Прежде чем приступить к анализу конкретного материала, необходимо остановиться еще на одном вопросе. Выше мы говорили о вере в науке как о личной убежденности ученого, о личном мнении. Миф же - результат коллективного творчества. Можно ли говорить о мифотворчестве, когда мы сталкиваемся с личным мнением, с догадкой, гипотезой или с художественным образом?

Вспомним, что в свое время Шеллинг, ставя вопрос о создании, вернее о возникновении новых мифов, высказывал сомнение как раз относительно того, "как же может возникнуть эта новая мифология в качестве измышления не одного какого-нибудь отдельного поэта, но в результате работы целого поколения, которое представит как бы единую творческую личность"67. Как видим, сомнения Шеллинга связаны были как раз с коллективным характером мифотворчества, недоступным уже в новое время.

Однако, когда мы говорим о коллективном творчестве народа, это не более чем метафора. Творчество всегда индивидуально. Просто в дошедших до нас мифах, преданиях уже неразличимы те бесчисленные коррективы, добавления, которые вносились безымянными рассказчиками на протяжении многих веков, как неразличим и первый толчок, первое "слово", легшее в основу предания, сказки, мифа. Говоря о коллективности и безымянности мифа, мы имеем в виду скорее результат творчества. Так, в наши дни С. Лем называет устойчивое и вовсе не соответствующее истине представление о древности марсианской цивилизации и о молодости разума планеты Венеры таким коллективным и безымянным мифом. Но ведь этот миф был когда-то чьей-то. догадкой, предположением. Современные мифы рождаются у нас на глазах, поэтому при разговоре о них нельзя упустить из виду ни догадку или гипотезу ученого, ни образ, созданный писателем. И мы уже отчасти можем ответить на вопрос Шеллинга, как может возникнуть новая мифология.

Так как же и кем создается современный миф? Прежний миф включал в себя и науку, и искусство. Современный миф рождается при наличии развитых, специализированных форм интеллектуальной познавательной деятельности человека - науки и искусства, - и современное мифотворчество не является, конечно, такой же отдельной, специализированной отраслью в современном обществе, оно осуществляется в трех сферах - в науке, в области популяризации знаний и в сфере собственно искусства. При этом оно не захватывает, разумеется, всю науку или все искусство.

В искусстве активным натурфилософским и социальным, прогностическим мифотворчеством захвачена научная фантастика - в этом, на наш взгляд, секрет ее специфики, проблема которой так активно обсуждалась в критике. Этим объясняется и то, что она оказалась в искусстве в каком-то особом положении, не сопоставимом с положением любого из видов и жанров искусства, и то, что в ней явно усилены познавательные, непосредственно информационные моменты за счет эстетических, и то, что она подчас воспринимается не просто как беллетристика, а как некий общекультурный или социокультурный феномен. Вспомним, что писатель Лестер дел Рей сказал, что фантастика является литературой и одновременно "еще чем-то". Это "что-то" и есть мифотворческая природа фантастики.

В науке пределы мифотворчества еще более ограничены. В тех областях науки, где господствуют доказательные рассуждения, миф возникнуть не может. Еще К. А. Тимирязев выделял три этапа в научном исследовании: вначале интуиция и догадка, затем доказательства и, наконец, эксперимент. На двух последних этапах мифу места нет. Современный натурфилософский миф рождается, вырастая из научного знания, в той как раз области, где точное знание кончается, - в области догадок, сомнений. Ведь современная наука, современная диалектическая логика не признает жестких и неподвижных границ между явлениями, самое понятие "граница" заменяется сейчас понятием "область перехода", и всякого рода логические построения, не доказуемые пока из-за отсутствия информации, как раз и относятся к этой сумеречной области перехода от незнания к знанию, к области полузнания, сомнения, где возможны оказываются вера и неверие - категории, не принимаемые точным знанием на уровне доказательных рассуждений.

