Шах Идрис

Особое озарение - Как суфии используют юмор

Шах Идрис

Особое озарение: Как суфии используют юмор

Х.Б. Номадов, перевод

Идрис Шах, Великий Шейх суфиев, писатель и ученый, родился в Симле (Индия) в 1924 году в выдающейся хашимитской семье, родословная и титулы которой восходят к Пророку Мухаммаду, что подтверждено и засвидетельствовано докторами исламского права в 1970 г. Шах -- автор многих книг, изданных на двенадцати языках. Тематический материал этих книг охватывает путешествия, библиографию, литературу, юмор, философию и историю, но их автор наиболее известен своими работами в области суфийской мысли, в форме, применимой к культурам как Востока, так и Запада. Полный спектр его деятельности осветить невозможно: он был советником ряда монархов и глав государств, членом-основателем Римского клуба, директором по науке Института культурных исследований, членом правления Королевского гуманитарного общества, Королевского госпиталя и Дома неизлечимо больных, активно участвовал в ряде программ гуманитарного и научного направления. Он награжден Удостоверением заслуг Международного словаря биографий за Выдающееся Служение Человеческой Мысли.

Gar tajalli-i-Kbas Kbabi, surat-i-insan bebiu: Dhat-i-Haqqra asbkara andanmi kbandan bеbin.

Если ты ищешь особого озарения, вглядись в лицо человека: В смехе его ясно узри Сущность Абсолютной Истины.

Это важное утверждение Джалаледдина Руми, одного из величайших суфийских мастеров, полностью противоречит высказываниям тех многочисленных постнолицых святош всех вероисповеданий, которые считают, что юмор разрушает внушение, а это - все, что они обычно могут предложить.

Даже не будет преувеличением утверждать, что различие между вырожденными "суфийскими" культами и реальным посланием содержится в ответе на вопрос, обладает ли претендент на звание мистика чувством юмора и использует ли он юмор.

Хотя в современном мире, из-за растущего числа фанатиков, такая позиция едва ли приемлема для их многочисленных жертв, так было не всегда. Платон, если вы помните, сказал:

Серьезные вещи не понять без смешных,

Противоположности - друг без друга.

Его высказывание, безусловно, подтвердится, если взглянуть на даже относительно поверхностные аспекты шестидесяти шуток, приведенных ниже.

Легкость, с которой лишенный чувства юмора стращатель, придав лицу подобающее выражение, посредством необходимой терминологии может убедить неразмышляющую публику, что веселость - почти что богохульство, одна из причин этой ситуации. Но это совсем не означает, что такая нелепица верна.

Недавно у одного известного прелата я наткнулся на "оправдание" отсутствия юмора в религии: он считает, что его аудитория столь тупа, что поверит, будто к христианству надо приходить через страдание хотя бы потому, что "не сохранилось записей о том, что Иисус когда-либо смеялся". Это заблуждение, известное как доказательство на основе нелепых предположении, действительно не оспаривалось его аудиторией. Но вошедший в поговорку мальчик из толпы вполне мог бы поинтересоваться, почему бы прелату не делать все, что, как записано, делал Иисус, в том числе и проклинать...

К счастью, в более современных и, следовательно, лучше документированных системах информации достаточно:

- Я никогда не видел, чтобы кто-то улыбался больше, чем Посланник Аллаха, - говорил Абдуллах, сын Хариса, один из спутников Пророка. Известно, что Пророк Мухаммад обладал хорошим чувством юмора [Caravan of Dreams. London, 1968, p. 23.].

Неизвестно какую религию исповедовал Роберт Дж. Ингерсолл, но в 1884 году он заявил: "Никогда человек с чувством юмора не основывал религии" [Prose-poems and Selection, 1889.]. Как вообще он пришел к такому заключению? Возможно, так же, как и прелат. В таком случае, его способ рассуждений - это действительно "доказательство на основе нелепых предположений".

Давайте рассмотрим некоторые духовные и психологические традиции юмора и отметим, как они работают. При этом, полагаю, мы обнаружим, что истинная причина, заставляющая некоторых лишенных чувства юмора индивидуумов препятствовать исследованию юмора в религии, заявляя, что его там нет или что он с ней несовместим, является их неуверенность в себе: они не осмеливаются вступать в область смеха...

