, миллионы лет спустя, возникли насекомые, многоножки, пауки.

Сравнительная анатомия, палеонтология и эмбриология в один голос утверждают, что предками насекомых, многоножек и пауков были различные группы кольчатых червей. Пауки и их родственники произошли от одной группы кольчецов, многоножки и насекомые - от другой, а раки - от третьей. Моллюски тоже произошли от кольчецов, но у них выработался иной тип строения, не членистый, а так называемый концентрированный. Все основные классы моллюсков появились более пятисот миллионов лет назад.

Но это произошло еще на заре жизни - в архейскую и протерозойскую эры, а я находился уже в палеозойской эре.

Силурийский период принадлежит к палеозойской эре - эре древней жизни. Она началась пятьсот миллионов лет назад и продолжалась свыше трехсот миллионов лет. На ее протяжении жизнь в разных формах продолжала свое развитие. В обширном мире медуз, морских губок, иглокожих, к которым относятся морские ежи, офиуры, морские лилии, морские звезды, появились более сложно устроенные организмы: трилобиты, ракоскорпионы, неуловимые и могучие "ракеты моря" - спруты.

В конце силурийского периода, около четырехсот миллионов лет назад, появились рыбы. Их происхождение долгое время было загадкой для ученых.

От известных уже нам обитателей древнего океана до рыб путь немалый. Их строение слишком различно.