В области же полузнания, на этом первом этапе исследования какой-либо проблемы науке просто необходим некий переизбыток гипотез, предположений, догадок. Нельзя, разумеется преувеличивать роль таких построений в науке. Все эти модели действительности для ученого всего лишь инструмент в процессе познания истины, они безжалостно отвергаются, если новые факты не подтверждают их. Но сами-то эти модели обладают относительной самостоятельностью. Их жизнь не ограничивается пределами кабинета ученого, и они зачастую поступают в более широкий социальный оборот. Мифом такие модели могут стать, лишь соприкоснувшись с массовым сознанием, поскольку, даже рождаясь в недрах науки, натурфилософский миф существовать может только как массовое сознание.

Больше того. Самый процесс современного натурфилософского мифотворчества направляется не наукой и не искусством, а закономерностями развития как раз обиходного массового сознания, его внутренними потребностями в создании "картины окружающего мира".

Выше мы говорили, что в механизме образования научной гипотезы и мифа немало общего (недостаток информации, вывод по аналогии), однако далеко не всякая научная гипотеза становится мифом, и далеко не всякое знание подвергается мифологизации. Ведь в каждой науке - будь то биология, астрономия или физика - немало гипотез, предположений, догадок, однако большинство из них остается все же достоянием только самой науки.

Так, нет мифов о сверхновых и нейтронных звездах, хотя в этой области знания наблюдается явный дефицит информации, не создано еще общепризнанной теории и остается широкий простор для воображения. Но сверхновая звезда может заинтересовать миф, например, в связи со звездой Вифлеема, которая, если верить преданию, светила над колыбелью младенца Иисуса. А. Кларк написал на эту тему вполне "мифологический" рассказ "Звезда". "Черные дыры" сами по себе миф вовсе не интересуют. Но они вполне могут заинтересовать мифотворческое сознание в связи с предположением, высказанным Н. С. Кардашевым на конференции в Бюракане в 1971 г., что вокруг "черных дыр" можно ожидать поселения разумных существ, поскольку "черные" и "белые дыры" могут быть местами перехода из прошлого в будущее и наоборот68.

Практически совсем не подвергаются мифологизации агрономические знания, многие разделы физики, химии и пр. Пожалуй, подавляющее большинство отраслей научного знания не участвует в создании новых мифов. Коллективное сознание (и здесь речь может идти действительно о коллективном сознании, хотя бы потому, что мы не можем пока детализировать этот процесс) человечества, следуя каким-то не вполне еще понятным законам, безошибочно отбирает из всей суммы современных научных знаний и гипотез только те, которые совершенно необходимы для построения своего рода современной "мифологической картины мира".

Выше мы назвали современный мировоззренческий миф "натурфилософским". Это определение верно в том смысле, что новый миф - безрелигиозный69, приведенный в соответствие с естественнонаучным знанием, но это вовсе не означает, что в центре мифа стоит природа. Природа в своем независимом абсолютном содержании интересует науку, но не миф. Миф всегда "пляшет" от человека, создавая для него и вокруг него образ мира70. Древние мифы объясняли для человека природные явления, библейский миф включал природу в легенду о шести днях творения, завершившегося сотворением человека, но сама природа его не занимала, вернее занимала только в связи с человеком.

Современный миф рождается, на наш взгляд, в большой степени из потребностей космизации обиходного массового сознания и подготовки его к стремительно надвигающемуся грядущему. Термин "космизация" сравнительно молод, он возник в 1962 г. как название уже сформировавшегося явления. Началось же это движение значительно раньше, и мифотворческое сознание работало давно, направляя отчасти усилия искусства и науки. Интересно, что Г. Уэллс, один из отцов современной научной фантастики, ощутил настоятельную потребность изобразить человека "сначала в его отношении к Вселенной, затем - в его отношении к другим людям и ко всему человечеству"71. Без этого, как считал писатель, изображение человека не может быть полным.