Говорят, что духовные занятия чересчур специализированны, чтобы отдавать их на откуп профессионалам. Это, несомненно, верно, если профессионалы - люди, превратившие эти занятия в отвратительные шарады.

Традиционно, как отмечают подлинные мистики, таких профессионалов, у которых мало понимания, но много одержимости, легко распознать по отсутствию у них чувства юмора. Стоит отметить, что в данном случае под чувством юмора не подразумевается смешливость или смех, вызванный комедиями положения типа падений на арбузной корке. Именно эти две формы поведения чаще всего можно обнаружить у псевдомистиков.

Традиционно суфии используют юмор для шокотерапии, для снятия напряжения и как индикатор ложных ситуаций, он определенно является одним из наиболее эффективных инструментов и диагностических средств.

С тех пор, как мною опубликована серия материалов о мулле Насреддине, общепринято, что я ограничиваю суфийское учение о юморе исследованиями этого персонажа. Мы увидим далее, что адекватное использование шуток можно обнаружить не только в Насреддиновском собрании; с точки зрения юмора современная история эзотерической роли муллы интересна сама по себе.

Некоторые востоковеды, никогда не слышавшие о юморе как об обучающем средстве (хотя в английском, столетней давности, переводе нескольких историй о Насреддине тот упоминается как мастер, обладающий тайной мудростью), естественно, обвинили меня в попытке сфабриковать образ муллы в качестве обучающего персонажа. Конечно, все это "выдумал" я. Вскоре после этого один путешественник, который обосновался в Пакистане и принимал участие в суфийских занятиях по Насреддиновским историям, опубликовал статью об этом в одном межрелигиозном журнале. Когда какой-то журналист упрекнул моих критиков за поспешность выводов, их представитель сказал: "Эта статья, конечно, фальшивка, она, должно быть, написана и помещена сюда самим Идрисом Шахом!"

Сейчас маятник определенно качнулся в обратную сторону, и повсюду появляются люди, пытающиеся доказать, что шутки их собственного производства, на самом деле, содержат мудрость, и я почти каждую неделю принимаю их партиями; и усердно пишутся книги теми, кто пытается нажиться на этой тенденции. Такие люди мало что знают о предмете, но ряду ученых придется решать, как обращаться с этим фактом. Поступая таким образом, эти "писатели" попадут в ситуацию, аналогичную той, в которую попал Насреддин в шутке, где его поймали за кражей овощей.

Удивление

- Так, - сказал садовник, - что ты здесь делаешь? Ведь сад огорожен стеной.

- Меня занес сюда сильный ветер!

- А как морковь оказалась выдернутой?

- Вот так я падал.

- А в мешке что?

- Постой-ка, так и я этому удивляюсь!

Вот тут-то они и удивляются...

Действительно, одним из наиболее замечательных открытий в литературной подаче юмора является так называемое "волшебство фокуса". Каждому знакомо чувство замешательства и жгучего любопытства: "Как делается волшебный фокус? В чем его секрет?" Что ж, вам объясняют. Давление и напряжение тайны вдруг исчезают: нечто убирают, оставляя незаполненный промежуток. В этом основная причина, почему маги обычно отказываются "раскрывать свои секреты".

Когда на лекциях или в книгах объясняют, как работают шутки, для чего они используются или как с их помощью можно развить поразительно эффективные импульсы проникновения, и как они высоко ценятся в подлинных духовных кругах, этот эффект очень ясно заметен в реакциях критиков и публики. Рецензенты пишут, что "это вообще не шутки" или что "вы делаете из мухи слона", или чувствуют, что "объяснения несодержательны, поверхностны". Однако ж, если не поддаваться соблазну объяснять, шутки можно использовать так, что их оценят и одобрят, и оппозиции не возникнет. Почему же? Прежде всего, некоторые наблюдатели явно враждебны с самого начала - выискивая, что бы покритиковать. Но все это не должно нам мешать, так как они, согласно поговорке, потребовали бы "воды помокрее", если бы такое было возможно. Они страдают тем, что я называю "потребностью возражать".