Все вы мужчины, как до стихов доходит - словно из литинститута сбежали. А это вы просто выпиваете все вместе и набираетесь друг от друга. Что ж. Я умная, я приспособлюсь. Но выпивать с вами (мужчинами) не буду, а то неровен час, меня перепутают с десертом. А я и знать не буду. А я люблю знать о себе все пикантные подробности. Все-все! Сама знать и друзьям рассказывать. Поэтому они должны быть такие, чтобы друзьям рассказать было не стыдно. Подробности, не друзья. Друзья нужны всякие.
8. МОМЕНТ ИСТИНЫ
Я одного его всегда любила,
Я одному ему была верна,
А если хоть на йоту изменила
Соперницей Его была Она.
А он был невозможно переменчив,
Неверен был, как всякий идеал.
И как в траве резвящийся кузнечик
Из тела в тело бешено скакал.
Сперва он избирал своим сосудом
Приличных и возвышенных мужчин,
И узнавала я его повсюду
По благородству мыслей и седин.
Потом его как громом поразило
(Иль просто уж такой дегенерат),
Но стало озарять мое светило
Возвышенных и сеющих разврат.
Я постепенно к этому привыкла,
Смирилась, приспособилась почти,
Меня не возмущали в венах иглы
И секс, где женщин более пяти.
Я просто отрешенно наблюдала,
Не ввязываясь в игры - ни в одну.
И наползала тень на идеала,
Как тень земли - на хрупкую луну.
Но как-то я гуляла мимо школы
В раздумьях над одною из задач.
Шел дождь. Играли мальчики в футбол и
Мне под ноги упал тяжелый мяч.
Все замерло. Я мяч толкнула слабо,
Чтоб только уступил дорогу мне.
Шептались пацаны: "Какая баба!
Годков немало, но еще вполне..."
И боже мой! Увидела в воротах,
В кроссовках грязных, в майке до колен
Знакомого и милого кого-то,
Того, к кому давно попала в плен.
Он был так юн, как разве что вначале
Знакомства нашего. И так же был он рыж.
И даже звали... точно так же звали,
Но что он - идеал, не знали лишь.
Он был, конечно, молод для мужчины,
А может, я для женщины стара,
Иль он был слишком стар уже для сына...
Какая непривычная игра!
Но так похож, и так аутентичен,
Что я, взглянув, мгновенно поняла
Не будет больше он менять обличий,
Ведь он - Амур. И мяч - его стрела.
Ничего себе, как меня только что проколбасило!
Как говорят в моем самом любимом фильме: "уф, уф, Марта!".
Итак, я закругляюсь. Поверь моему обширному опыту в написании поэм... это было давно, я же сказала!... заканчивать лучше всего тем же, чем и начинал. Меньше риска. А вдруг финал окажется слабее начала? Поэма получится куцей, как вот этот плюшевый мишка... Лови, а то он ушибется, он старенький. Достаточно повторить еще раз то же самое, и второй план появится, и другой смысл забрежзит, и преемственность проявится. Да и вообще люди любят узнавать знакомое. Так что подхватывай - эта песня хороша. Начинай сначала:
КОНЕЦ
Читаю стихи малолетке.
Но разве она понимает?
Попыхивает сигареткой,
Молчит и стыдливо воняет.
И что в этой жизни есть кроме
Ее полупьяного взора,
Ее привлекательной вони
И зубчатого пробора?
Зверок нелюдимый, зубастый,
Испуганный, бледный, печальный,
Пометом испачканный часто
И в этом почти идеальный,
Идущий на запах инстинкта
И любящий цвет апельсина,
Он в небе моя половинка
И сердца он половина.
Оно отрешенно-бесполо
И ласки берет, презирая,
Оно уважает глаголы,
Задумчиво бродит по краю,
Гитарой звенит басовито
И воет, от страха пьянея
И мне бы... дорога открыта,
Да я уж так не умею.
Не ведая даже о мере
Все губы в сережках железных
Какие прелестные звери
Портвейн распивают в подъездах!
Приходят взыскующей ратью
По наши согбенные души.
Мне сжать бы любое в объятьях,
Но стыдно и трушу.
Читаю стихи малолетке.
Но разве она понимает?
Попыхивает сигареткой,
Молчит и стыдливо воняет.
И что в этой жизни есть, кроме
Ее полупьяного взора,
Ее привлекательной вони
И зубчатого пробора!
Все. :-) :-) :-)
Следующий!!!
#
КОММЕНТАРИИ К ПОЭМЕ
С моей стороны было настоящим самоубийством давать на себя эту злую карикатуру. По-моему, образ вырисовывается антипатичный. Эдакая вздорная барынька, рассматривающая интеллект в одном ряду с розовыми тапочками и надутыми губками, а стихи - с румянами для ягодиц и тушью для челки.
Настоящий поэт (как правило, мужчина), не может вынести этого душераздирающего зрелища. Точно так же, как добрая мать никогда не позволит ни одному сексуальному гиганту избивать своих детей. Даже Пушкин, женолюбие которого оставило след в бульварной литературе, сравнимый разве что со следами снежного человека, и тот стал биться в истерике, когда Анна Керн решила сосватать ему свою прозу. Впрочем, на эту тему я подробно высказалась на сайте куртуазных маньеристов, в рубрике "Альков", которую веду. Поэтому не стану упоминать про стихи Натальи Гончаровой и, вместе с тем, записки кавалерист-девицы Александра Дурова и фрейлины Смирновой-Россет.
Для поэзии способность волновать или раздражать читателя является как бы объективной характеристикой. Литературные критики щедро разбрасываются определениями типа "Производит неприятное впечатление" или "Обещает в перспективе", не задумываясь, что эти их (и мои, и ваши) эмоции связаны с личностью автора.
Для того, чтобы нравиться другим людям, поэт должен показать, что он разделяет их систему ценностей. Иначе никакое поэтическое слияние невозможно. Вернее, на определенном этапе у читателя должно быть ощущение, что он слился с системой ценностей поэта, что с ним любезно синхронизировались. А потом поэт, как полагается по канонам соответствующей науки, должен взять инициативу и вести за собой.
Что же делает моя героиня? Она занимается эротическими шантажом и подкупом, то есть, реализует свою половую агрессию, больше ничего. Вспоминается, как один мой знакомый стилист (закономерной для стилистов ориентации) познакомился в трамвае с симпатичным мальчиком. Мальчик спрашивает: "Ты мне позвОнишь?". Стилист отвечает: "Не позвОнишь, а позвонИшь". Мальчик (самодовольно): "Какая разница, все равно позвОнишь".